Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 29

Неопределенно покачав головой и выразительно пошевелив в воздухе пальцами, в меру сил демонстрирую, что ничего хуже мое воображение действительно нарисовать не может. Даже столь неочевидно выраженное согласие приводит говорливого изобретателя в восторг. Он победно вздымает к небу руку, отчего из рукава неожиданно выскакивает прятавшаяся там круглая пятерня с коротенькими пухловатыми пальцами. Указательный палец направлен в небольшое облако над нами.

— Вот! Поэтому стремление остановить техническую мысль, направленную на решение, казалось бы, частной проблемы, не только преступно! Оно чревато долгосрочными и, главное, непредсказуемыми последствиями!

От восклицаний сумасшедшего инженера начинает гудеть голова и покалывать в висках. Я Вере как-нибудь припомню это знакомство. Пора, однако, его прервать.

— Простите, в ваших словах мне видится что-то личное, далекое от объективного взгляда на проблему. Вам не кажется, что вы экстраполируете свой неудачный жизненный опыт и, возможно, служебные неурядицы на общие проблемы познания и технического прогресса? Это некорректно не только с научной точки зрения. С позиций научной этики…

Быстро заморгав, субъект замирает, затем бледнеет, прикрывает на секунду глаза и наконец взрывается.

— Это абсурд! При чем тут опыт! Какая этика! Вы подозреваете меня в примитивном научном эгоизме! Мое открытие еще потрясет мир!

Развернувшись, непонятый гений стремительно уносится от нас по набережной. Вера тихо плачет от смеха, присев на скамейку.

— Душа моя, зачем ты мне подсунула этого ненормального?

— Я сейчас умру. Ты не можешь так о нем говорить.

— Я могу говорить о нем еще и не так. Я боялся, он столкнет меня в воду. Кстати, ты действительно делаешь о нем репортаж? Тебя выгонят с работы.

Аккуратно вытерев слезы сложенным платочком так, чтобы не смазать тушь, Вера поднимается со скамейки и берет меня под руку.

— Прости, я не могла упустить такой случай. А что до репортажа, то его моему начальнику сосватал какой-то знакомый. Конечно, материал в конце концов пойдет в корзину. Но зато какое свежее впечатление. Ну согласись со мной! Ты не сердишься? Прости меня.

— Поцелуй меня еще раз, и я догоню твоего психа и попрошу у него прощения.

Конечно, я бы предпочел иметь в этом деле другого напарника. Но, в отличие от моих коллег, Андрей свободно ориентируется в офисе Гутманиса. И, в отличие от Бортновского, работает на меня не из страха, а из-за близости наших взглядов на жизнь. Поэтому вероятность сознательного предательства с его стороны практически исключена. Хотя по недомыслию — недомыслию в обычном, житейском понимании, в том, что не связано с компьютерами и историей Парижа — подвести он может легко.

Стоя на лестничной клетке, неторопливо ковыряю дубликатом ключа в замке двери офиса. Андрей молча стоит рядом. Когда он без нужды поправляет воротник рубашки, вижу, как у него мелко трясутся руки. Представляю, как возбуждение и страх острой холодной иглой пронизывают его внутренности. Я последний раз испытывал это ощущение в третьем классе, когда под крики сторожа с жестяным грохотом бегал по крышам гаражей, которые забором выходили на двор нашей шестнадцатой школы в Замоскворечье.

— Что, страшно?

Благодарно улыбнувшись, Андрей кивает:

— Конечно. А вдруг кто-нибудь выйдет?

— И что? Мало ли что нам нужно. Разве я похож я вора? После некоторого колебания Андрей тихо говорит:

— Сейчас — да. Если долго копаться в замке…

— Недолго. Все уже.

Дверь, щелкнув, открывается. Мы проходим в темный коридор. Я зажигаю тонкий карманный фонарик. Андрей протягивает руку и дрожащим от напряжения шепотом говорит:

— Вот дверь в кабинет Гутманиса, а эта — к Хелле. Они обычно заперты. Там комната для гостей.

— Все понял. Я займусь сейфом, а ты скачивай информацию из компьютера.

