Возвращение домой (СИ) - Степанцева Катя - Страница 16

– Санки? Чего санки, чтоб их?! зачем?

– А чтоб отвезти вас с матушкой в лес, когда состаритесь! – довольный собой, ответил Минька.

Ничего не ответил тятя, только захлопал вожжами, поторапливая Каурку. Да та и сама пошла быстрее, почуяв запах дыма и тепла.

Скоро, за холмом и небольшим полем, покажутся крайние деревенские дома.

***

Николав ехал и думал: «Вот и всё, старуха Матвевна… Отмучилась. Сейчас уже, небось, в тепле, в больничной капсуле… Вылечат, отчего не вылечить? Срок её вышел, отправят домой. А там жизнь, электричество, интернет… много всякого…Летающие машины, например!»

Николав задумался о том, как на земле продвинулся научный прогресс за те десять лет, как его приговорили к изгнанию. Да что думать?! Он поддал вожжами, будто укоряя лошадь, что она летать не выучилась.

«Как санки скатились, так заскрипело. Слышал я скрип-то. Как не слышать? То распахнули люк, чтоб его, старуху Матвевну забрать».

Он живо представил себе, как открылся потайной люк. Вылезли оттуда двое…

Отчего людей? Роботы выехали, специальные сторожевые. Конечно, перво-наперво, ДНК проверили: та ли старуха? Вдруг поддельная? Никому не сбежать… Да и куда бежать? До Земли добраться – космолёт нужен… А вне купола не прожить и десяти минут».

Мысли Николава подпрыгивали вслед за телегой на ухабах:

«Вот и живу… в дикости этой! Всего двух порешил… Ну убил и убил… Так случилось… А присудили пятьдесят лет… Отчего так? Жизнь потому что! Возьмём, случаем, Лександровну… Ей, медсестре в больнице, шутить нравилось. На два десятка людей нашутила… До конца жизни тут… А Матвевна? Что Матвевна? Отчего она здесь? Не говорила, а и не спрашивал. Пришла в избу и осталась… Мы и рады: вместе легче. Вот… тяну лямку, с такой же каторжанкой… детки рождаются. А зачем рождаются? Здесь что за жизнь… в «свободной» тюрьме, чтоб её… – Николав покосился на Миньку и потупился на мгновенье, как будто хотел доверить сыну некую тайну, потом отвернулся, – Мал еще… После, после…»

Гая Ракович. Ба̀рбице

Глава 1

В тазу булькает. Уютный аромат расплывается по маленькой квартире. Снаружи, за натянутой на форточку марлей, беснуется банда ядовито-жёлтых ос.

– Обожжёшься, подожди немного. Ба̀рбице остынет, на хлеб намажу.

– Я подую, – Ева пододвигает к себе блюдце, приподнимает ложечкой восхитительно пышную, розовую пенку, только что снятую с кипящего варенья. Видит бордовую лужицу – правильная ба̀рбице, с сиропом! – Мам, расскажи, как вы меня нашли, много-много лет назад, когда я маленькая была, – ей хочется всего сразу: и лакомится, и слушать историю. 

– В сотый раз рассказывать! Ещё не надоело?

Ева дует на пенку, выжидательно смотрит.

– Хорошо, слушай. Мы с папой гуляли по берегу озера.

– Гладкого, как зеркало, – подсказывает Ева, облизывая ложечку.

– Да, как зеркало. По озеру плавали лебеди. Мы бросали кусочки хлеба в воду.

Ева нетерпеливо проговаривает:

 – Лебеди подплывали, ели хлеб и вдруг… – замирает в ожидании самой важной части рассказа.

– И вдруг, мы увидели на спине одного из лебедей маленькую девочку!

– Это была я! – азартно выкрикивает Ева.

– Да. Папа сказал, что всегда мечтал иметь такую маленькую доченьку, завернул тебя в свою рубашку, и мы пошли домой.

– А что спрашивали люди, когда видели меня на руках у папы? – деланно равнодушно интересуется Ева.

– Люди спрашивали, кто эта чудесная малышка, а мы отвечали: «Это наша Евочка». 

– С тех пор мы живём долго и счастливо, – заканчивает историю довольная Ева.

***

Закон двора суро̀в – вышел с едой, будь готов дать всем откусить. Через несколько минут от двух ломтей хлеба с ба̀рбице ничего не остаётся. Ни крошки! Липкие пальцы Ева вытирает о платье.  Из второго подъезда выходит мальчик с большой долькой арбуза. Дома у Евы, в ванной, лежит полосатый великан, но его разрежут, когда приедет папа. Девочка бежит вместе со всеми пробовать сочную сахарную мякоть – чужое всегда вкуснее.

У нарисованных на асфальте классиков очередь. Ева последняя, потому что самая маленькая, зато у неё свой гладкий плоский камушек, только что найденный под скамейкой. Второклассница Катя Бодренко̀ва – взрослая девочка – просит его поиграть. Ева, не подозревая о людском коварстве, отдаёт, садится на корточки, терпеливо ждёт, когда все отпрыгают. Гладко скользит по асфальту одолженный камень, точно попадая в клетки с цифрами, – Катя ни разу не заронилась. У других девочек свои камушки. Мелькают острые коленки с кругляшами зелёнки; разводы грязи и цыпки на щиколотках – игра в самом разгаре.

Подходит очередь Евы. Катя не хочет возвращать камень.

– Я всё маме расскажу, – грозит, покрасневшая от обиды и возмущения, Ева

– А чё ты свою бабку мамой называешь? – зло спрашивает высокая худая Катя, надвигаясь на маленькую пухляшку Еву. – Она тебе не мать, а бабка! БАБКА!

 Все замирают с открытыми ртами. Ева видит, что на неё кричит не девочка Катя, а большая крыса:

– Твоя мать тебя бросила. Бросил-а-а. Ты брошенка, брошенка! – исступлённо визжит крыса вслед убегающей Еве.

***

Сколько ступеней до четвёртого этажа? Не сосчитать! Злые слёзы душат. Каждый вдох, как через мелкую тёрку с зубчиками. Стены кривятся, перила-змеи извиваются, двери стекляшками глазков рассматривают хрипящую, ползущую по бесконечной лестнице девочку.  Подъезд злорадно шипит: «Брош-шенка» … Ева хлопает ладошкой по своей двери – стучать нет сил. 

Рассказ о маме-кукушке, бросившей девятимесячную Еву, ради какого-то дяденьки; о том, как папа попросил бабушку оставить дочку у себя, а сам уехал строить новую жизнь, звучит, как неинтересная сказка – послушала и забыла. Уткнувшись лицом в бабушкины колени, Ева вдыхает запах кухонного фартука – запах родного дома. Больше всего волнует вопрос «А лебеди на пруду были?» Хорошо подумав, она решает, что были, а мама появилась позже, и улетела, потому что кукушка. Ева представляет, как тётенька без лица стоит на перилах балкона, взмахивает руками-крыльями, шумно взмывает вверх, и удаляется, уменьшаясь, пока совсем не исчезает в небе. Поёжившись, спрашивает:

– А как мне теперь тебя называть?

Бабушка смотрит в сторону, делает вид, что ей всё равно:

– Называй, как хочешь.

– Я буду, как всегда, звать тебя мамой, потому-что человеку нужно кого-то так называть, – серьёзно говорит Ева и щурится, когда бабушка-мама целует её в лоб.

Глава 2

Две трели дверного звонка разрезали мирную тишину квартиры. Гость приехал, как всегда, ожидаемо-неожиданно и, когда ему открыли, бодро выкрикнул:

– Здра-авствуйте, мои дорогие, вот и я!

– Наконец-то! Третий месяц ни слуху ни духу. Заждались мы тебя, – мать потянулась к обожаемому сыну, – Ева, ну что же ты стоишь? Иди, обними папу.

После обеда рассматривали фотографии братика Евы. Мать умильно улыбалась, разглядывая новорожденного внука. Сын с горящими глазами описывал хлопоты с младенцем, переезд на новую квартиру. Вдруг замешкался, потупился, протянул смятую купюру:

– Мам, прости, могу только пятёрку дать. Я уже и в кассе взаимопомощи брал, и аванс выписал – это всё, что есть.

Мать возмутилась:

– Ева в этом году в первый класс идёт. Мне её собрать для учёбы надо: форма, портфель, учебники с тетрадями. Моей пенсии на всё не хватает.

– Не понял, она ведь ещё в детский сад ходит! – искренне удивился сын.

– Наверное, ты забыл, что девочка уже в четыре года читала, писала и знала счёт до ста.

– Помню, конечно, – оскорбился сын, – моя дочь – умный ребёнок!

– Вот поэтому, воспитатель предложила не отправлять её в подготовительную группу, а сразу определить в школу. Я уже с директором разговаривала, он согласен. В сентябре Ева пойдёт учиться с детьми на год старше.