Спорим, она будет моей (СИ) - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 24

— Вот так, сегодня, Вась. Не я это придумала. Ты же поедешь с нами?

— Естественно! Мама знает? — обнимаю напряженными ладонями горячую чашку.

— Знает…

Дальше не слушая, подскакиваю с табуретки и бегу к ней в комнату. Как всегда, у окна. Крепко обнимаю ее, трусь носом о плечо.

— Мам, — зову, она молчит. — Мам, я не отдам тебя им. Слышишь? Не отдам. Я очень тебя люблю. Ты, пожалуйста, не забывай это, чтобы они там тебе не наговорили.

— Вот и твой папа меня тоже очень любит, — слышу, как она улыбается. — И я его люблю. Жду-жду, а он все не приходит. Отсюда совсем плохо видно, дочка. Давай спустимся вниз и подождем его там. Он привезет тебе сладости или новую игрушку. Папа очень любит свою дочку. Он так ждал тебя.

— Не надо, пожалуйста, — готова умолять ее. — Не надо.

— Ты не плачь, — она разворачивается, обнимает меня и гладит по волосам. — Не плачь, моя малышка, — начинает раскачиваться вместе со мной и тихо петь колыбельную.

У меня слезы градом текут из глаз. Всхлипывая, жмусь к ней и понимаю, что ни Яна, ни лицея, ни работы у меня сегодня не будет.

Кое-как успокоившись, накидываю куртку, влезаю босыми ногами в ботинки и бегу вниз. Ян уже дважды звонил, следом прислал сообщение, что ждет внизу.

Выбегаю на мороз к его машине. Степан удивленно смотрит на мою пижаму и растерянный вид. Открывает дверь.

— Прости меня, пожалуйста, — выпаливаю Яну, не успев отдышаться. — Я не поеду с тобой в лицей. Раньше не могла сказать. Меня вообще на занятиях не будет сегодня.

— Что-то случилось? — ни грамма обвинений, сразу беспокойство.

— Секрет… тот самый. Ян, я правда не могу. Это очень уважительная причина. Прости еще раз. Пока.

Бегом срываюсь обратно в подъезд. Отдышавшись, звоню куратору, объясняю, что маме назначили комиссию и я обязательно должна там быть. Обещаю, что сдам зачет по английскому позже. Следующий звонок Юре в кофейню с просьбой вызвать мою напарницу на замену. Я и там потом все отработаю, но сегодня я не могу оставить маму одну.

Взяв ее таблетки, возвращаюсь в ее комнату и провожу с ней весь день до момента, когда надо начинать сборы.

Сажаю ее на стул. Расчесываю длинные темные волосы, заплетаю их в красивую французскую косу. Подкрашиваю ей ресницы, губы. Она у меня очень красивая. Не удивительно, что папа влюбился в нее с первого взгляда. Глаза большие, ресницы как из салона, светлая кожа, четко очерченные пухлые губы с красивой ямочкой над верхней. Маленькая родинка сбоку под левым глазом и волосы вьются. Я в детстве всегда мечтала быть на нее похожей. А еще у нее очень теплая улыбка и во взгляде светятся два маленьких солнышка.

Я готовила себя к этому дню, но мне все равно страшно остаться без нее. Да, мы будем видеться, но дело не в этом. Дело в регрессе… Ей становится все хуже. Приезд бабушки и тетки подстегнул очередной толчок в никуда.

Мы выбираем с ней шерстяное платье до колена с широким поясом такого же цвета. Пока мама справляется с колготками и платьем, я приношу ей ботиночки на замках по бокам и ее пальто.

Сама я собралась еще час назад. У меня настроение совсем непраздничное, но для нее я всеми силами стараюсь создать эту атмосферу. Не хочу, чтобы она пугалась или беспокоилась. Эту функцию я привычно взяла на себя.

Капаю на ее запястья по паре капель любимых духов. Тонкий аромат тут же заполняет комнату.

Она как девчонка крутится перед зеркалом, любуясь собой.

— Если твой папа меня в таком увидит, ему обязательно понравится, — светится мамочка.

— Непременно, — выдавливаю из себя ответную улыбку. — Нам пора. Пойдем.

Вчера мне перечислили зарплату, да и чаевых немного дали, так что я вызываю такси для себя и мамы, заявив «любимым» родственникам, что они добираются самостоятельно за свой счет. Тетка попыталась возразить, но я хлопнула дверью прямо у нее перед носом и едва удержалась от того, чтобы еще и ключ в двери провернуть.

