Революция - Валериев Игорь - Страница 33

После третьего штурма прошло более двух часов, пока англичане не пошли в следующую атаку. За это время за гребень спустили еще десяток убитых и столько же раненых. Один из фельдшеров отряда оказывал раненым первую помощь, а четверка коноводов готовила для них конные носилки. Убитых повезут, просто перекинув через спину лошади, привязав к седлу. Конной тяги должно было хватить на всех, так в Хороге взяли много заводных.

Во время четвертой атаки англичане дошли до второй линии растяжек, и только после этого обратились в бегство. Хотя некоторые все же добрались до позиций казаков, где завязались схватки между шашкой и штыком на винтовке. Как правило, выигрывала шашка, но только за счет мастерства казаков.

В этом бою погиб подпоручик Григорьев Кирилл Александрович, к которому Баштырев испытывал отцовские чувства. Молодой офицер, как и Владимир Валентинович был из учительской семьи, в службу вступил нижним чином в 1898 году. Через год поступил в Тифлисское пехотное юнкерское училище, который окончил в 1902 году по 1-му разряду и для дальнейшего прохождения службы прибыл в Памирский отряд.

Тело Григорьева лежало на краю оборудованной стрелковой позиции, накрытое накидкой чадар, которую отдал Нехорошев. На подпоручика во время последнего штурма выскочил обезумевший сипай, но даже в своём безумии индус оказался более подготовленным бойцом. Кириллу бы выстрелить из револьвера, там ещё оставалось два патрона, Баштырев потом проверил, но молодой подпоручик достал саблю и проиграл, получив штык в грудь. Хорошо, хоть умер мгновенно, сипай попал точно в сердце.

Баштырев добрался до правого фланга, где позиции для себя оборудовали «преторианцы». Без этих двоих последняя атака могла бы закончиться для противника успехом, их просто смяли бы сипаи, пройдя по собственным трупам. Противник ворвался бы везде на позиции казаков и стрелков, разорвав их на части из-за численного превосходства. Но фланговый огонь из двух пулемётов плюс растяжки не дали британцам, точнее британским индусам, занять перевал.

Сейчас Нехорошев легко раненый в руку и ногу уже перевязался и, пока была передышка, набивал ленты к Максиму. Вид у него был такой, как будто он побывал в аду — большую часть лица покрывала настоящая корка из грязи, запекшейся крови и осевших пороховых газов. Его экспериментальная форма во многих местах порвана и испачкана грязью вперемешку с кровью. Галковский в соседней ячейке, протиравший от пыли Мадсен, выглядел не лучше. Хорошо, хоть ранен и легко он был только в предплечье.

— Сколько у вас патронов еще осталось? — спросил обоих «преторианцев» Баштырев.

— Мало, Владимир Валентинович. Думаю, даже ещё на одну атаку не хватит, — мрачно ответил Нехорошев.

— И сколько всё-таки?

— У меня пять лент, считая эту, — Николай приподнял набиваемую.

— У меня столько же полных магазинов на тридцать патронов и к винтовке с оптикой два десятка осталось. И, всё! — сдирая с брови над правым глазом образовавшуюся коросту, произнёс Галковский.

«Хреново. У других такая же картина, и растяжки закончились. Так что следующая атака станет для нас последней», — с какой-то обреченностью подумал Баштырев.

— Я что думаю, Владимир Валентинович. Уходить отряду надо. Оставить человек десять с пулемётами в прикрытии и уходить. Хоть кто-то да спасется. Тех, кто может вести бой, сколько осталось? — оторвал от мрачных мыслей штабс-капитана обычно молчащий Нехорошев.

— Чуть больше полусотни, — автоматически ответил Баштырев.

— Ну, значит, половина отряда и выживет. А так все здесь ляжем. Ещё полчаса-час и англичане вновь пойдут в атаку. Они в этом отношении упёртые. Мы с Михаилом решили остаться. Надо ещё семь человек на два Максима и Мадсен. А остальные пускай в темпе уходят. Минут двадцать-тридцать мы продержимся, так что час на отрыв у отряда есть. Да и не думаю, что англичане преследовать остатки отряда будут. Им перевал только занять, а потом со своими убитыми разобраться надо будет. Плюс дождаться подхода ещё двух полков. Мы же их серьезно проредили. Сотен шесть-семь положили, — Николай кивнул на склон, буквально заваленный телами убитых индусов и британцев, а Галковский согласно кивнул головой.

