Нечаянный тамплиер (СИ) - Ангелов Августин - Страница 43

Сарацины, охраняющие караван, засуетились, спешно вытаскивая оружие. Но, проезжие рыцари совсем не собирались нападать на караван и освобождать пленных христиан. Они могли бы и просто проехать своей дорогой, если бы Адельгейда не начала громко кричать по-немецки, призывая на помощь. Тогда всадники остановились, и трое из них спешились. Седой высокий человек, судя по важному виду, был главным у них. А за ним шли двое телохранителей.

Он подошел к клетке, в которой сидела Адельгейда, и спросил девочку, кто она и откуда. Особое внимание немолодой мужчина обратил на герб, вышитый на ее платье. После чего важный немец подозвал караванщика и долго говорил с ним на языке сарацин, наверное, торговался. А потом немец и караванщик договорились, и седой отсчитал толстяку довольно много золотых монет. После чего купец-караванщик заулыбался, замок на решетке открыли, и Адельгейду выпустили на свободу. А француженки, которые не хотели с ней дружить, так и остались сидеть внутри клетки. Они плакали, скулили и звали на помощь, но выкупать их из плена немцы не собирались.

— Я Вильгельм фон Гетцендорф, посол ордена святой Марии Тевтонской, — представился седой благодетель. Так Адельгейда и познакомилась с немецким послом. Ее усадили на рыжую лошадь. И посольский отряд тронулся в сторону замка Тарбурон и немецкой общины, которая жила в долине, охраняемой этой крепостью.

Глава 23

В долине Генц, как немецкая община называла место своего проживания неподалеку от замка Тарбурон, к Адельгейде отнеслись очень гостеприимно. Ее взяла к себе зажиточная семья Мюллеров. То были братья-бюргеры Пауль и Ганс, которые владели большим оливковым садом, маслодавильней и водяной мельницей. В семье имелось пятеро мальчиков и четверо девочек. Причем, половина детей уже выросли и, став взрослыми, помогали родителям. Адельгейду сразу приютили и накормили. Младшие дети приняли ее, как родную, а фрау Марта, жена Ганса, заботилась о ней, как о собственной дочери.

Посол тоже остановился в большом доме у Мюллеров, потому что это и была самая зажиточная семья в немецком поселении. Сидя на просторной веранде, Вильгельм фон Гетцендорф вел какие-то беседы со многими посетителями, которые часто приезжали к нему. И то были разные сарацины. Посол знал сарацинский язык и подолгу разговаривал с этими людьми. О чем они говорили, Адельгейда понять не могла. Но, жители перешептывались между собой, что посол пытается договориться с сарацинскими правителями о мире, чтобы можно было платить налоги в казну султана и спокойно жить дальше на этом месте.

В долине Генц текла размеренная жизнь, хотя снаружи нее по всему Леванту шла война. Когда Адельгейда приехала в долину вместе с послом, замок Тарбурон все еще занимали госпитальеры. Они иногда спускались в немецкую деревушку, чтобы пополнить что-нибудь из своих запасов. Но, как слышала Адельгейда из разговоров, бойцов в замке оставалось совсем немного. Тем не менее, пока замок охранялся госпитальерами, жители долины чувствовали себя в безопасности.

Дни шли за днями, и однажды к долине Генц подошла сарацинская армия. Отряды Бейбарса устремились на приступ Тарбурона. Сарацинское войско оказалось очень многочисленным, и вскоре замок пал. Сарацины разрушили стены и вывезли все тела убитых рыцарей ордена, чтобы получить за мертвецов выкуп. Жители долины собрали ополчение, но медлили вступать в бой. Наблюдая, как враги расправляются с госпитальерами, они оставались за стеной палисада.

Немцы молча стояли возле палисада, вооружившись, но не вмешиваясь, в то время, пока враги штурмовали замок госпитальеров у входа в долину. Вильгельм фон Гетцендорф, забравшись на палисад, напрасно кричал сарацинам, что достигнуты договоренности, и сам Бейбарс разрешил немецкой общине проживать в этом месте. Но, витязи, к которым обращался немецкий посол, не слушали его. Они жаждали крови и трофеев. Покончив с рыцарями госпиталя, они обратили все свое внимание на калитку в палисаде. Впереди вражеского отряда были и люди, которые выглядели, как христиане.

