Белая как снег - Бьорк Самюэль - Страница 64

– Хорошо. То есть вы вычеркиваете Хельмера из дела, или?..

– Нет, не совсем.

– Почему же?

– Франк Хельмер неоднократно был пациентом психиатрической клиники Гаустад.

– И почему это важно?

– Это подходит под описание нашего преступника. И временной отрезок между убийствами в Швеции и Норвегии совпадает. Мы полагаем, что преступник мог лежать в какой-то больнице…

– Снова вилами по воде, но почему?

Мунк наклонился и приложил палец к газете.

– Вот этот человек.

– Ах да, – вздохнула Драйер. – Он есть в моем списке, вы же отправили сотрудника в Кристиансунн? И он даже не смог добыть нужную информацию. Пришлось это делать «ВГ». Послушайте, Мунк…

– Это моя вина. Сотрудник уже уволен.

Она внимательно посмотрела на него, словно оценивала, правду ли он говорит и способен ли вообще принимать такие решения.

– Ладно, хорошо. Но послушайте, Уле Гуннар Сульшер? Вы же понимаете, какой цирк из этого устроили газеты? Выставили нас полными идиотами.

– Да, понимаю. Но эту информацию было важно проверить.

– Потому что?..

– Двое мальчиков дали описание преступника – они видели его на футбольном поле на участке Финстад. Он хромал. И сказал, что травма помешала его профессиональной футбольной карьере.

– И вы в это поверили?

– Это необязательно, но стоит пойти по всем следам, и это единственные свидетельские показания, которые у нас были.

– О’кей, и они привели вас – точнее «ВГ» – к этому человеку?

– Да. Рогер Лёренскуг.

– И где он сейчас?

– Он мертв. Самоубийство.

Снова покачав головой, Драйер положила папку на стол.

– Так что у вас есть, Мунк? Только ерунда? Игрушки? Вымышленные истории про волков и полнолуние и старые товарищи легендарных игроков в футбол, которые сначала хромают, а потом кончают жизнь самоубийством? Нет, так не пойдет. Я хотела спросить вас, каким образом в дело попал грабитель банка на инвалидной коляске, как будто он стоял в лесу, где вы нашли тела, но, думаю, услышала уже достаточно.

– Если бы вы только…

Она подняла руку и откинулась на спинку кресла.

– Буду откровенна с вами, Мунк, вы мне не нравитесь. И никогда не нравились. Не только потому, что ведете себя как самоуверенный наглец, но и потому, что не уважаете начальство. В моем управлении нет места для таких, как вы. По моему мнению, вы опозорили нас перед всеми. Но…

Она сняла очки и вытерла их лежавшей на столе тряпочкой.

– Я посмотрела ваше досье, у вас удивительно высокий процент раскрываемости за последние годы, почти сто процентов, поэтому…

Она надела очки на нос.

– У вас есть тридцать секунд, чтобы переубедить меня. Почему я должна позволить вам продолжить работу? Почему мне не нужно поднять трубку, чтобы позвонить в Крипос?

Мунк наклонился вперед. Повернул две газеты так, чтобы она видела.

– Рогер Лёренскуг. И Франк Хельмер. Оба с психическими проблемами. Оба лежали в психиатрической клинике Гаустад. Неоднократно. В одно и то же время.

– И почему это важно?..

Он сдержал гнев и пожал плечами.

– Кто-то выдает себя за Франка Хельмера. И одновременно притворяется Рогером Лёренскугом. Думаете, это совпадение?

Она промолчала, сидя с прямой спиной в своем кресле.

– Вы уже были в больнице?

– Как раз еду туда. Меня ждет машина.

Ее лицо выражало недоверие.

– Даю вам два дня. И на этот раз жду отчеты о каждой мельчайшей детали, это понятно?

– Сделаем, – кивнул Мунк.

Она махнула ему рукой.

– Хорошо. Можете идти.

Мунк встал, засунул в рот сигарету.

И не закрыл за собой дверь.

Во время встречи Камилла думала, что сидевший напротив человек сошел с ума. Что он обманывает ее. Поначалу она была уверена, что он говорит все это только для того, чтобы она почувствовала себя лучше – так ведь обычно делают в больницах.

