Бог ищет тебя - Елистратова Лола - Страница 7

• Предыдущая
• 7/22
• Следующая

Но ведь они очень мало знакомы.

Какая разница? В наше время все только так и делают.

А ей хотелось, чтобы он ее поцеловал.

Ну и поцеловала бы его сама.

Я? Вот этого чужого человека? Нет, невозможно. Я его не люблю. Я люблю Андрея.

Хотя нет, Андрея я тоже не люблю.

Окончательно запутавшись в своих рассуждениях, Лиза бросила эти мысли и пошла искать «Котлетную».

Мартовский Петербург растекался крупными слезами луж. Вокруг таяло, хлюпало; в подворотнях, по которым пробиралась Лиза, грязи было по колено. Места были мрачные, непривлекательные: разворошенный муравейник, темные переходы и дворы-колодцы, кошмарный Петербург Достоевского, спрятанный за чистыми фасадами Гороховой улицы. Где-то под крышей, за глухой стеной, комната-сундук горячечного Раскольникова. Маслянистая старуха-процентщица в луже крови, Сенной рынок – нищий угар ушедшего столетия, холерный бунт и пьяные убийства. Все они отражались в глубоких голубых лужах, подернутых ледком.

Но Лизе в то утро это было безразлично: лишь бы не промочить тонкие ботинки. Она не без труда нашла вывеску «Товарищество режиссеров» и остановилась в недоумении.

Перед ней было две лестницы: первая спускалась в полуподвал, а вторая, хлипкая, шаткая, сделанная из изогнутых металлических прутьев, взбиралась по стене дома, словно вела в никуда.

Лиза постояла минуту в нерешительности, переводя глаза с одной лестницы на другую. А потом даже плечами пожала от досады на саму себя: ну конечно, вот же он, домофон, за тремя ступеньками, ведущими в полуподвал, да и как можно было сомневаться? Она нажала на восьмерку и вошла в раскрывшуюся дверь, но некоторое время странный образ извилистой лестницы, ведущей вверх и в никуда, еще преследовал ее.

Урок уже начинался.

Несколько девушек перед широкой зеркальной стеной, яркие блестящие юбки, много бисера и мониста, мониста... Пробные шаги вдоль зеркала, звон монеток на платках, повязанных вокруг бедер. А потом польется восточная музыка, сладкая, как варенье из ширазских роз, и пьяная, как первая капля запретного вина; вступят бубны, а за ними – гулкие барабаны, думбеки: удар, еще удар.

– Девочки, по местам. Разминка запястий.

Тонкие, узкие запястья порхают, выгибаются:

вниз – вверх. Мелко движутся, играют длинные пальцы в кольцах. Ладонь раскрывается, как лепестки цветка.

– Еще тянем, еще, с усилием.

И – приседаем на два счета, копчиком давим в пол; поднимаемся на полупальцах, макушкой ищем в потолке точку, которая закрепит нас, когда мы закрутимся вокруг своей оси. Плие-релеве, плие-релеве... А руки открыты, высоко, не прячемся, показываем себя всем, пусть будет видно даже тем, кто на галерке. Гнем, тянем: до боли, с усилием. Вот так – через боль, через напряжение – приходит и раскрывается женственность, словно распускающаяся роза, а музыка уже звенит, рыдает, дробью рассыпаются дарабуки:

– Хабиби, хабиби... Любимая...

И – по хлопку – вперед! Давай, пошла, поплыла: в пальцах – жемчужинки, на голове – корона, нос вверх, зубы сияют. Три мелкие шажка вперед, в диагональ; другая диагональ, третья... Прокрутилась вокруг своей оси – замерла, кисти рук перед лицом, поводила из стороны в сторону подбородком: я стесняюсь. Прокрутилась еще раз, пококетничала плечами: ах, как же я стесняюсь...

Талия извивается, качаются бедра, и волной плывут волосы, и глаза, Лиза, – глаза.

– Где твои ресницы?

– Следи за положением ресниц.

Танец – это не набор движений, а состояние души. Мы не просто заигрываем с публикой, мы показываем себя. Показываем женщину, неповторимую, творческую; показываем личность. Бедра плавно движутся, поочередно опускаются то прямо, то сбоку: уходит зажатость, сексуальная подавленность. Сверкают волосы, движется гибкая шея, грациозно вздрагивает грудь: мы свободно общаемся с миром, мы познаем себя.

Я познаю себя.

– Научи меня радости жизни, – попросила женщина у Бога, и Бог научил ее танцевать.