Сегодня солнечно. Снег красиво искрится и немного режет глаза. У бордюров собралось грязное месиво с дороги. Борта машин заляпаны серыми брызгами. Мамочка смотрит на улицу, а я на нее, крепко держа за руку. Радуюсь внезапной пробке, образовавшейся из-за неудачно вставшей снегоуборочной машины.

Ян пишет сообщения одно за другим, я не читаю. Боюсь разреветься, а я должна быть сильной до конца. Только противный ком все время стоит в горле, внутри дрожит каждый орган и неприятно немеют пальцы.

Водитель подвозит нас к клинике. Ни тетки, ни бабушки пока не видно. До начала заседания осталось всего пятнадцать минут. Там еще несколько пациентов и вызывать будут по одному. Плюс время на вынесение вердикта по каждому конкретному случаю.

Не знаю, что в нашем случае хорошо — быть первыми или последними.

У меня снова звонит телефон. На этот раз Владка. Не беру. Настойчивая подруга продолжает названивать, а следом тоже пишет сообщение. Мы собирались с ней подумать над празднованием моего дня рождения, но все переигралось, и теперь ни о каком празднике я даже думать не могу.

После Влады мой телефон начинает обрывать и Никита.

Да что ж они такие настырные все сегодня?! Такое ощущение, что сидят втроем и по очереди мне названивают.

Убираю телефон подальше. Заходим с мамой в здание. Оставляем одежду в гардеробной. Поправляю ей волосы, стараюсь улыбаться. Она начинает заметно нервничать, моя задача ее поддержать сегодня.

«Меня бы кто поддержал», — грустно вздыхаю и сразу думаю про Яна.

Он опять что-то написал. Я зацепила взглядом смайлики со злыми красными рожицами.

Потом отвечу. Обязательно.

— Фух. Успели, — в коридоре нас догоняют бабушка и тетка.

Я даже не скрываю своего разочарования, а тетя Маша довольно улыбается. Давно они ждали этого дня. Сегодня наверняка закатят праздник по случаю.

— Кстати, — тетка обходит нас с мамой и берет меня под свободный локоть. Наклоняется к уху, чтобы никто больше не слышал. — Нам вчера покупателя на квартиру приводили. Сегодня должны из агентства позвонить, сказать, что он там решил.

Я даже не вникаю в вопросы справок, прописки и прочего. Очевидно, день у моих персональных стервятниц был насыщенный.

Подходим к дверям зала, где будет все происходить. На столе у стены журнал. Вношу маму в список. Мы вторые. Следом за нами подтягиваются еще люди. Мы уходим с ней подальше. Не хочу слушать ничего, о чем обычно любят поговорить на кушетках в больнице.

Первый пациент получает свое заключение, уходит с родственниками без всякой драмы. Мне тоже так надо. Собраться и пережить все это.

В миллионный раз напоминая себе, что знала вердикт заранее, иду с мамой и бабушкой в зал.

Он небольшой, но все равно просторный. Стоит длинный стол, на котором разложены бумаги, сидят профессора в белых халатах, а мы садимся напротив них на стульчики. Меня начинает колотить сильнее. Бабушка сидит с совершенно спокойным лицом. Мне хочется наорать на нее за это. Это же моя мама! Так ведь нельзя!

Доктора очень вежливые с нами. Они беседуют с мамой, задают знакомые мне вопросы. На какие-то она вовсе не отвечает, а на некоторые отвечает так, что мне самой хочется закрыть ей рот ладошкой.

Я понимаю, что это конец.

На меня смотрят с сочувствием, а я из последних сил держу ком из слез где-то в груди.

Нас отпускают. Еще двадцать минут ждем в коридоре. Бабушка с теткой перешептываются, а я прижимаюсь к мамочке всем телом и слушаю, как в ее груди грохочет сердце.

— Василина, — меня зовет тот врач, что наблюдал маму.

Ни бабушку, ни тетку. Меня.

Оставив маму у окна, подбегаю к нему и смотрю в добрые глаза с надеждой.

— Прости, детка. Больше держать ее дома мы не можем. Ты же сама видишь… — Я только киваю как болванчик. — Василина, — он прикасается пальцами к моему плечу. Вздрагиваю. — Вась, это хороший центр. О ней там будут заботиться, а тебе надо жить дальше, девочка. К сожалению, так бывает. Изменения в ее сознании уже необратимы. Пойдем, я объясню твоей бабушке, как быстро переоформить опеку и когда вам надо прибыть в Центр.