1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович - Страница 21

– Вот не надо на меня так смотреть! Бандиты Левши у нас все пожгли. Разбили лампу и бросили спичку. Все так и есть, спросите, у кого хотите!

Я саркастически хмыкнул на это заявление и полистал полученный документ. На первой странице вместе со стандартными словами «Пролетарии всех…» был напечатан еще один, довольно оригинальный лозунг «Не трудящийся да не ест». Еще раз хмыкнул.

– Что скажешь по этому человеку?

– Славный парень Василий Иванович Бойко погиб этой ночью от подлой бандитской руки. Он приехал к нам работать в милицию по комсомольской путевке.

– А удостоверение милиционера тогда где?

– В его трудовой книжке нет записи, что он работал в милиции. Он всего неделю как к нам приехал, а я замотался и просто не успел ее сделать.

Еврей, он и есть еврей. Решил не подставлять себя, выправляя новые документы, но, с другой стороны, что обещал – сделал.

– Много народа погибло? – поинтересовался я.

– Двадцать три человека, а еще четверо пропали. Весь актив сельсовета вместе с председателем проклятые сволочи порубили шашками. Наших всех подчистую побили, как и чекистов. Врывались в дома и расстреливали. Еще люди говорят, что душегубы Левши отряд чоновцев разбили.

– А что с Вешателем? – задал я новый вопрос.

– Этого ублюдка, капитана Смирницкого, вконец кончили да большую половину его отребья перебили. Кто живой остался, сейчас бегут не останавливаясь. Хоть с этой сволочью окончательно покончено!

– А что Макар Конопля?

Фима внимательно посмотрел на меня и спросил обвиняющим тоном:

– У тебя к нему счеты?

– Нет. Просто интересно.

– Убили.

Я кивнул головой, принимая его ответ, затем сказал:

– Спасибо за документ.

Коганович открыл рот, чтобы что-то ответить, но в последнюю секунду передумал, после чего вернулся на свое место. Я подошел к Дорохову.

– Вы хотели что-то мне сказать, Антип Трофимович?

Сначала наткнулся на долгий внимательный взгляд и только потом получил ответ:

– Комиссары, насколько я понимаю, прибудут завтра утром, а значит, тебя к этому времени не должно быть. Уходить будешь открыто, чтобы люди видели, что ты ушел. Так у них сомнений не останется, а то начнут искать и допытываться. И так много шуму будет, а лишнее нам ни к чему.

«Не хочет привлекать лишнее внимание к аптекарю. Все правильно. Ушел и ушел».

– Мешок через плечо – и пошел по главной улице?

– В другой день так бы и получилось, но только не сегодня. Народ сейчас злой, цепляются, виновных меж собой ищут, а стоит увидеть чужака, однозначно прицепятся. Поэтому сделаем так: ближайшим путем до околицы мы тебя с сыном доведем, а дальше сам пойдешь, – при этом Дорохов мне неожиданно подмигнул.

Я чуть кивнул головой, показывая, что понял, потом сказал:

– Спасибо. Когда собираться?

– Поешь. Вещи уложи, тогда и пойдем.

В этот момент спустился Абрам и принес поднос с едой. Вежливо пригласил отведать всех, что бог послал. Дорохов отказался, а Коганович взял кусок вчерашнего пирога и с аппетитом впился в него зубами. Я от него не отставал. Пока ел, думал, что мне необыкновенно повезло с аптекарем, у которого в должниках оказался такой уважаемый и хитроумный мужик Антип Дорохов. Я бы совсем не удивился, если бы узнал, что у бывшего красного партизана Торопова есть с ним прямая связь.

Поев, принялся складывать вещи. Кобуру с кольтом и револьвер, завернув в запасную пару нижнего белья, две пары портянок, обмылок и бритвенные принадлежности, новую гимнастерку уложил в мешок. Небольшой кусок сала и сухари у меня еще остались от бандитов. Помимо этого супруги Кац снабдили меня кое-какими продуктами, а кроме того аптекарь подарил мне пол-литровую бутылку спирта. Мешок, вскинутый за спину, стал весьма увесистым.

– Мира вам и здоровья, люди добрые! Спасибо вам за все! – чуть поклонился я, стоя на пороге, в последний раз изобразив старовера.

