Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 21

— Основная мысль понятна?

С готовностью киваю. Такой ответ ни к чему не обязывает. Я ведь действительно в общем и целом понял, о чем мне говорят. Тем более что изъясняется этот парень действительно вполне доходчиво, хотя и несколько примитивно. А вот уезжать мне или нет, решим позже. Но мой собеседник принимает утвердительный жест как знак полной капитуляции.

— Ну, вот и чудесно. И не надо бегать от нас по Парижу. Нашли вас здесь, найдем где угодно.

Ну как раз на сей предмет можно было бы поспорить. Игре в прятки я поучил бы и не таких орлов. Но пока игра идет в открытую, и пусть думают, что счет не в мою пользу. У них есть все основания полагать, что меня можно поймать легко, как глупого карася в бредень.

— А вы имеете представление, кто я такой и где работаю? Не боитесь нашей службы?

Смутить или напугать парней не так-то просто. Некоторое время они с усмешкой смотрят на меня. Наконец я получаю вполне резонный ответ:

— Мы ведь вам уже сказали — важно не то, что мы знаем вас, а то, что вы не знаете нас и ничего не сможете предпринять.

После этого пассажа парень, видимо, решает показать, что с ним и его организацией шутки плохи. Поэтому он легко перегибается через стол и на прощание внешне по-дружески, но на самом деле очень крепко хлопает меня широкой короткопалой ладонью по щеке. Шлепок почти не слышен за соседними столиками, но от удара мгновенно загорается лицо.

Этот жест тоже явно заготовлен заранее. Хорошо бы сейчас сказать, что в следующий раз я его убью за такую шутку. Это выглядело бы весьма эффектно, как в кино. Еще лучше дать этому шутнику в зубы, так чтобы он снес пару столиков. Но в ответ эти двое изувечат меня прямо в ресторане и уйдут. Кто станет за ними гнаться, чтобы сдать в полицию? И вообще, нет ничего глупее, чем угрозы. Ничего, бог даст, посчитаемся.

Я криво улыбаюсь своему обидчику и он со своим молчаливым спутником покидает ресторан. Щека горит, но я автоматически слежу через витрину за двумя супостатами, пересекающими улочку. Они садятся в своей серый «мерседес», за рулем которого их ждет еще один парень, и уезжают.

Перевожу дыхание и с некоторыми усилием постепенно восстанавливаю душевное равновесие. Затем поднимаю указательный палец и заказываю подошедшей официантке кофе и коньяк. По-моему, я заслужил коньяк. Даже наверняка заслужил. В обмен на какие-то пятнадцать минут страха, несколько грубостей и шлепок по морде я получил довольно интересную информацию. А сводится эта информация к следующему.

Первое, установлен крайне важный факт: не очень понятно, как именно и в какой точно момент, но я попал в поле зрение людей, которые связаны с делом Лорана. Из всего, что я делал и о чем спрашивал за время пребывания в Париже, только это имя могло вызвать у кого-то тревогу.

Второе, эти «кто-то» связаны с Бортновским, который выдал себя телефонным звонком Завадской.

Третье, эти люди, скорее всего, знают, где я работаю. К человеку из ФСБ они отнеслись бы с большей опаской, а нашу контору большинство граждан по преимуществу воспринимает как абстрактное сборише интеллектуалов, обслуживающих за границей политические интересы государства и предпринимающих конкретные шаги только против таких же как они шпионов.

Из этого третьего следует четвертое: узнать, где я работаю, мог только человек из нашей международной шпионской тусовки, то есть занимающийся тем же ремеслом, что и я, и располагающий доступом к соответствующим базам данных. А значит, за делом Лорана начинают маячить спецслужбы. И, соответственно, Ф.Ковальски возник в этой истории совсем не случайно.

Таковы выводы. Вот сколько нового можно узнать за один визит в ресторан. Допиваю вино, и, почти не тронув рыбу, покидаю негостеприимное заведение под сенью красного бегемота с улыбкой кретина. Сюда я больше никогда не пойду — положительные и отрицательные рефлексы у меня прививаются быстро, как у собак в виварии академика Павлова. И вообще я не люблю места, где меня били. Кроме того, сегодня мне есть чем заняться. Главный практический вывод из событий этого дня заключается в том, что наступило время вплотную заняться господином Бортновским.

