Бог ищет тебя - Елистратова Лола - Страница 12

• Предыдущая
• 12/22
• Следующая

– Еще смеет меня подозревать!

– Откуда эти цветы?

– Вообще убирайся отсюда... Никто тебя не звал.

– Пусть только попробует... Нет, ну это надо! И здесь он!

– Я тебе сказала, отстань от меня. Я не собираюсь выслушивать эти глупости.

– Вещи он помог донести, козел... И кому! Моей жене! Убью к чертовой матери!

– А я тебе и не жена вовсе. Мы с тобой разводимся.

– Нет, ты моя жена, – сказал он, хватая ее за плечи. Блестки посыпались на одеяло.

– Не трогай меня, – закричала она.

– Моя, – проговорил он, стиснув зубы. СИЛЬНО притянул упирающуюся Лизу к себе и поцеловал в губы.

Ах, Лиза, омочи свои губки в вине, и я допью после тебя кубок.

Зашептались, зашушукались над куполом темные ангелы, перемигнулись с Луной.

Смотри, Лиза, Луна похожа на истерическую женщину, которая везде ищет себе любовника. И она нагая, совсем нагая. Облака хотят одеть ее, а она не хочет. Она явилась совсем нагая на небо. Луна спотыкается среди облаков, как опьяневшая женщина. Ну конечно, она ищет любовника...

Ты как Луна, Лиза, словно янтарная Луна в покрывале из нарциссов. Поцелуй его – ты же искала себе любовника, ты явилась совсем нагая на небо. Откинь голову – шея длинная, гибкая, изящно вздрагивает грудь, струятся руки: пальцы скользят по его спине, запястья изгибаются у него на шее, и живот так быстро ходит: туда-обратно, туда-обратно... Покажи ему на всю музыку, Лиза: удар бедрами, еще удар и «нижняя волна» – сильный удар вперед...

Ах!

И еще раз. И – раз-два-три-о!

Посмотри на его лицо, Лиза. Что с ним? На него словно плеснули красной краской. Его желание направлено на тебя, его желание омывает тебя пенной волной, словно струя шампанского.

И еще его глаза – как ты была права, темная королева! В мире нет ничего прекраснее, чем его глаза. Зрачки, закатывающиеся под веки перед последней судорогой.

В пять часов утра Андрей сказал:

– Ладно, мне надо ехать в аэропорт. У меня рейс в семь тридцать.

– Какой-то ты странный взял билет, – заметила Лиза.

– Ля надеялся, что все именно так и кончится, – ответил он и засмеялся.

– Ты нахал, – спокойно сказала она.

Он вернулся от двери, обнял ее и заглянул в лицо:

– Возвращайся домой, Лизонька. Пожалуйста.

Но она опять промолчала, и он ушел.

А через несколько минут – легкий свист снизу, камешек, царапнувший по стеклу.

Открыть окошко, свеситься вниз со второго этажа:

– Ну что тебе?

– Дай мне ручку, Мелизанда. Только твою маленькую ручку.

С вышины собора смотрят, шепчутся темные ангелы.

– Только твою маленькую ручку к моим губам...

Однажды в жизни наступает такой момент, когда перестаешь понимать, чего хочешь. Не понимаешь, куда идешь и зачем. Законы логики больше не действуют; создается томительная атмосфера, непрерывная приглушенность, парящая над всем происходящим.

Лиза медленно закрыла окно.

Обернулась.

Вчерашняя гостья сидела в кресле, но ее красочное оперение было сложено. Блестящие синие глаза, сверкавшие с перьев накануне, прикрыты тяжелым страусиным пухом, остановлены в неживом оцепенении. В полутьме белело только женское лицо: бриллианты в ушах и накрашенный рот.

– Ну что, моя маленькая Мелизанда, – сказала она тихо, – вот ты и танцуешь.

Лиза улыбнулась.

– Ты быстро делаешь успехи. Ты уже поняла, как становятся шпионками. А ведь совсем недавно тебе казалось, что это не имеет к тебе ни малейшего отношения.

– Но... я... с какой стати? – попыталась защититься младшая. – Почему вдруг я шпионка?

– Обманываешь меня, себя обманываешь, – старшая говорила ровным, монотонным голосом. Драматизм напряженности достигался без подчеркнутого нагнетания эмоций, оставаясь в рамках медлительного, ничем не нарушаемого движения. – Разве не об этом ты подумала час назад?

