Мы – силы - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 47
- Предыдущая
- 47/129
- Следующая
Почти ночью прибежали старшины всех трех отделений и доложили, что все отделения устроились, дневальные в домах назначены. Дозорные на дорогу будут разбужены в срок. Ханин назначил подъем на восемь. Это была, конечно, роскошь, но уставшие за переход курсанты должны были восстановить силы. Оставив рядом с собой командира второго отделения, Ханин отпустил остальных.
– Что твои говорят? – спросил он у комода.
Тот помялся и переспросил:
– Тащ командир, я не понимаю…
– Я спрашиваю, каково состояние твоих бойцов.
Комод посмотрел назад, будто мог увидеть свое отделение, а повернувшись, сказал:
– Устали. Все устали. Даже по вам, виноват, видно… Особенно сегодня после захоронения. И страшно. Никто не показывает, но многих просто трясет от страха.
– Как зовут?
– Полейщук.
– А имя?
– Александр.
– Саня, значит…
– Так точно.
– Чего они боятся?
– Да всего… И что бандиты могут всех перерезать, а у нас даже оружия нет. Да и куда идем – непонятно. Вон, трупы валяются… А дальше-то, наверное, еще хуже будет. Нет, чтобы, там, сбежать, как эти двое, никто, конечно, не говорит, но и дальше идти не хотят. Мало ли на кого напорются. Хочется уже к своим прибиться.
Ханин посмотрел на него, а потом снова устремил взгляд во тьму ночи.
– Ой, смотрите, тащ командир, вон туда.
Старший лейтенант посмотрел, куда показывал взволнованный курсант, и заметил чуть видимую в темноте искорку. Как ни приглядывался Ханин, не смог определить, что это такое и какое до него расстояние.
– Что это?
Ханин пожал плечами:
– Может, деревня. Может, еще что… Запомни направление. Завтра ты со своим отделением и со мной пойдете на разведку. Все ясно?
– Так точно.
– Все… Спать.
Курсант ушел, а Ханин еще постоял, послушав, как тихонько переговариваются часовые. Сделав им замечание, он направился в дом, где расположилось первое отделение.
Утро получилось слегка суматошное. Пока оголодавшие курсанты готовили и завтракали, Ханин умылся и почистил зубы найденной щеткой и почти высохшей пастой. Побрился. Посмотрев на себя в зеркало, он нашел, что достаточно сильно осунулся за последний месяц. Решив себя взбодрить, он разделся догола и вылил на себя полведра холодной колодезной воды, натасканной курсантами. Весь намылившись, он со скрежетом зубов и замиранием вдоха ополоснулся остатками из ведра. Долго растирался и, чертыхаясь, влез в грязную форму. Драные носки он надевать не стал, а просто выкинул их в траву рядом с забором, у которого ополаскивался. Зашел в дом и, собственно без стеснения обыскав шкафы, присвоил себе чистые носки и нижнее белье.
Появившись на завтраке курсантов во дворе соседнего дома, он застал взвод дико потрепанным и спустя несколько минут выяснил, что произошла банальная драка. Выделив четырех зачинщиков, сильно помятых, с разбитыми губами и видом несправедливо обиженных, он допросил их. Выяснилось, что кто-то из второго отделения, они так и не сказали кто, поутру стырил из запасов взвода три банки тушенки и тихо «заточил» их. Судя по тому, что четверо были достаточно сильно разгневанными и раздосадованными, Ханин решил, что драться этим четверым пришлось с целым отделением.
Не поясняя своих указаний, Ханин приказал этим четверым получить у комода провиант на двое суток, а им самим озаботиться поиском ножей в домах.
Даже не зная, что предположить, курсанты ушли выполнять приказ.
Сам Ханин успел и позавтракать, и покурить, прежде чем провинившиеся появились. Не соблюдая никаких условностей, один из курсантов спросил:
– Вы, что, нас изгнать хотите?
Ханин, ухмыльнувшись и потушив окурок, ответил:
– Нет.
– А тогда зачем же… – курсант осекся под взглядом старшего лейтенанта. – Виноват!
Ханин отвернулся от него и крикнул Полейщука. Комод второго отделения будто и не уходил никуда, появился сразу и доложил, что его отделение готово к выходу.
