Наша вина - Ron Mercedes - Страница 27

Когда я узнал обо всем этом, я был рад, черт возьми, конечно, я был рад, что моя сестра наконец-то стала моей, полностью, никакой сводной сестры.

Мне всегда было неприятно думать, что, имея другого отца, я полностью не принадлежал себе, я ненавидел часы посещений и злобные лица Грейсона каждый раз, когда он брал Мэдди с собой. Было ясно, что теперь все будет намного проще, по крайней мере, я так думал.

Моя сестра ничего не понимала; более того, несколько раз, когда мой отец приходил навестить ее, она плакала, пока не задыхалась. Она не хотела идти с незнакомцем, она не хотела уходить из своего дома, она не хотела ничего слышать о своем новом отце.

Я вздохнул, поднося руку к голове. Прямо сейчас я был посредником Мэдди с моим отцом, который, казалось, потерял всякую практику, когда дело касалось маленьких детей. На самом деле дело не в том, что у меня никогда не было особого терпения, просто нужно было посмотреть на его отношения со мной. Что меня действительно удивило, так это его усилия и решимость попытаться завоевать ее расположение.

Мой отец ни секунды не колеблясь, оформил все документы, чтобы ему была предоставлена совместная опека, и чтобы было совершенно ясно, что Мэдисон Грейсон, теперь была Мэдисон Лейстер. Еще не все было решено… ни в коем случае, но больше всего страдала Мэд, и это действовало мне на нервы.

Ее отец, ну, тот который, предположительно, был его отцом более пять лет он умыл руки, он ничего не хотел знать ни о моей матери, ни о девочке, которую я видел взрослеющей. Этот самый сукин сын даже не хотел участвовать в процессе адаптации, через который пришлось пройти моей сестре.

Нам пришлось очень деликатно, но ясно объяснить ей, что ее отца больше нет и что теперь у нее есть новый, который ее очень любит. Что обычно происходит в этих случаях, так это то, что отец, который не является биологическим отцом, борется за опеку над тем, кем до сих пор считала его дочь, по крайней мере, борется за то, чтобы продолжать быть частью ее жизни и, само собой разумеется, оставаться рядом с ней столько времени, сколько ей было нужно. Но этого не произошло, и моя сестра просто повторяла, что любит своего отца, своего настоящего отца, и что она не понимает, почему он разлюбил ее и отдал другому папе.

Моя сестра была раздражительной, и она превратилась из той очаровательной, постоянно улыбающейся девочки в обиженную и обиженную на всех маленькую девочку.

Моя мама переехала в город, уехала из Лас-Вегаса и жила в хорошей квартире в центре города, а Мэдди еще не успела привыкнуть к такому количеству перемен. Единственный, кого она, казалось, хотела видеть, был я, и единственный, кому она звонила поздно ночью, чтобы она могла заснуть. Она была напугана, ей не нравился ее новый дом, говорила она, ее игрушки уже не те, ее друзья были далеко и она не хотела ходить в ту уродливую школу, в которую ходила сейчас: она хотела жить со мной; да, именно это она говорила мне каждый раз, когда разговаривала со мной по телефону.

— Когда ты приедешь за мной, Ник? — спросила она, надувая губы. — Когда мы собираемся покататься на колесе обозрения? Когда вернется мой папа? Когда мама снова станет такой, какой была раньше?

Ее вопросы причиняли мне боль и в то же время выводили меня из себя, потому что благодаря им я мог ясно видеть, как моя мать пренебрегала ею. Хорошо, она ни в чем не нуждалась, она ела и была здорова, но как насчет всего остального?

Я продолжал читать письмо, в котором Энн сообщала мне, что мой отец попросил Мэдди провести День Благодарения с ним и его семьей. Судья согласился позволить им самим выбирать праздники, и моя мама согласилась. Энн прощалась со мной, говоря, что отныне визиты прекращены и что, если у меня возникнут какие-либо сомнения относительно моей младшей сестры, я поговорю с моим отцом; он тоже прислал мне письмо, в котором просил меня, пожалуйста, проводить праздники у него дома. В нем говорилось, что Мэдди будет намного лучше адаптироваться, если там буду я, и что нам нужно сделать для нее все возможное.

Честно говоря, у меня не было ни малейшего намерения заходить в этот дом на какую-либо вечеринку. Насколько я его уважал, семейные обеды, встречи и все, что на него похоже, перестали иметь смысл.

Собирался ли я сесть за стол напротив кого-то, кто лгал мне годами, с женщиной, которая стала причиной развода моих родителей и ухода моей матери? Ничего подобного. Кроме того, просто поездка туда причиняла мне боль, и не только из-за воспоминаний моего детства, но и из-за гораздо более болезненных, которые в конечном итоге омрачили старые воспоминания.

Для меня этот дом означал видеть Ноа повсюду: спускающейся по лестнице в пижаме или спускающейся по ней очень ухоженной, в красивых платьях и босоножках на каблуке, чтобы, когда я достиг ее ног, броситься в мои объятия, чтобы потом страстно поцеловать меня… Ноа на кухне завтракает, Ноа в своей комнате спит, в тот раз, когда я впервые вошел и понял, что от одного только взгляда на нее у меня учащенно забилось сердце… Ноа в моей постели, обнаженная, в первый раз, когда я занялся с ней любовью, в первый раз, когда мы занялись любовью, мы оба, потому что это был также первый раз для меня, первый раз, когда я полюбила по-настоящему.

Я мало что знал о ней, только то, что время от времени рассказывал мне Лион, но было ясно, что она знала обо мне, как и то, что я стал мишенью для фотографов прессы, которые бесконечно преследовали нас.

Мало того, что я попал в гребаные журналы не только из-за моих отношений с Софией, но и из-за увольнений из компании. Во многих газетах меня называли развалиной и бессердечным, и это, помимо всего прочего, вызывало у меня сильный стресс. Я всегда знал, что продвинуть этот бизнес будет непросто. Ничто такое масштабное, как предприятие моего деда, не будет легко осуществить, но теперь, когда вся информация была доступна каждому, теперь, когда люди, казалось, были в курсе абсолютно всего… Это было худшее, что я нес, близость, невозможность вести свой бизнес без людей, которые не имели ни малейшего представления, комментировали и публиковали глупые статьи. Да, мне пришлось уволить много людей, да, мне пришлось закрыть две компании, но я также открыл одну, в которой многие из этих уволенных перейдут на работу менее чем через месяц, компанию, которая в будущем даст гораздо больше рабочих мест, с гораздо более приличной зарплатой, чем у тех, кого уволили, которые до этого взимались из-за нехватки ресурсов и плохого управления. Объясните это людям, которые просто ищут хороший заголовок.

Я отошел от компьютера. Я бы уже позвонил отцу на следующий день и сказал, что проведу там праздники. Какой еще вариант мне оставался? Моя сестра была сейчас самым важным в моей жизни, она была единственным человеком, которому я должен был показать свое лучшее лицо, я должен был заботиться о ней и показать ей, что все еще можно доверять старшим.

Мэдди было уже семь с половиной лет, она становилась старше и все больше понимала вещи, становилась все более проницательной, ее больше нельзя было обмануть мороженым и игрушками. То, что она пережила за эти месяцы, наложило на нее отпечаток, заставило ее повзрослеть не по-детски и превратило в человека, не склонного доверять другим.

Я вышел из кабинета и пошел за стаканом воды. Было уже поздно, и я совсем проснулся, мне нужно было что-то сделать. Через несколько минут я вошел в свою комнату и уставился на обнаженную спину Софии. Она уже должна была уйти. Первое правило заключалось в том, что мы не спали вместе, и это правило казалось все более расплывчатым с каждым днем. Я сел на маленький диванчик напротив кровати и наблюдал за ней: ее темные волосы на моей подушке, ее изгибы под белыми шелковыми простынями.

… Она была очень красива и полна решимости на большее, но в довольно мягкой форме. . это было не землетрясение, которое смыло все, что было в пределах ее досягаемости, а скорее кто-то, кто смел все на своем пути на основе слов, аргументов и больших соблазнительных улыбок.