– О чем – об этом?

– О том, как станцуешь новый танец. Как ты получишь нужные документы: выпросишь, выкрадешь, раздобудешь. Разве не так?

– Да бог с тобой, – отмахнулась Лиза. – Это же причинит огромный вред Диме.

– А нам наплевать на Диму.

– Ты думаешь, я должна помочь Андрею? Но он меня об этом вовсе не просил. Хуже того, он просто взбесится, если я принесу ему эти документы. Ты видела, какой он ревнивый? Да он с ума сойдет...

– А нам и на него наплевать.

– Так зачем же тогда?

– А попробовать коготки, – ответила Мата, и в сложенном павлиньем хвосте на секунду вспыхнуло что-то алое. – Ты же хочешь, я знаю, что ты хочешь. Я же говорила, что после танца ты попросишь голову Иоанна Крестителя на серебряном блюде.

– Ты думаешь? – нерешительно спросила Лиза.

– Я уверена в этом, Саломея.

– Ну, может быть... Заодно и денежные проблемы уладятся, и потом, хотя бы раз я почувствую свою нужность, полезность. Я сыграю важную роль в развитии дела моего мужа. Это, конечно, было бы приятно...

– Нет, все не то, – возразила старшая, по-прежнему не повышая голоса: только оттенки звучания в пределах узкого диапазона сдержанной динамики. – Обманываешь меня, себя обманываешь.

– Что же тогда?

А вот что: «Шахерезада». Могучий царь Шахрияр уезжает на охоту. Он нежно прощается с любимой женой Зобеидой: она лежит на подушках, томная, темная, блестки, газ и шальвары, она машет царю рукой, утирает слезы платком. Царь уезжает – и резной, ковровый, золоченый гарем в скорби.

Звук охотничьего рога.

Уехал, уехал!

Скорее: открыть запретную дверь, выпустить пылкого черного раба в жемчужном нагруднике. Танцевать с ним посреди сцены, и на возвышении, и под балдахином. Порхать, есть сласти, пить вино: разве одинокий кубок в тиши гарема, среди наскучивших подруг был бы так сладок?

И пусть внезапно вернувшийся царь пронзит молодого раба кинжалом! Даже если самой придется умереть, – ты открыла запретную дверь, Зобеида.

Ты играла.

– Так что, просто ради удовольствия обмануть всех вокруг?

– Это совсем не просто, маленькая царевна. Ты не знаешь, какая это радость, когда мужчины, серьезные, взрослые, с большими деньгами, с государственными делами, о которых они не считают нужным нам рассказывать, оказываются простачками, дурачками, сами не знают, что болтают, не понимают, что говорят. Вот только правым бедром вверх, и еще раз вверх – и план наступления Нивеля уже лежит у меня на подушке. А потом, хоп! цок-цок каблучками! – и вот она, диспозиция высадки немецких подводных лодок на марокканском берегу.

За однообразным звучанием голоса танцовщицы, неумолимого и ужасающего в своей простоте, вставало зловещее видение первой мировой войны, запах гари и железа, мрачные фантазии о призраках и виселицах.

– Ну да, конечно, ты же была шпионкой, – сказала одурманенная Лиза. – Ты шпионила за немцами для французов? Или наоборот – за французами для немцев?

И то, и другое, – ответила Мата, и ее глаза выпустили в темноту струю алых брызг. – Я была двойным агентом. Я рассказывала немцам французские секреты, а французам – немецкие. Мне было наплевать и на тех, и на других. Что мне до них? Я голландская подданная с душой индонезийки.

– А как же ты добывала эти секреты?

– Чаще всего я просто врала, – призналась старшая. – Я сочиняла для них немыслимые истории, а они слушали, кивали, не улыбались. Писали рапорты. Делали доклады.

– И ты всегда врала?

– Нет, – после паузы ответила Мата, – не всегда. Иногда я думаю: что было бы, если бы я не выдала немцам план наступления французских войск в битве при Эне, на «Дамской дороге»? А было страшное сражение, резня, душегубка. Сто двадцать тысяч французских трупов за три дня. Ты думаешь, я виновата в случившемся?

• Предыдущая
• 12/22
• Следующая