Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 35

Все вокруг перестает для меня существовать. Есть только смерть, которая давит на ребра, готова по воле сидяшего рядом человека вырваться из ствола пистолета и разорвать мне внутренности.

Я заставляю себя прислушаться к тому, что говорит Гутманис. А он бросает в окно незажженую сигарету и терпеливо объясняет:

— Я хочу легального бизнеса. Поверьте, мне не нужны все эти… Я устал от этого еще там. Мы не будем вытряхивать из вас информацию. Просто ликвидируем и все. Так что вы здесь делаете?

Вот что ему отвечать? Он не догадывается, что за лишнее слово я тут же получу пулю. Но Гутманис не подозревает и другого — если я успею разговориться, пулю получит еще и он сам. Провал заставит Хелле тут же убрать своего шефа, которого он продал.

Остается только молчать и смотреть в окно с отсутствующим видом. Со стороны я наверняка произвожу впечатление человека ледяного самообладания. Могу даже почесать подбородок флаконом. Хелле даже не бурчит — уже привык. Я поворачиваю к нему голову — нехороший взгляд у этого человека. Такой взгляд парализует. Правда, присутствие палача уже само по себе способно загипнотизировать жертву до полного столбняка. Понемногу прихожу в себя. Руки перестали дрожать, хотя мысли мечутся, как белки.

Гутманис перебирает выложенные на приборную панель вещи из моих карманов. Смотрит аккредитацию на аэроакосмический салон, визитные карточки вице-президента топливной компании, пластиковые карточки. Откладывает бумажник в сторону. Вертит в руках «рамку», которую я на всякий случай таскаю с собой.

Не поворачиваясь, Гутманис спрашивает:

— Отто, что это такое?

Бросив взгляд на прибор, тот отвечает:

— Скорее всего, «рамка», датчик для определения устройств прослушивания. Короче говоря, для поиска «жучков». Необычный бизнесмен нам попался, правда?

Гутманис слегка поворачивается в мою сторону:

— Как интересно! Действительно, зачем вице-президенту аэроакосмический компании такая вещь?

— Все компаниям охотятся за секретами друг друга. Приходится принимать меры.

По-моему, Гутманис мне не поверил. Покрутив прибор в руках, он бросает его на приборную панель. Отвернувшись, смотрит в окно. Медленно ползет время.

Гутманис не может видеть, что Хелле постоянно тычет меня глушителем то в ребра, то в живот, причем поворачивает пистолет так, чтобы было побольней. Это не проявление садизма — он хочет спровоцировать меня на попытку выскочить из машины, чтобы убить. Действительно, трудно усидеть на месте, когда тебе стволом пистолета того и гляди проткнут грудную клетку.

Гутманис неожиданно подает голос:

— У меня нет ничего против вас лично. И против организации, которую вы представляете. Но вы создаете мне проблемы, и я буду вынужден защищаться. В офис ко мне вы залезали?

Сейчас молчать безопасней, чем оправдываться или вообще говорить что-либо. Хотя Гутманис, похоже, уже теряет остатки терпения.

— Вы будете со мной разговаривать?

Подождав и раздраженно крякнув «жаль», Гутманис собирает мои вещи с приборной панели и передает Хелле, который распихивает их по моим карманам. Не прощаясь, Гутманис выбирается из машины. Еще можно крикнуть ему вслед, остановить. Внутри у меня все сжалось, и трудно сказать, не могу я или не хочу его останавливать.

Водитель включает зажигание и смотрит влево, чтобы отъехать от тротуара. В тот момент, когда машина трогается, я снова начинаю поднимать руку с зажатым флаконом. Хелле привычно отводит ствол. Водитель выруливает на проезжую часть и прибавляет скорость. Хелле ждет, пока я вытру пот с лица. Он расслабился. Когда победа полная, победитель может себе это позволить, даже если проигравший еще жив.

Мгновенно хватаю Хелле за кисть с пистолетом и выворачиваю ее так, что ствол смотрит в подбородок убийце. Мы молча боремся. Водитель, не замечая этого, мирно сворачивает в переулок. Раздается негромкий хлопок выстрела и тяжелая девяти миллиметровая пуля пробивает лобовое стекло прямо перед лицом водителя. От неожиданности он дергает руль и машина, вильнув, врезается в столб.