– Отставить. Они остаются здесь. А ты, Саня, берешь вот этих орлов, – Ханин указал на ничего не понимающих курсантов с поставленными у их ног сумками и пакетами, – и через полчаса на дозорном посту ждете меня. Да… и это… найди себе тесак какой. Мало ли, пригодится.
– Есть, – ответил Полейщук. Оглядев «комнатных орлов», он сказал: – Пошли, пацаны, на пост.
– А ножи? – услышал вопрос Ханин, уже отходя.
– Эх вы, господин старший лейтенант, все умные уже давно обзавелись.
Ханин, не оборачиваясь, только головой покачал. Он, значит, не умный. Будем исправляться.
Спустя минут пятнадцать он подошел к дозорным, возле которых уселись в теньке пятеро курсантов, и сказал:
– Старшим остался командир первого отделения. Он все знает, что надо делать. Если что, на доклад к нему. Все ясно?
– Так точно, – ответили дозорные и еще долго провожали взглядом удаляющуюся группу.
Ханин сделал привал спустя только два часа перехода. Изнуренные жарой курсанты нашли тень в сиреневых кустах на обочине и залегли там. Ханин тоже с удовольствием растянулся в теньке и стал слушать неторопливый разговор курсантов.
– Да ты скажи ему… – негромко проговорил один из провинившихся.
– Да пошел ты… – незлобиво ответил ему другой и стал с шипением снимать обувь. – Во, смотри. Лопнула…
– Ну, теперь точно до крови разотрешь…
Полейщук, лениво повернувшись, сказал:
– Задник отрежь. Или вот что… Ты это… обрежь верх гадов, а задник подогни. Ну, чтобы типа тапок что-то получилось. Только шнурки-то не режь, идиот. Да так, примерно. Когда стоишь, то не видно, что они обрезаны. Вот, подгибай теперь. Попробуй пройдись.
Курсант поднялся и сделал пару шагов. Подпрыгнул на месте и снова завалился в тень. Первый спросил, мол, как.
– Нормально, – довольно отозвался второй.
Пятнадцати минут хватило всем четверым, чтобы изуродовать обувь под молчаливое невмешательство Ханина. Сам Полейщук, похоже, сделал это раньше, так как только советовал, но свою обувь не снимал.
– Санек, – позвал Ханин комода спустя пять минут.
Тот поднялся и встал над лежащим Ханиным:
– Я здесь, товарищ старший лейтенант!
Ханин сел и, прищуриваясь, сказал:
– Если эти орлы в твоих тапках не смогут бегать, я тебе пятки вырежу. Понятно, модельер?
– Так точно! – ответил, нисколько не испугавшись, Полейщук, видя, что Ханин совершенно на него не сердится.
– Все… Встали, – сказал Ханин, подавая пример.
Он уже хотел было скомандовать идти за ним, но в это время раздались выстрелы, и команда замерла в его горле. Он настороженно прислушался, пытаясь определить, откуда были выстрелы и как до них далеко. Курсанты, уже давно распластавшиеся на земле, не спешили подниматься, слыша такое. Снова выстрелы, на этот раз очередь из автомата. Ханин, поняв, что стреляют не по ним, не стал пригибаться. Направление он определил точно. Оно совпадало с их маршрутом движения. А вот расстояние… С этим было сложнее.
Оглядевшись, он решил уводить своих в лес, тянущийся вдоль дороги на небольшом отдалении. Пригибаясь, они достигли леса и, только углубившись в чащу, перевели дух.
А выстрелы теперь звучали все чаще и чаще. Новые голоса вплетались в рявкающую музыку перестрелки. Пистолеты, ружья, автоматы – что только ни звучало в этом хаосе. Опасаясь шальных пуль, Ханин приказал своим залечь за стволами, а сам стал смотреть на дорогу.
Спустя минут десять все разом стихло, и Ханин, подняв курсантов, повел их лесом, предупредив, чтобы те были готовы бежать. А про себя подумал, что, наверное, он не совсем пошутил насчет пяток Полейщука.
Но и спустя полчаса они ничего и никого не обнаружили. Сколько ни внюхивался Ханин, но даже запаха пороха он не почувствовал. Не спеша и осторожничая, они шли по лесу, всматриваясь и вслушиваясь. Солнце, пробивающее лесной покров насквозь до самого подлеска, пятнистым узором скользило по напряженным спинам курсантов и их командира.
Так осторожно они продвигались еще полчаса.
- Предыдущая
- 47/129
- Следующая