Выйдя на улицу, я пошел в указанную мне сторону под недружелюбными взглядами, которыми встречали меня местные жители. Кое-кто даже примерялся заступить мне дорогу, но, вовремя заметив шагающих чуть в отдалении Антипа Трофимовича с сыном, резко менял направление и шел по своим делам. Народ в селе действительно был зол и возбужден, это было видно по их взглядам, которые люди бросали на меня.

Несмотря на то, что я в селе практически никого не знал, мне посчастливилось нарваться на старичка, с которым довелось лежать в больничной палате.

– О! Егорий! Так тебя не расстреляли? – с ходу поинтересовался тот, даже забыв поздороваться.

– Здравствуйте, Лукич. В милиции люди справедливые. Разобрались и отпустили. Как вы? Как здоровье?

– Разобрались! Это с ними бандюки разобрались. Ох, беда-беда. Что за жизнь такая пошла? При царе-государе порядок был, а сейчас, как наш батюшка говорит, кругом Содом и Гоморра творится. А ты куды собрался, сердешный?

– Говорят, поезда не ходят, так я пехом в город пойду.

– А выдюжишь? Там сто верст будет, а то и поболе. Впрочем, вам староверам, тайга – мать родная. С богом, Егорий, – меня перекрестил старик.

– И вам истинной веры и крепкого здоровья, Лукич, – попрощался я.

Спустя десять минут на глазах как минимум трех местных жителей я вышел из села и направился к видневшемуся невдалеке лесу. В подлеске уже ожидал четырнадцатилетний Митрий, младший сын Антипа, который проводил меня на заимку Дороховых. Идти пришлось долго, так что добрались до места только вечером.

На небольшой поляне, рядом с бьющим из-под земли ключом, стояла ладная изба с пристроенным к ней небольшим сарайчиком. Там уже стояли два приведенных ранее коня. Мы с Митькой поужинали, после чего я лег досыпать, а проснулся, еще светлеть не начало. Митька спал и во сне чему-то улыбался. Я достал из мешка револьвер и положил в карман галифе так, на всякий случай.

Спустя час на заимку пришли Антип и Михаил. С собой они привели третьего коня, что меня несколько удивило. Быстро сварили кашу, после чего все вместе сели за стол.

– Слушай сюда, Егор, – сказал Антип, после того как мы поели. – В город поедешь с Михаилом. У нас там есть знакомый лошадиный барышник, сына моего он знает, так что выгоду свою не упустите. Если покажешься ему, возможно, сможет помочь тебе устроиться на первых порах. За тебя свое слово говорить не буду, ибо непонятен ты мне как человек.

– Как не понять. Чужак – он и есть чужак, – согласился я с ним.

– Нет, парень. Я никак в толк не возьму, кто ты есть. Речь у тебя гладкая, грамотный, при этом крови не боишься, и убивать тебе не впервой.

– Так он в тюрьме сидел. Вот и набрался, – неожиданно влез в разговор Мишка.

– Замолкни! Умный больно! – прикрикнул отец на сына, потом какое-то время смотрел на меня. – Ежели правильно рассудить, то кто ты, мне без надобности. Старовер. Беглый. Для меня главное, что ты сильно выручил Абрама, но дальше ты сам по себе, мы сами по себе. Теперь вот это держи.

Антип протянул мне две бумажки. Развернув, я скользнул по ним взглядом. В одной был список лекарств, а в другой – составляющие для изготовления. Судя по всему, это писал Абрам Кац. Я поднял глаза.

– Прочитал? – спросил меня Антип, в ответ я кивнул головой. – Оставь их у себя. Когда приедете и сладите с барышником, пойдете в аптеку к Лазарю, Мишка был там как-то раз. Вот у него возьмете все, что писано в этих бумажках. Уложите все бережно и аккуратно. Сын потом обратно привезет.

Я встал, поклонился:

– Спасибо за все, Антип Трофимович. Сколько живу, помнить буду доброту вашу.

Дорохов одобрительно хмыкнул.

– Уважение проявил. Тогда и у меня будет к тебе уважение. Сын там еще на сутки задержится, так вы с Михаилом и переночуете у моего знакомого.

– Премного благодарен, Антип Трофимович, – я снова поклонился.

Михаил, старший сын Дорохова, был весь в отца, мощный телом и, похоже, деловой, вот только, в отличие от своего бати, любил, как я успел заметить, поговорить, да и похвастаться был не прочь. От него я много чего узнал, правда, в основном все, что касалось жизни села. Насчет политики мы с ним не говорили: ни мне, ни ему по молодости лет она была неинтересна.