Нас кидает кого куда. Меня сначала влево, потом вперед и вправо, так что я успеваю удариться обо все элементы конструкции машины. Самым неудачным оказывается соприкосновение левым глазом с водительским подголовником.

Пистолет вылетает из руки Хелле, и, как это обычно бывает с любым упавшим в автомобиле предметом, бесследно исчезает между кресел, педалей, ковриков и других внутренностей машины. Водитель лежит без сознания, с окровавленным лицом, навалившись грудью на руль. Скорее всего, он ударился головой о стойку кузова.

Хелле на удивление быстро оправляется от короткого шока. Как ни странно, он не бросается на меня с кулаками, а с окаменевшим лицом замирает в своем углу. Не оттого, что струсил. Просто этот человек очень быстро оценивает ситуацию и делает правильные выводы. Убить меня голыми руками он не сможет, а устраивать ради удовольствия кулачный бой с непонятным исходом, было бы просто непрофессионально.

Мгновение мы смотрим друг на друга. Большей ясности во взаимоотношениях двух людей одной профессии представить невозможно, поэтому мы обходимся без слов. Не глядя, нашариваю ручку, открываю дверь и, не спуская с Хелле глаз, выбираюсь из машины. Вдохнув свежего воздуха и, наплевав на чувство собственного достоинства, как можно быстрее бегу прочь, в направлении своей гостиницы.

Стараясь не привлекать к себе внимания, вхожу в холл гостиницы и проскальзываю к стойке администратора. Сегодня удачный день — сегодня дежурит Надин. Подняв глаза, она тихо ахаег.

— Боже, Алекс, что с тобой? У тебя лицо…

— Я знаю, какое у меня лицо. Вернее, чувствую. Дай ключ от номера.

— Сейчас. Ой, его нет!

Удары по голове не прошли даром, действительно, ключ остался в номере — меня вытащили слишком быстро, чтобы я думал о такой ерунде. Между тем, Надин, понизив голос, чтобы не нанести ущерба престижу гостиницы, рассказывает:

— Алекс, полиция приезжала. За гостиницей нашли человека, иностранца.

— Пьяного?

Надин отвечает с совершенно круглыми глазами:

— Думали, что мертвый. Его кто-то сильно ударил по голове. Но он жив.

— Правильно, что не умер. Это банально — увидеть Париж и умереть. У тебя никто из знакомых квартиру не сдает?

Надин, подумав, набирает номер телефона. После короткого разговора она сообщает:

— У моей подруги тетка уехала на месяц. Можем пойти прямо сейчас.

— Вот и чудесно. Только заберу вещи из номера.

Техники с изумлением наблюдали, как машина, в которой, судя по сигналу маяка, находился объект наблюдения, вильнула на полном ходу и врезалась в столб. Этому предшествовала серия труднообъяснимых звуков, похожих на шум драки, а затем — выстрел бесшумного пистолета. Менее всего они ожидали, что в центре Парижа кто-нибудь станет драться и стрелять в машине.

После получения нового приказа они по дороге из «Гранд-отеля» простояли минут двадцать в пробке на площади Согласия и теперь понимали, что скорее всего объект ушел от наблюдения. Маяк перестал подавать сигналы почти сразу после включения приемника у «Гранд-отеля». Это могло означать только то, что объект спустился под землю, так как вероятность обнаружения им маяка на ходу, посреди улицы была весьма невелика.

Ловить объект в городе было безумием, и, решив, что правильнее всего будет вернуться к гостинице «Блэксток», техники неторопливо двигались в потоке машин, пока в районе бульвара Клиши приемник снова на заработал. А на подъезде к рю де Парм они получили сигнал и с микрофонов.

Некоторое время прислушивались к разговору, который ни один из них не понимал. Вполне естественно, что в местной резидентуре не нашлось технического сотрудника со знанием русского. Поэтому техники довольно отстраненно воспринимали происходящее, тем более что видеть они ничего не могли. Разговор объекта с собеседником, судя по акустике, шел в ограниченном пространстве, скорее всего, машине. Предположение подтвердил звук хлопнувшей двери. Вскоре они нашли машину стоящей в одном из переулков у «Гранд Опера», остановились сами и стали издалека наблюдать за ней. А затем и последовали события, которые заставили техников уставиться друг на друга.