Михаил Матвеевич в этом бою Баштырева удивил. Те моменты во время атак противника, когда штабс-капитан видел вольноопределяющегося, заставляли задумываться, есть ли нервы у этого человека. В бою Галковский действовал, как какой-то бездушный механизм: менял позиции, засовывал в винтовку все новые и новые патроны, прицеливался и стрелял. Если в повседневной жизни Михаил был балагуром и шутником, резким в движениях, то во время боя он не спешил и не тратил зря патронов. Каждый его выстрел означал труп на стороне противника. Выстрел — труп, выстрел — труп. И даже, когда сипаи во время третьей атаки подобрались к его позиции чуть ли не в плотную, он просто сменил винтовку на пулемёт Мадсена, убитого в соседней ячейке стрелка, и также неторопливо одиночным огнём начал уничтожать противника. Получив ранение, Михаил продолжал невозмутимо стрелять из пулемёта, будто не чувствовал боли.

Нехорошев же во время боя из неторопливого тюфяка наоборот превращался в агрессивного и эмоционального бойца, который сыпля проклятиями в адрес противника, уничтожал его пулемётным огнём, ворочая пулемётом, будто тот ничего не весил.

Эти мысли пронеслись в голове Баштырева, вслух же он произнёс:

— Значит… Значит, и я останусь здесь. Пойду сотнику Карпову передам командование, и пусть он уводит людей.

Последний, решающий вал накатился, как и предполагали где-то через час. На позициях остались три пулемёта Максима и два Мадсена, штабс-капитан, два «преторианца» и ещё семь бойцов из пулеметной полуроты. Все они понимали, что остались здесь умирать, чтобы спаслись остальные.

Англичане густыми цепями вновь устремились вверх, к гребню перевала. Вновь открыли огонь орудия и батальон Королевского полка. С нашей стороны одиноко застукала винтовка Галковского, который шагов с восемьсот начал выбивать в первой и второй цепи офицеров и унтеров.

Потом к нему присоединился Нехорошев, как самый опытный пулемётчик. Длиной очередью, чуть ли не в ленту, он буквально выкосил половину первой цепи. Сменил ленту, поправил прицел и вновь приник к прицелу. В соседней ячейке его друг продолжал, как метроном долбить из винтовки, придерживаясь принципа: выстрел — труп.

Пять, десять минут боя. Британцы прут, как ненормальные. Вот за сипаями пошли цепи в красных мундирах. Ствол пулемета у Николая раскалился уже до того, что от него шел пар, Максим плевался — но стрелял, выкашивая лезущую вперед саранчу.

Штабс-капитан стрелял сразу из двух винтовок попеременно. Отстрелялся из одной, перебрался в другую ячейку и открыл огонь из другой. Пусть думают, что русских тут больше. Пули выбивали то одного, то другого противника, но остальные упорно лезли вперед. Английские солдаты, шедшие за сипаями, не давали повернуть им назад, стреляя в тех, кто пытался сбежать от боя.

Михаил отложил в сторону Мадсен, к которому кончились патроны, и взялся за Ли-Энфилд, так как к мосинке с оптикой уже закончились патроны. А за этой винтовкой, с которой познакомился во время англо-бурской войны, пришлось по-пластунски сползать к трупам англичан, набрав заодно и патронов. Чем хороша винтовка Ли-Энфилд, так десятью патронами в магазине, который можно быстро заменить. Совместив прицел и мушку на силуэте британца с саблей в руке, Галковский мягко потянул спусковой крючок. Ещё один труп.

Пулемет лязгнул затвором — кончились патроны. Нехорошев подтянул к себе мосинку, которую ему оставили при отходе основных сил отряда. Проверил наличие патрона в стволе, высунулся из-за щитка пулемёта и упал с пробитой головой, вызвав звериный рев из груди Галковского, который увидел смерть друга.

В этот момент над русскими позициями вспыхнули разрывы шрапнели. Британцы решились стрелять из четырех орудий, когда их цепи подобрались метров на сто пятьдесят к гребню перевала, где засели его последние защитники. Словно по команде, после разрывов снарядов, замолчали остальные Максимы. Толи погибли расчёты, толи и у них кончились патроны. В сторону британцев теперь стреляли только несколько винтовок.