Последний бастион – 2. Бремя белых (СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 7

Так вот. Что было на большом жюри (В США кроме суда присяжных есть "Большое жюри" — оно решает, передавать дело или нет на рассмотрение суда присяжных. Фактически, это первая ступень суда. Отличается от суда присяжных большим количество членов жюри, а также тем, что адвокату подозреваемых нельзя выдвигать собственные улики, он имеет право лишь критиковать улики обвинения. Решение — передавать дело или нет в суд присяжных решается простым большинством голосов — прим автора) — описать сложно… Этот адвокат вел себя как петух в курятнике, прокурор не знал, куда деваться. Газеты и правозащитные организации орали, что итальянская мафия и ФБР совместно избили бедных негров, что в ФБР одни расисты и белые фашисты, что в мафии — тоже расисты, потому что негров в семьи не принимают. Оказывается, у негров есть и такое гражданское право — быть принятым в итальянскую мафию… А я и не знал. В конечном итоге загнанный в угол прокурор был вынужден пойти на сделку с защитой (В США обвинение может заключать сделки с защитой, относительно того, что обвиняемый часть преступлений признает, а прокуратура отказывается от остальных обвинений — прим автора). Кого на поруки выпустили, кто посидел год и вышел. В общем — все эти профсоюзники от наказания ушли. А Лена из ФБР вышибли пинком под зад, сопроводиловку написали такую, что ни одна тюрьма не примет. Фашист, расист, экстремист. Благо нью-йоркский резидент (начальник офиса или отделения ФБР в городе, это очень высокая должность, примерно соответствует начальнику ГУВД — прим автора) тоже нег… афроамериканцем был — он то и постарался.

Пришлось Лену устраиваться детективом в какой-то сельский участок в Айове — хорошо еще, что так устроился. Это Лен Модроу! Человек, который расследовал дела Дженовезе!

— Может, расскажешь, что с тобой произошло, почему ты их так не любишь? — задал я вопрос, который меня, признаться, очень интересовал

— Может и расскажу. Только не сейчас. А стрелять не надо, здесь могут быть и импи, и местные копы, и кто-нибудь еще. Лучше обойтись консервами…

— Консервы так консервы… — пожал я плечами. Достал штык-нож, пару банок цыпленка в пикантном соусе, быстро открыл. Одну бросил Марине, та поймала ее на лету.

— Как думаешь, сколько нам еще тащиться до границы? Ты ведь здесь уже бывала? — поинтересовался я, смакуя нежное мясо.

— Не меньше трех дней. А, наверное, и больше — ответила Марина — потому что мы бездорожьем едем. Дальше местность будет еще хуже…

— Оно хреново. Слушай, а здесь исламисты есть? Ну, такие, которым хлебом не корми — дай кого-нибудь зарезать во славу Аллаха? Такие, как на Ближнем востоке.

— Здесь тебя и без всякого Аллаха зарежут за милую душу. Исламисты здесь есть, но немного. Есть PAGAD — люди против гангстеризма и наркотиков. Такая группировка, но она действует только в городах. И их относительно немного. Большая масса нигеров на Аллаха срать хотела, у них верования свои и намного более древние, чем ислам. Здесь идет война, прежде всего межрасовая и межплеменная, этих причин вполне хватает для того, чтобы убивать. Поэтому я тоже не знаю, кто на нас напал и какого черта им…

Договорить Марина не успела — я поднял руку со сжатым кулаком, требуя тишины. Какой-то звук… словно бензопила… причем нарастающий…

— Прячься! — тихо сказал я и в этот момент на нас буквально выскочил летящий на низкой высоте маленький самолет. Блестящий круг пропеллера, двойная хвостовая балка, небольшая кабина максимум на пятерых. Самолет — разведчик!

— К машине! — заорал я, когда самолет с ревом пронесся над нами на высоте метров пятьдесят и сразу начал набирал высоту, ввинчиваясь в бледно-голубое, без единого облачка небо…

— Садись за руль!

Сам прыгнул назад, распихал вещи по углам, чтобы расчистить себе место. Лихорадочно выхватил из-под вещей ящик с инструментами, открыл так, что чуть не рассыпал его, перебрал сделанные нами с братом в ЮАР заготовки. Кажется, эта… Взял молоток, зубило, пару раз от души долбанул по мощной дуге безопасности между передними и задними сидениями. Затем достал пару винтов, отвертку, начал прикручивать кронштейн для крепления пулемета. Марина уже завела двигатель и теперь ждала моей команды…

— Сейчас поедем! Но к границе нельзя, надо обходить! Посмотри карту, давай свернем на восток!

— Есть дорога на Кадому и дальше — на Хараре

— На столицу? Нет уж, на… Еще подумают, что мы Мугабе свергать собираемся. Что еще?

— Тогда на Квекве и потом снова свернем. Но это лишний день пути! Да и топлива — до границы не дотянем…

— Найдем, где заправиться! — я уже прикрутил намертво винтами кронштейн и теперь устанавливал на импровизированную турель пулемет — давай, поехали. Только меня на ухабах не вытряхни! Может и уйдем…

Не ушли… Уже через десять минут после того, как улетел самолет разведчик, сквозь рев двигателя Лэндровера я услышал приближающийся гул моторов…

— Стой!

Марина резко остановила Лэндровер, я сунул ей вперед автомат…

— Держи! Повесь себе на шею, на всякий случай.

Если, например, выбросит из машины взрывом или что-то в этом роде — то автомат на ремне, оставшийся с тобой, это буквально выбор между жизнью и смертью.

— Мне с винтовкой проще…

— Держи, говорю. Как скажу, газуй!

Хорошо, что местность шла относительно ровная, без промоин, поросшая мелким кустарником, который Лэндровер преодолевал на раз.

Самолет появился буквально через минуту, и я и Марина увидели его. Тяжелый, двухмоторный, воздушный грузовик, ветеран еще второй мировой войны. Знаменитая ДС-3 Дакота, основной транспортный и десантный самолет в Африке в небогатых странах. Своих клиентов русские снабжали "Антоновыми", те страны, которым повезло иметь нефть или алмазы закупали С130 Геркулес или С160 Трансал. Дакоты оставались самым бедным и сейчас, разглядывая идущий на небольшой высоте самолет, покрытый серой, уменьшающей отраженное излучение локаторов краской, я пытался понять — сколько же в нем может быть парашютистов-десантников…

— Что делаем?

Летчик заметил нас, и машина пошла вверх, заходя на круг. Готовится к десантированию, сука…

— Ты с автомата стрелять умеешь хорошо?

— Не так, как с винтовки… — виновато улыбнулась Марина

— Тогда вот что. Сейчас он попытается выбросить группу отсечения, чтобы отсечь нам пути отхода и оставить только тот, где нас ждет засада. Как только начнется десантирование — а оно будет с малой высоты, времени почти не будет — стреляй! Попытайся загасить хотя бы одного. А потом — резко поворачивай и давай вон к тем горам — я указал на далекие изломы невысокого горного хребта, четко выделяющегося на горизонте…

— Поняла

— И опасайся засады! Они будут отсекать нас от всех дорог, кроме тех, где нас ждет засада! Если увидишь что-то — крикни, предупреди!

— Есть, мой генерал…

Господи… она еще и шутить в такой ситуации умудряется…

Самолет заходил на круг, я вел стволом пулемета за ним, но не стрелял. Не знаю — видели ли те кто находился в самолете пулемет или нет — но он и решились. До земли было примерно сто двадцать метров, не больше — и тут от самолета отделилась одна черная точка, вторая, третья… Самолет шел по широкой дуге. Сбрасывая десант, который должен был охватить нас полукольцом…

Серым пятном на бледно-голубом небе вспыхнул первый купол парашюта, на тончайших, почти невидимых с такого расстояния нитях строп под ним повисла фигурка десантника. И как только миниатюрная фигурка десантника коснулась заостренной мушки прицела, я нажал на спуск, отсекая короткую очередь…

Хотя на таком расстоянии почти ничего не было видно, но каким-то шестым чувством я понял — попал! Фигурка по-прежнему висела на стропах, но парашют спускался неуправляемо. Подвинул ствол на несколько градусов, ловя в прицел другой парашют, новая очередь и снова — попал. Третья — готов! Словно в тире мишени летели к земле, но пока они висели в воздухе — их доставал пулемет точными и безжалостными очередями…