В небольшой приемной офиса Бортновского за столами с компьютерами сидят томного вида секретарша, вся состоящая из пышных форм и смелых вырезов, и еще молодой человек, лица которого я не вижу. Кабинет у Леонида большой, но окно выходит на глухой двор с несколькими деревьями и редкой травой.

Бортновский здоровается со мной совершенно спокойно, взгляд прямой, в глаза, держится без напряжения. Значит, тот, кто меня искал, скорее всего не вводил его в курс дела. Ну что же, тем лучше.

Едва мы усаживаемся и Леонид предлагает мне кофе, дверь распахивается, и появляется невысокий большеголовый молодой человек из приемной. Он кладет перед Борт-новским бумаги и подает перьевую ручку для подписания, когда Бортновский широким взмахом простирает в его сторону коротенькую руку:

— Вот, Алексей, знакомься, — это Андрей, мой помощник. Фактически правая рука. Человек исключительных способностей. Ну-ка, Андрюш, сообщи нам, каков курс франка к доллару на сегодняшней бирже?

Помощник и фактическая правая рука мучительно краснеет и, вытянув шею, говорит:

— Леонид Б-б-борисович, сегодня к-к-курс еще не сообщали.

— Ну ладно, тогда поведай нам, скажем, когда был построен Собор Парижской Богоматери?

— С т-тысяча сто шестьдесят третьего по т-тысяча д-двести пятьдесят третий г-годы.

— Во, видел? А вот почему Квазимодо смотрел на казнь этой, как ее…

— Эсмеральды.

— Да, Эсмеральды, с северной башни Собора Парижской Богоматери?

Парадоксально, но Бортновский совсем не намерен унижать своего референта. Он скорее хвастается им, как барин породистой борзой. Ему и в голову не приходит, что может твориться в душе Андрея. В глубине темно-серых глаз парня пролетает едва заметный нехороший огонек, но он покорно отвечает:

— Потому что только оттуда была видна городская ратуша и Гревская площадь, где ее казнили.

Бортновский в восторге поворачивается ко мне.

— Вот, Алексей, понял, какие люди у меня работают? Это же клад, а не сотрудник!

— Понял-понял. Спасибо, Андрей, ваши знания действительно впечатляют. Просто поразительно.

Парень с молчаливой благодарностью смотрит на меня, а Бортновский повелительно машет ему рукой:

— Ну все, можешь идти.

— Леонид Б-борисович, там Балабанов звонил. Сказал, что будет через пять минут.

— Так что ж ты, идиот, молчал?

Андрей отвечает с неуловимой мстительной нотой:

— Я х-хотел сказать, но вы стали з-задавать вопросы про Париж.

— Черт бы его взял, этого Балабанова! И тебя вместе с ним! Болван!

Бортновский швыряет в Андрея ручку, которая оставляет на обоях синий росчерк чернильных брызг и откатывается ко мне под ноги. Подняв ручку, протягиваю ее референту. Покрывшись красными пятнами, Андрей хватает ручку и вылетает из кабинета. Когда дверь за ним захлопывается, Бортновский со злостью отдувается:

— Вот дубина! Типичный Форест Гамп! Ты смотрел этот фильм? Просто один к одному. В данном случае — обшее слабумие при колоссальном интеллектуальном потенциале.

— Ты смотри, полегче с ним. Люди не любят, когда над ними издеваются. Тебе эти демонстрации его способностей еще боком выйдут.

Бортновский пренебрежительно машет рукой.

— А, брось. Что он мне сделает? Вот сейчас один тип придет, так тот действительно просто ходячая головная боль.

— Может быть, мне уйти?

— Да нет, сиди уж. Это вряд ли надолго. И потом, при таком разговоре свидетели не помеха.

Бортновский не успевает договорить, как в кабинет врывается среднего роста плотный рыжеволосый мужчина с всклокоченной бородой. Пришелец с размаху впечатывается в кресло и, сопя, начинает сверлить Бортновского взглядом.

Хозяин кабинета довольно неумело изображает равнодушие. Постепенно он начинает краснеть и ерзать в кресле. Молчание сгущается и давит. В полной тишине я с удовольствием перевожу взгляд с Леонида на его гостя и обратно. Наконец, Бортновский неуверенно спрашивает: