Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович - Страница 50

Телефон работал хорошо. Было слышно, как на том конце провода спросили:

— А санкция прокурора есть? На постановлении?

— Я, право, и не смотрел… Я думаю: «Если что — из райкома бы позвонили!» Я весь день на месте!

— А ты посмотри!

— Сейчас… — Секретарь нагнулся, достал из корзинки для бумаг мятый листок. — Вот оно — передо мной… — Он расправил бумагу. — Так… «Постановление на обыск»…

— В левом углу! Должно быть написано: «Обыск санкционирую. Прокурор…» Подпись и печать.

— Есть! «Московский транспортный прокурор!..»

— Тогда ничего не поделаешь! — был ответ.

Секретарь бросил трубку.

— Что искать–то будете? Все перед вами!

Кроме сейфа, стульев, письменного стола и второго — приставного, — в парткоме ничего больше не было. Вдоль стен висели в рамочках портреты членов Политбюро, графики соцсоревнований, агитация — «XXVII съезду партии — достойную встречу»…

— Пригласи понятых… — распорядился Качан.

Младший инспектор вышел и тут же вернулся с делопроизводителем и другой женщиной. Дальнейшее заняло всего несколько минут. Женщины стояли ни живы ни мертвы.

— Сейчас тут будет произведен обыск. Вы приглашены в качестве понятых…

Качан зачитал постановление.

— Распишитесь в том, что оно вам объявлено.

Секретарь поставил нелепую закорючку, отбросил в сторону шариковую ручку.

— Ищите! Кожу, обувь, клей… Но если не найдете, знайте! За позор… За клевету…

— Ключи от сейфа! — приказал Качан.

Секретарь бросил связку на приставной стол — широкий, размером в двухспальную кровать.

— Пожалуйста!

Качан открыл сейф. В огромном стальном ящике не было ничего, кроме папок с протоколами партийных собраний и партбюро.

— Можешь все забирать! Доволен, сукин сын?

Сбоку, внутри сейфа, имелось потайное отделение, к нему полагался особый ключ. Качан протянул руку:

— Ключ от маленького ящика!

Секретарь и в мыслях не связывал содержание ящика с обыском. То, что в нем находилось, не имело отношения ни к обувной фабрике, ни к партийной организации. Только глубоко личное. Сокровенное.

— Быстро!

До секретаря вдруг дошел смысл происшедшего. Он рухнул на колени:

— Ребята! Не губите!

Трасса заканчивалась за Кольцевой автодорогой. «Тойота» сбавила скорость. На обочине за скоростником один к одному подстраивались «дальнобойщики», рефрижераторы, «КамАЗы». Приезжавшие в Москву устраивали тут ночевки и дневки. Заготовители отстегивали хозяевам овощебаз, которых представлял Иван Ефимович. Скоро и сам он должен был появиться тут на своей развалюхе. Предметный урок, данный Лейтенантом, не мог не пойти впрок. Предполагалось: Команда на днях получит тут свой рэкет. Настроение Лейтенанту портило лишь поведение сотрудников линейной милиции, остановивших их на трассе.

— Железнодорожники! Похоже, пасли… Гаишник ни одну машину не дернул! Только нас!

Карпухин и Кабан молчали. Лейтенант мысленно перебрал события последних дней.

«Ничего не происходило… Никто не засветился! Все на глазах!»

Рэкет, которым они занимались, в конечном счете был безопасен. Обманутые спекулянты платками в милицию не обращались. Если бы их вызвали в контору, наверняка все бы отрицали. Собственная свобода дороже! Деньги это давало немалые. Треть причиталась владельцу платков — Хабиби и Карпухину Косте — водителю. Они подыскивали покупателей, вели переговоры, доставляли товар. Еще треть Лейтенант оставлял у себя. В эту сумму входил и общак. На адвокатов, лекарства, врачей; на подогрев в тюрьме, на помощь родителям — если фортуна вдруг обернется задом. На похороны и поминки. Больше никому не отстегивали. В том числе и Афанасию, державшему это направление.

«Москву делили без меня — я в это время тянул срок. Раз так — раздел этот ни к чему меня не обязывает…»

От Белой чайханы, охранявшей своих, он тоже пока уходил благополучно.

«Никто пока еще не сел на хвост…»

Остальные деньги делила Команда.

Проехали еще пост ГАИ. «Тойоту» менты пропустили спокойно. Дорогая машина становилась порой лучшим пропуском.

Лейтенант продолжал анализировать: «Вроде никаких причин…»

Он включил музыку. Кабан дремал сзади, откинувшись на подушки. Константин не отрывал взгляда от дороги. Было еще рано, но водитель спешил: ему следовало еще пересесть в такси, везти Хабиби на переговоры с новыми покупателями. Вечером предстоял очередной разгон.

«Никто чужой не знал про Тулу! Только свои! Никаких дел у меня с линейной милицией! Сто лет не был на вокзалах!»

Внезапно Лейтенант вспомнил: «Пай–Пай! Он утром с поезда!»

Кафе было маленьким, уютным, оно примыкало к ресторану «Цветы Галиции» — шумному проходному двору, наполненному приезжими, скверной едой, пьяными официантами и ментами. Лейтенанта и Кабана в кафе знали. Отстранив вышибалу, ни на кого не глядя, молча протопали в зал. Мэтр — бандерша, обожавшая переднички под «десятиклассницу» и ленты в косицах, кинулась к ним со всех ног:

— Совсем забыли меня, мальчики!

В кафе обычно заходили избранные. За плотно закрытыми шторами с улицы невозможно было ничего рассмотреть — за этим тщательно следили. Таблица «Мест нет» фактически никогда не снималась.

— Штрок тут? — спросил Лейтенант.

Штрок был одним из советников.

— В кабине… Голодные?

— Как волки!

— Девочки! Ася!

Официантка — красавица бурятка, выпускница университета, с худыми бурятскими ногами — бросилась в кабину принимать заказ.

— Из мясного — ромштексы, отбивные, эскалопы, котлеты по–киевски…

— Отбивные.

— Водочки? Из холодильника, с наледью…

— Нарзан! Закуску легкую…

Официантка прилежно записала.

— Ну, как? — Штрок — тоже аккуратный, с платочком в верхнем кармане, в галстуке, — выглядел как пародия на Лейтенанта.

Только слепой не догадался бы, что он только–только от хозяина…

— Трудно сказать, Витек…

Хорошенькая буфетчица отодвинула занавеску.

— Цветочки не желаете, мальчики? Будете дарить девочкам!

Лейтенант достал деньги.

— Отнеси их мэтру!

— Поняла!

Она мигом исчезла. Бурятка уже тащила на стол икру, свежие овощи, ветчину — всякую муру.

— Нормально? — уточнил Штрок.

— Не совсем. Сегодня будет работа. Но сначала надо переговорить с Пай–Паем… Есть вопросы.

Пай–Пай появился минут через сорок — невозмутимый, скупой на слова. Бросил куртку на стул.

— Жара!

Ему не ответили. «Что–то случилось…»

Он взглянул на Лейтенанта. Тарелка перед ним была чистая — он почти не ел.

— Беда?

— Нас зацепили на трассе, — Лейтенант хрустнул сплетенными пальцами. — Переписали.

— Бывает!..

— Ты не понял — нас ждали!

Пай–Пай подумал.

— Может, в Туле что–нибудь?

— Железнодорожная контора! Железка! Но мы–то не ездим! — Лейтенант показал вкруг стола. — За нами — все чисто!

— Имеешь в виду меня?

— Ты утром с поезда! Тебя могли пасти! И ты привел их к машине… — Лейтенант был смышленый мужик.

— Вряд ли… — Пай–Пай помотал головой.

Несмотря на ранний час — обеденное время, в зале забренчало пианино. Для Лейтенанта специально местный мальчик давал попурри из любимых его мелодий: «Мужчина и женщина», «Шербурские зонтики», «Однажды в Америке»…

Лейтенант обернулся к Кабану:

— Встань у занавески.

Здоровяк поднялся, Лейтенант кивнул Пай–Паю.

— Показывай, что у тебя есть. Клади на стол.

— Отвечаешь за это? — Безо всяких оснований закон запрещал такое в отношении вора. Тем более в присутствии мужиков.

Лейтенант не ответил. С ним их было трое. Против одного. Пай–Пай полез в карманы. Ключи. Ксива. Бумажник. Таблетки — колеса. Нехитрое имущество вора.

— Все!

Бурятка хотела войти. Ее не впустили.

— Снимай с себя!

Пай–Пай скинул все, остался в плавках. Лейтенант заставил снять и их. Встряхнул. Сжал в ладонях. Пай–Пай — голый, с цепочкой на шее, с крестиком — следил за ним. Он не произнес ни слова. Лейтенант приказал нагнуться, придвинул к свету. В прямой кишке ничего не было.