Среди ключей, которые оказались в барсетке Гутманиса, один подходит к двери в его кабинет. Рядом с письменным столом в стене — дверца вмурованного в стену сейфа. Достаю из кармана зажигалку и жевательной резинкой прикрепляю ее к дверце. Зажигалка эта ничем не отличается от любой другой. Только у нее на донце две крошечные лампочки. После поворота рычажка регулировки газа загорается красный глазок. Медленно, щелчок за щелчком поворачиваю диск замка. На цифре «7» красный индикатор гаснет и загорается зеленый. Одна цифра из шифра замка установлена. Теперь диск вращается в другую сторону. Точно так же зеленый индикатор выдает остальные — «3», «6», «1», «5».

Поворот ключа, и сейф открыт. В нем в идеальном порядке разложены папки, рядом лежат несколько печатей. Включив ксерокс, начинаю снимать копии, и в этот момент раздается встревоженный голос Андрея из приемной:

— Алексей, пойдите, пожалуйста, сюда.

Оставив ксерокс, иду в приемную.

— Что случилось?

— Смотрите.

Я, собственно, все вижу и сам. На экране монитора в темноте светится надпись «Enter password».

— Они установили п-пароль. Странно, этого раньше не было.

Раньше не было, потому что они чувствовали себя спокойно. Теперь — спасибо Бортновскому — Хелле знает о моем присутствии в Париже и принимает меры безопасности. Кстати, это должно касаться не только компьютеров.

— Андрей, жалюзи на окнах давно повесили? Осмотревшись, Андрей отрицательно мотает головой: — Дня два назад. До этого были только занавески.

Так и есть. Жалюзи — самый дешевый, но от того не менее надежный способ защититься от снятия информации, то есть прослушивания, с оконных стекол. Лазерные микрофоны, которые так эффектно выглядят в кино, на самом деле приборы довольно капризные. Они плохо работают, если луч попадает на стекло под углом или с большого расстояния. Кроме того, достаточно установить хороший стеклопакет или оклеить окна специальной пленкой, или, например, повесить металлические жалюзи — и все, окно надежно защищено. Звуки изнутри не будут вызывать вибрации стекол, и прослушивание станет невозможным.

Хелле защитился от прослушивания через окна. Ему только не могло прийти в голову, что кто-то нагло полезет внутрь офиса через дверь.

Андрей, подумав, говорит:

— В п-приннипе я могу обойти пароль. Сделать?

— Нет-нет. Они могли установить и журнал загрузок, который фиксирует все включения. Если загрузить программу, Гутманис завтра же будет знать о несанкционированном входе в сеть. А нам этого не надо.

Размышлять тут не о чем, и Андрей делает единственно логичное предложение:

— Т-тогда надо заходить извне, через Интернет. Когда включен этот к-компьютер.

— Когда это бывает?

— Обычно с д-двенадцати до четырех.

Я возвращаюсь в кабинет Гутманиса, кладу бумаги на место, оглядев аккуратные стопки папок, запираю сейф. Когда я выхожу в приемную, Андрей дисциплинированно ждет, переминаясь с ноги на ногу у выключенного компьютера.

— Ну что, пошли?

В тот момент, когда мы почти подходим к входной двери офиса, раздается звук вставляемого в замок ключа. Мгновенно отпрянув и выключив фонарик, тащу Андрея вглубь офиса. За углом дверь. Открываю ее, мы заскакиваем внутрь. Короткая вспышка фонаря: судя по наличию плиты и холодильника — кухня.

Да, вот это фокус! Не хватало, чтобы нас здесь взяли. Тогда мне — срок, пусть небольшой, но достаточный для окончательного и бесповоротного завершения карьеры. Дважды за один год — это много. Рецидивиста-уголовника в нашей конторе держать не станут.

Андрею этот визит обойдется еще дороже. Застав забитого, бессловесного референта в офисе ночью одного, Хелле очень удивился бы. Но за подобное появление уже в моей компании он убьет парня, не задумываясь. Судя по тому, как Андрей прилип к стене и затаился, он ясно понимает это и сам.

Кажется, я зря тратил время, оставляя следы нашего присутствия в офисе, перекладывая предметы в сейфе. Все идет к тому, что этих следов будет здесь в избытке. Спрятавшись в кухне, мы слушаем звук открываемой двери, шаги, невнятный разговор. Вернее, говорит только один человек. Нетрезвый хрипловатый мужской голос произносит: «Проходи, сейчас мы…» Звуки поцелуев. Женское хихиканье. Тот же голос произносит: «Жалко, ты ни черта по-нашему не понимаешь». Кое-что становится ясным.