Гетцендорф кричал что-то одному из них, высокому голубоглазому блондину, на сарацинском наречии, но тот ответил по-немецки:

— Ты прав, старик. В молодости я звался Вальтер Геринг и состоял в тевтонском ордене. Но, я принял ислам. И сделался военным командиром Бейбарса в Галилее, а зовут меня теперь Селим Аль-Даби.

— Здесь немецкая община, которая платит налоги Бейбарсу. Мы сохраняем нейтралитет, потому и не стали защищать госпитальеров, — пытался увещевать предателя посол.

На что перебежчик проговорил:

— Приказываю вам открыть калитку в своем палисаде и немедленно выдать всех франков. И тогда мы не тронем вас.

Немецкий посол крикнул чужакам:

— Говорю вам, здесь нет никаких франков, а только немцы. Даю вам слово рыцаря.

Витязь в шишаке, украшенном павлиньими перьями, засмеялся:

— Ишь ты, рыцарь дает нам слово. Да известно нам, сколько стоят ваши слова.

— Я посол ордена святой Марии Тевтонской. И словами не разбрасываюсь. Я уполномочен вести переговоры о мире и обмене пленными. Раз я говорю, что есть договоренность с Бейбарсом насчет этой долины, значит, так и есть, — возразил Гетцендорф. И добавил:

— Вот, у меня в руке пергамент с печатью вашего правителя.

— Ты что-то путаешь, старик. Мне никто не докладывал ни о каких договоренностях, — сказал вражеский командир-коллаборационист. И, плюнув с высоты своего огромного коня возле калитки палисада, прокричал:

— Последний раз приказываю тебе, посол ты или не посол, именем султана Бейбарса, открыть эту калитку. А дальше мы разберемся, что делать с франками, которых вы тут укрываете.

— А я последний раз говорю тебе, Геринг, что здесь только немцы, и больше никого нет, — произнес Гетцендорф.

— Значит, вы отказываетесь сложить оружие и пропустить войско Бейбарса внутрь долины? Раз так, то вы самые настоящие мятежники. О каком мире с вами тогда можно говорить? — крикнул Вальтер Геринг.

— Ты можешь заехать внутрь сам и убедиться, что франков мы не прячем. Я готов впустить тебя за палисад. Можешь взять с собой двух-трех всадников, — сказал посол.

— Я так не думаю. Нет никакой гарантии, что вы не перебьете нас со спины, — проговорил Вальтер.

— У меня тут мало воинов. Зато много детей и стариков. Не в наших интересах набрасываться на вас. Но, если вы попытаетесь ворваться в долину силой, мы будем защищаться до последнего, — предупредил посол.

— Что ж, тогда вы все умрете, — сказал Вальтер Геринг, который теперь сделался Селимом Аль-Даби.

Он подал знак, и со стороны сарацин полетели стрелы. Адельгейда наблюдала за происходящим вместе с младшими детьми Мюллеров, забравшись на чердак довольно высокого здания мельницы. Возле палисада началась битва. Конечно, сарацин было намного больше. Они снесли калитку невысокого палисада и прорвались внутрь. Но, ополчение во главе с рыцарями посла еще какое-то время отбивалось.

А сам посол бился впереди всех, пока ему не отрубили правую руку. Потом его схватили враги и поволокли к позорному столбу, к которому, обычно, привязывали нерадивых батраков, набранных немецкими поселенцами из тех же сарацин, чтобы они постояли там денек на солнцепеке и подумали о своем поведении. Сарацины быстро приколотили к столбу перекладину из какой-то доски, подобранной поблизости, и распяли старика для устрашения жителей, потому что сражение все еще продолжалось. Адельгейда видела с чердака, как один из батраков, работавших у Мюллеров, метнул в грудь Вильгельму фон Гетцендорфу кинжал, прекратив мучения старика.

После гибели орденского посла, ополченцы отступили к мельнице и еще какое-то время бились на берегу ручья. Но, вскоре сарацины перебили их всех. Мужчины из деревни и несколько посольских рыцарей продержались против сарацин совсем недолго. Уже скоро враги врывались в деревенские дома, насиловали женщин и убивали стариков. А уцелевших детей они начали сгонять во двор мельницы.