Все хорошо, Камилла.

У вас прогресс налицо, Камилла.

– Я нашел вам работу, Камилла. Хотите? Снова влиться в общество.

Она? Работать?

В тот день, выйдя из поликлиники, Камилла порхала на крыльях счастья.

Она никогда раньше не работала.

Закончила школу в шестнадцать лет и с тех пор находилась в системе.

В больнице.

Четыре года.

Хотя вообще-то так не должно быть, в Гаустад не клали на лечение на четыре года. Раньше да, людей привязывали кожаными ремнями к кроватям и делали лоботомию. В этом же помещении. Которое теперь стало ее домом. Ну, не домом, конечно, а просто местом для жизни, когда голоса в голове мучили ее.

Четыре года.

Сонные дни с таблетками, каждый раз новыми. Поначалу она еще боролась с этим, а потом сдалась. Потому что они помогали, по крайней мере, когда эти лица говорили в ее голове. Они постоянно плакали, а иногда кричали во весь рот, заставляя ее делать то, что она совсем не хотела.

Когда таблетки переставали помогать, Камиллу запирали в отдельной комнате. Теперь это не называют изолятором. Говорят «отделение безопасности», вот как это сейчас зовется, для ее собственной безопасности и для безопасности других. И она какое-то время проводила там, пока врачи не выясняли, почему это произошло, и давали ей новые лекарства.

И она возвращалась в отделение.

В туман.

Бродила по коридору.

Ничего не ощущая.

Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, одни и те же велюровые шторы, белый матрас, фотография милой собачки, которую Камилла вырезала из журнала, бутерброды на завтрак, каждый день одинаковые. Они как будто следили за тем, как она ест, о, какая молодец, вот тебе немного сока, октябрь, ноябрь, декабрь.

А потом.

Однажды.

Ей, конечно, следовало бы знать его имя, ведь он всегда помогал ей во всем.

Эгиль?

Нет, не Эгиль.

Что-то похожее.

На «э».

Камилла очень плохо запоминала имена.

Она где-то читала, что есть болезнь, не такая опасная, как остальные, а незначительная и безобидная.

Дислексия запоминания имен.

Не такая, как были в ее карте.

Множество.

Листы исписаны вдоль и поперек.

Ты.

Никогда.

Не выздоровеешь.

Написали бы так, да и все.

Закончим на этом здесь и сейчас.

Избавим всех от беспокойств.

Но потом пришел этот врач. Новичок в отделении. Он считал иначе, чем все, кто были до него. Он прописал ей новые лекарства. Точнее не так, она стала принимать меньше таблеток, чем раньше. Потом еще меньше, пока наконец не избавилась от них полностью, и всегда приходил этот доктор, приводил с собой других – кудрявую женщину и еще молодую девушку в фиолетовых очках, опять беседы, но по-другому, и вот произошло чудо.

– Мы нашли вам квартиру, Камилла. И со следующей недели я перенаправляю вас в поликлинику, будете приходить туда время от времени, как вам такая мысль?

Э-э-э…

Что?!

В первые дни она, конечно, была до смерти перепугана, одна в большом мире, но, к счастью, больница находилась поблизости, и Камилла могла вернуться, когда захочет.

И вот, спустя несколько месяцев.

Хотите, Камилла?

В «Rema 1000»[24].

Ее первая работа.

Они звонили сегодня.

Теперь почти каждый день.

– Через тридцать минут привезут товары, Камилла, можете подойти?

Конечно же может. Поначалу она и там нервничала, неоднократно пыталась развернуться и пойти домой, но ноги словно сами несли ее туда, хотя разум отказывался и не хватало духу.

Первые дни она просто заставляла себя.

Стажер.

Она носила бейдж с этим словом. Темно-синяя футболка с надписью «REMA» и немного тесные штаны в том же цвете. Камилле нравилась ее форма. Сначала девушка подумала, что она будет выделять ее в магазине, что это будет напоказ, и она спросила об этом начальницу.

Как там ее звали?

Берит?