Акула пера в СССР - Капба Евгений Адгурович - Страница 37

А еще – не складывалась картина с советскими девушками и зеленым столом, и киями, и шарами слоновой кости. А эта компания барышень как раз и развлекалась игрой джентльменов! Волей-неволей взгляд задержался на изящном силуэте в довольно легкомысленном зеленом платьице – его обладательница как раз эдак привлекательно изогнулась, прицеливаясь для удара. Хороша!

– Два по-турецки, – Юрий Анатольич щелчком пальца закрутил рублевую монету по прилавку.

От песка на электроплитке шел жар, тетенька с мощными предплечьями поймала монету, широко, как старому знакомому, улыбнулась Анатольичу, сыпанула из пачки с непонятным логотипом по ложке кофе в каждую из маленьких турочек, плеснула воды и сунула их в самое пекло. Интересно – для «Волны» турки тоже делали цыгане?

Честно сказать – по сравнению с кофе будущего этот был так себе. Но пивал и похуже! Зато рогалики – местная фирменная фишка – оказались на высоте. Я чуть не заурчал от удовольствия, вцепившись в него зубами, и поначалу не обратил внимания на страшные глаза Анатольича, который отставил кофе и подавал мне какие-то таинственные знаки всем лицом.

Обернувшись, я так и замер с рогаликом во рту: это была Тася! Та самая девушка за бильярдным столом, в зеленом платье!

– Гера? А я смотрю и никак понять не могу – ты или не ты! – В одной руке у нее был кий, в другой – мелок, каким смазывают его кончик профессионалы. – А я девочек на дневной сон уложила и сбежала к подружкам!

Тася – и бильярд? С другой стороны, биатлон это глазомер, руки у нее сильные, координация движений – замечательная… И растяжка – тоже.

– Пошли, я тебя познакомлю – это всё наши, северяночки! – она изящным жестом обозначила своих подруг.

– Товарищ Белозор, нехорошо прятать такие сокровища от коллег! – приосанился старый конь Сивоконь. – Непременно представьте меня!

– Таисия, моя соседка – приехала из Мурманска в отпуск к Клавдии Пантелеевне… Юрий Анатольевич Сивоконь, начальник транспортного цеха редакции газеты «Маяк», самый нужный и необходимый специалист…

Они вдвоем рассмеялись, а потом Тася представила нас офицерским женам – в целом все они были молодыми и симпатичными. Понятно, почему моряки, уходя в дальний поход, предпочитали отправлять драгоценных супруг в нашу Дубровицу, а не во всякие Ялты и Сочи! Тут из ухажеров или идейные бобыли вроде Геры Белозора, или старые ходоки типа Анатольича. Не конкуренция бравым ребятам с кортиками!

Дамочки охотно приняли разухабистого юморного и сыплющего комплиментами водилу в свою компанию, а мы получили пару минут пообщаться наедине.

– В общем, ты полна скрытых талантов, – сказал я. – Еще и на бильярде играешь!

– Я еще и на машинке умею, – улыбнулась в ответ она. – На базе было маловато развлечений – вот мы с девочками как-то в клубе освоили и пристрастились… Даже чемпионат женский проводили!

– Ты выиграла?

– Не-а, перед полуфиналом поехала рожать Аську, – развела руками она. – Такие дела. Слушай, Гера, почему мне перед тобой неловко, что ты меня тут застал?

– Э-э-э-э… Не знаю! Мне, например, неловко, что я в рабочее время пью кофе, но есть оправдание. Я уснул на заседании райкома.

– Бедненький! А мне почему?

– Действительно, почему? Развлекаешься без меня? Ну так ради бога, что в этом такого? Я тебе не… – чуть-чуть я уберегся, чтобы не сморозить глупость, и, вовремя спохватившись, вывернулся: – Я тебе не этот, который «к нам едет ревизор». Мне главное, чтобы ты была в безопасности, а сейчас у нас шестнадцать тридцать, на дворе светло, и атлетических красавцев, желающих соблазнить тебя, вокруг не наблюдается.

– Кажется, один наблюдается… – сказала она.

– В смысле? – я повелся на удочку и, прищурившись, оглядел зал, а потом врубился, что это была месть за «любовницу». – А-а-а-а, какая плохая девочка! Ладно, один-один!