Ах, как мы кокетничали плечиком: смущались, стеснялись, а вот, еще раз прокрутилась – и хоп! мелкая тряска грудью, рассыпучий бисер. Глядите, я и не думала стесняться. Смотрите, все смотрите, какое платье, какие волосы... Полюбуйтесь: заструились руки – полюбуйтесь, какая фигура...

Хабиби, хабиби... и пошла, поплыла – во-он к тому мужчине за столиком... Соблюдай диагональ, Лиза, не закрывай себя руками, они же хотят видеть тебя. Они заплатили за это, Лиза, и теперь смотрят – все они смотрят на тебя из-за столиков, отставили в сторону коньяк, потушили сигареты, затаили дыхание. Так давай, заводи, твори: пальцами, глазами, животом, волосами – зажигай, доводи их до исступления.

И опять густо вступают барабаны. Пластичная, медленная волна: я восточная женщина, никуда не спешу, я довольна собой, я... – и вдруг хоп! резкий удар бедром под ритмичную дробь: вправо, влево, быстро, словно коснулась барабана, обожглась, отлетела в другую сторону, коснулась опять. А потом бедрами – восьмерка – ну конечно, восьмерка, что же еще – наружу и внутрь, медленнее, быстрее; фигура разнообразится движением запястий, руки взлетают вверх, и живот ритмично ходит туда-обратно. Они не смогут отвести глаз от твоего живота, Лиза, твой живот, Лиза, – Изида, Иштар, Мать-Земля, Афродита, вечно влажная, вечно плодородная.

– Молодец, – скажет темная танцовщица. – У тебя отлично получается. Как тебя зовут?

– Лиза.

– Ты, Лиза, когда закончишь курсы, сможешь неплохо зарабатывать. Будешь танцевать в ресторанах.

– Да нет, я так, для себя...

– Ладно тебе, лишние деньги никому не мешают. Будешь танцевать, – и в зал: – Девочки. Работаем дальше.

И от того, как они, красивые, поплывут в диагональ, от этого простого «девочки», наступит сладкая эйфория – вот оно, мировое сообщество красивых женщин, и я тоже принадлежу к нему, я танцую вместе с ними: в пальцах – жемчужинки, на волосах – корона – танцую перед мужчинами, которые потушили сигареты и затаили дыхание. И живот пульсирует туда-обратно, движутся вверх-вниз ягодицы, беснуются бедра: «тарелочка», «бочка», удары наискосок, с согнутым коленом. Я танцую и отражаюсь в широком зеркале, а они смотрят на меня из-за зеркала, смотрят и умоляют:

– Танцуй для меня, Саломея, я прошу тебя. Если ты будешь танцевать для меня, проси у меня все что хочешь, и я дам тебе.

– Я буду танцевать для тебя, царь...

– Танцуй, и я дам тебе сандалии, выложенные стеклом, дам веер из перьев попугая; я дам тебе браслеты из города Евфрата, украшенные карбункулами и нефритами.

Удар бедром – еще удар, и пот льется по горячей коже, и глоток воды из бутылочки, стоящей там, сзади, у стены, вызывает ощущение блаженства. Мне жарко, я пью воду, я живу – слышишь, темная королева, я живу и танцую, я думала, что не смогу, я такая худая, грудь маленькая, движения слишком резкие, и локти торчат углами, но вот же – я танцую, наверное, все-таки что-то передалось от талантливых родителей, не могло же все безвозвратно увянуть. Внутренняя музыка звенит, рыдает; женственность раскрывается, словно роза в садах Парадиза.

И я живу, сладко ноют мускулы, учащается дыхание, гремят барабаны. И – нижняя волна бедрами, удар пахом вперед.

Ах!

И еще раз – удар пахом вперед. Покажи им все, Лиза, покажи на все деньги, которые они заплатили, и даже больше. Покажи им танец спадающих покрывал, чтобы они просили тебя:

– Омочи свои губки в вине, и я допью после тебя кубок.

– Откуси от этого яблока, и я доем остальное. Что с ними, Лиза? Отчего на их лица словно плеснули красной краской?

Змеевидные руки твои, золотые волосы, пылающие как факел. Кто же так смотрит на тебя, кто встает на колени, ложится у твоих ног? Твой ли это муж, такой темный и красивый? Или твой новый возлюбленный, такой молчаливый? Или тебе все равно, кто смотрит на тебя, сколько бы их ни было там, за зеркалом: один – два – три – десять – океан желания, их желание обливает тебя, как пенная струя шампанского, щеки вспыхивают румянцем, кровь струится по самым крохотным, забытым сосудикам.

• Предыдущая
• 7/22
• Следующая