Проклятие пикси (СИ) - Берестова Елизавета - Страница 13

— Хорош? — усмехнулась Эрика, — ровным счётом ничего хорошего я не увидела: надушенный, избалованный, надменный лентяй в замшевых туфлях, которому наплевать на работу, на подчинённых, да и на потерпевших тоже. Его влиятельные родители пристроили главой Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, чтобы их никчёмное чадо взялось за ум, но просчитались. Горбатого могила исправит.

— Заклеймила, так заклеймила! — засмеялась госпожа Призм, — только большинство девушек Кленфилда тебя буквально распнут за такие слова.

— Вил Окку не сходит со страниц "Светского листка", — подхватила Эни — его привычки, предпочтения в еде и одежде, романы, даже мимолётные увлечения, сразу становятся достоянием публики.

— В этом ему можно лишь посочувствовать, — Рика встала, — благодарю за поздравление и прекрасный торт. Я пойду к себе, мне ещё отчёт делать нужно, который утром велел принести ваш любимец. Ему наплевать, что у людей выходной, что у людей — планы.

— У тебя планы на выходной? — удивилась Эни. Обычно, если она не вытаскивала подругу в город, та все выходные валялась на кровати с книгой в руках.

— Нет, растеряно ответила чародейка, но ведь могли бы и быть!

Глава 3 МОЙ БЕСПУТНЫЙ СЫН

Вилохэд Окку из дома графини Сакэда решил заехать в клуб. Элитарный мужской клуб "Молчание — золото" слыл политическим, но это было, пожалуй, одно из немногих мест в Кленфилде, где обычно избегали политических дискуссий. По честности, многие члены клуба приходили сюда просто чтобы отдохнуть от семейной и светской суеты, посидеть в тишине, да и отменная кухня клуба не была лишней.

Вил попросил бокал вина и фирменных бутербродов с омлетом, свежим огурцом и тоненькими ломтиками маринованной свинины. Проведя пару часов наедине с "Мемуарами неудачливого царедворца" Джерико Мураси, он отправился домой.

Первое, что его неприятно удивило с порога, были подбитое мехом пальто и клетчатый берет с дубовым серебряным листом, знакомый с самого детства. Сие означало, что прибыл сэр Гевин — герцог Окку отец Вила и глава Дубового клана.

— Давно он приехал, — спросил камердинера, отдавая пальто.

— Часа два уже.

— И что он сказал?

— Поинтересовались с порога: «Где мой беспутный сын?» Я ответил, что вы на службе. Его светлость бросил взгляд на часы и хмыкнул, — продолжал свой рассказ Фибс, — я со своей стороны, чтобы хоть как-то умилостивить вашего почтенного родителя, предложил откушать утку с кисло-сладким соусом. Это блюдо получается у Наны особенно хорошо.

— И он умилостивился?

— Увы, господин граф. Его светлость съели и утку, и соус, но расположение духа его от этого никак не улучшилось.

— И где отец сейчас? — Вилохэд в глубине души надеялся, что герцог отправился с дороги спать, из-за чего их встреча отложится до утра. Но оказалось, что отец всё ещё в столовой. После обеда он потребовал кофе, свежие газеты и эгног.

Вил вздохнул, придётся идти, здороваться и выслушивать очередную порцию отцовского неудовольствия.

Герцог Окку сидел за столом с трубкой в зубах и газетой в руке. Другая рука у него была занята бокалом эгнога — омерзительного пойла из сырых яиц и крепкого спиртного, щедро приправленного порошком зелёного чая. Вил с детства его терпеть не мог, а отец же, напротив, почитал эгног первейшим средством при лечении простуды и болей в животе. