1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович - Страница 26

– Крутой нравом человек. Может и кулаком в морду заехать. Я так понимаю, что ты с ним близко не знаком?

«Прощупывает меня парень. Непонятен я для него. Пытается понять: бандит я или просто так?»

Я еще не знал, что Леонид Шустров попал на работу в лавку благодаря своему дальнему родству с Настасьей. Его мать приходилось ей двоюродной сестрой. Разбитной, вороватый и азартный парень с приятным лицом был жадный до денег и удовольствий, а карты и азартные игры были его страстью. Сначала его намеревались привлечь в банду, но оказалось, что у Леньки непорядок с нервами.

В острые жизненные моменты он просто терял голову и был способен на самые неожиданные поступки. Завалить дело или сесть в тюрьму из-за его дурной головы никто не хотел. Так бы о нем и забыли, да только появилась идея открыть лавку. Бандиты его к своим тайнам и близко не подпускали, но что дело нечисто, догадаться было несложно. Парень их боялся, терпел все издевательства, но терять такое хлебное место не хотел.

– С кулаком ко мне не лез, а так знаком, – ответил я неопределенно. – Так что, Леонид, может, делом займемся? Где та бумага, что вы составили?

– Это не ко мне. Это у Прохора Петровича надо спрашивать!

– Пусть так, а чего тогда товары не выставляешь? Вы же с Прохором Петровичем, наверно, уже наметили, чем торговать в первую очередь будете?

К моему удивлению парень от этих простых вопросов напрягся, а глаза трусливо забегали.

«Что-то нечисто с этой лавкой. Или с парнем?»

– Все у Прохора Петровича. У него все бумаги. Мое дело – покажи, подай, продай.

– У Прохора так у Прохора. Прикрой пока дверь на засов, и пойдем, покажешь мне мою комнату.

Второй этаж здания был когда-то жилой, вот только последнее время тут явно не жили, о чем говорил запущенный вид комнат. Пыль, паутина, следы грязи. В моей комнате стоял и голый топчан, продавленное кресло и стул.

– Это все? – я еще раз осмотрелся, словно надеялся еще что-то увидеть.

– Не с меня спрос, Егор. Сам-то я живу у матери. Ты у Семена Григорьевича, когда приедет, спроси.

– Погоди, а остальные комнаты? Может, там кровати есть?

– У меня ключ только от этой комнаты. Здесь еще одна комната отдана под склад, но ключ от нее только у Прохора Петровича.

– А что там?

– Там я только один раз был, когда мы затаскивали швейную машинку. Ох и тяжелая! Просто неподъемная! Название не русское. Зан… Зин…

– Зингер.

– Во-во! Зингер. Помню, коробки там еще какие-то стояли. Хотел посмотреть, что там, так мне такую затрещину влепили, что голова полдня болела.

– Я так понимаю, главный склад внизу. Сейчас свой мешок кину, и пойдем.

Склад находился на второй половине магазина и состоял из большой комнаты, в которой стояли три полки, заставленные самым разным товаром, а еще часть вещей лежала на полу. Кроме этого здесь было два стола со стульями. На одном из них стояла чернильница с ручкой, лежали две картонных папки, а поверх них лежал листок бумаги со списком.

«Один стол Прохора, а второй, полагаю, мой».

Осмотрелся. Большая часть товаров, такая как рулоны материи и свертки хрустящего хрома, лежала на грубо сколоченных полках, а другая, как конная упряжь и полушубки, просто висела на вбитых в стены гвоздях. На полу стояли две дюжины пар сапог, скатанный в рулон брезент, которым накрывают железнодорожные платформы, и пять самоваров. Рядом с ними стояли мешки и ящики.

– В них что? – поинтересовался я.

– Точно не скажу, а так, по памяти, гвозди, махорка, посуда. Ты у нас теперь кладовщик, тебе и разбираться.

– Разберемся.

Взял список со стола Прохора, потом достал свой и стал их сравнивать. Позиции совпадали, теперь осталось определиться по количеству. Ленька все это время стоял рядом, но стоило мне подойти к полкам и заняться подсчетом, как сделал скучное лицо и ушел в лавку.

Только я дошел до 32-й позиции, как в лавку вернулся Прохор Петрович Коромыслов. Я слышал, как он разговаривал с Шустровым, потом послышались приближающиеся шаги, и на пороге появился мужчина.

Прохор Петрович Коромыслов, мужчина лет сорока, являлся представителем третьего поколения приказчиков и иной профессии для себя не мыслил. Приятный лицом мужчина имел ухоженные усики, был аккуратно, с претензией на моду, одет и, как он любил говорить, «обладал приятным обхождением для женского пола». Оружия в руках никогда не держал, крови боялся, умел играть на гитаре, имел приятный тенор и большой запас трогательных любовных песен и романсов. Любил шоколад, сладкое вино и женщин. Я бы не удивился, узнав, что он увлекается любовными романами, так как в его разговоре нередко проскакивали книжно-пафосные трафареты из подобного чтива. Политики избегал, не касался ее ни в спорах, ни в разговорах. При всех его недостатках торговать он умел красиво, умело определяя клиента при деньгах и раскручивая его на покупки. Да и в людях неплохо разбирался. В этом я убедился прямо сейчас.

Коромыслов вошел и замер выжидающе, не зная, как себя со мной вести, но при этом лицо сделал надменное и попробовал надавить на меня взглядом. В ответ получил скучающе-равнодушный взгляд, в котором читалось: плевал я на тебя, начальник.

– Доброго дня вам, Прохор Петрович. Я кладовщик. Как съездили?

– Здравствуй, Егор. Тебе сказали, кто я?

– Вы отвечаете за магазин и за деньги. Я отвечаю за склад. Вам об этом сказали?

Я специально разделил наши обязанности, говоря тем самым: ты – начальник в лавке, я – на складе. Идти на конфликт Коромыслов не стал, просто принял к сведению, что попытка поставить меня на место не прошла.

– Да, мне Шустров уже сказал.

– Тогда, с вашего разрешения, я займусь дальше ревизией склада, – при этом я добавил холодка в голос.

После слова «ревизия» и изменения моего тона Коромыслов окончательно «сдулся», словно шарик, из которого выпустили воздух, а уже в следующее мгновение его лицо приобрело льстиво-угодливое выражение.

– Тогда не буду мешать. Работай, Егор.

Коромыслов вернулся в лавку, а я продолжил сверку товара согласно бумагам. Закончил все только к пяти часам дня. Сел за свой стол и подбил итог. Не хватало рулона материи, пары сапог, керосиновой лампы и фарфорового чайного сервиза на шесть персон. Не успел я потянуться и зевнуть, как в проеме двери появился Ленька, которого явно прислал Прохор узнать о результатах проверки.

– Ну как, Егор? Закончил?

– Закончил. Слушай, есть здорово хочется. Ты как решаешь этот вопрос?

– Мамка с собою дает. Перекусываю, когда время есть.

– Понятно. Тогда я в свою комнату поднимусь, у меня в мешке кое-что есть. Тоже перекушу. Если что, я там буду.

Ленька проводил меня с разочарованным видом.

Еще спустя полчаса приехал Семен. От него разило спиртным, но пьяным он не казался.

– Все на месте. С кладовщиком познакомились? – когда Коромыслов и Ленька кивнули головой, продолжил: – Что с бумагами, Прохор?

– Почти все согласовано, Семен Григорьевич. Осталось получить одну подпись, а на нее поставить печать, – с выражением угодливости на лице залебезил бывший приказчик. – Завтра к обеду все будет. Обещаю!

– Смотри, Прохор. Мордой ответишь, ежели прогон будет!

– Все будет сделано! Слово даю!

– Чего полки пустые? Товар где?!

– Так новый кладовщик товар проверял. С него и спрос, – перебросил на меня вопросы Коромыслов.

– Проверил?

– Вот бумага, Семен Григорьевич. Тут все записано. Терентий Степанович просил ему прямо в руки передать.

– Передам. Так что с товаром?

– Теперь выдам, что потребуется. Еще мне сказали, что на втором этаже еще один склад. С ним как?

– Не твоего ума дело, старовер. У тебя все?

– Мне бы матрас какой, – попросил я.

– Что, совсем ничего нет? – удивился Семен.

– Только топчан, кресло и стул.

– Хм. Сегодня так перекантуешься, а завтра чего-нибудь привезу. Теперь тебе, Прохор. Буду завтра, привезу продукты, ты знаешь, что с ними делать.