Хитрющая Тася довольно заулыбалась – еще бы, провела меня! Анатольич тревожно глянул на часы и сделал такой жест указательным пальцем, как будто что-то раскручивает – поторапливал.

– Ну, Таисия, желаю вам всех победить и… И увидимся?

– Обязательно! – Ее глаза сияли, губы были такими притягательными, и мне дорогого стоило не поцеловать ее при всех.

Вправду жениться, что ли?

– Война оканчивается тогда, когда похоронен ее последний солдат! – рявкнул Волков. – И если кто-то не понимает, почему воинское захоронение – это место особой святости, то я объясню! Да!

Он и вправду был похож на волка, Василий свет Николаевич, надёжа и опора дубровицких предприятий деревообработки. Хищный взгляд серых глаз под лохматыми бровями, волевое лицо, крепкие желтые зубы, копна серых волос, жестких, будто проволока… Роста среднего, телосложения среднего, характер стойкий, нордический.

– Закон один для всех! – заседание Комиссии по сохранению историко-культурного наследия явно пошло не по тому сценарию, которое выстроил в своей голове партиец из райкома.

Волков рвал и метал:

– Почему ПДО проводит субботник, выделяет деньги на реконструкцию и благоустройство мемориала, а вы тихой сапой переводите их всяким бездельникам? – его узловатый палец ткнул чуть ли не в самое лицо второго секретаря. – Вы думаете, я это спущу вам с рук? Вы думаете, мне не наплевать на то, что в каком-то совхозе работают разгильдяи и лодыри, потерявшие семенной фонд? Пусть этим занимается ОБХСС! Це-ле-вы-е средства, слышали? Це-ле-вы-е! На реконструкцию мемориала, а не на покрытие бесхозяйственности во время посевной!

– Василий Николаевич, но как же взаимо… – начал было второй секретарь, но был жестко оборван.

– Это не взаимовыручка, это преступление, слышите? Если до конца недели не увижу деньги, с вами разговаривать будут совсем другие люди! Да!

– Н-но…

– Тут лошадей нет! Знаю я вас – нагоните школьников, студентов, чтобы на дурняк сделать работу, которую должны делать про-фес-си-о-на-лы! Знаете такое слово или нет? Школьников, конечно, привлекать нужно. Коллективный труд, да! Листья сгрести, мусор убрать – это да, это они могут. Но малярные, строительные работы? Чтобы потом всё равно мы с вами это переделывали? – Волков ощерился, иронично глядя на партийца. – Хотя чего это я? Вы-то ничего делать не будете. У вас туфли югославские, еще испачкаются.

Второй секретарь как раз и был из тех хлыщей в импортных костюмах. Товарищ Веселов, красивый и статный, как с картинки. И он явно пребывал в растерянности. Наверное, Сазанец уверял его, что всё в порядке, и никаких проблем не будет, а теперь он оказался по уши в дерьме.

– Я вижу, что вы темой не владеете, – отрезал Василий Николаевич, – потому заседание Комиссии объявляю закрытым. Да! Пресса, останьтесь. Подумаем с вами, как это всё подать… Чтобы не позорить товарищей. По срокам все понятно?

Нестройный гул голосов членов Комиссии стал ему ответом. Задвигались стулья, собравшиеся расходились. Вообще – это было нонсенсом. Руководитель градообразующего предприятия взял на себя еще и такую серьезную общественную нагрузку и относился к ней со всей ответственностью. Для Волкова война была делом личным – она закончилась, когда ему исполнилось пятнадцать, и с сорок первого по сорок третий год он рисковал жизнью, будучи партизанским связным, а потом дошел до Праги в качестве сына полка, встретив День Победы в пятнадцатилетнем возрасте. И здесь, в дубровицкой земле, лежало очень много тех, кого Волков знал в лицо, кому жал руку и с кем делил кусок хлеба.

– Белозор? Наслышан. Заметку о заседании Комиссии дать можно, но корректно. Я погорячился. Да! Всё это публиковать не следует. Вы человек разумный, думаю, сформулируете как положено. Мне из приемной докладывали – вам нужны передовики производства для статьи? Приходите завтра в заводоуправление, как раз всё обсудим. И заметку по сегодняшней теме приносите почитать – поправим, если что.

– Понял вас, Василий Николаевич, всё сделаю. Завтра в девять буду на проходной!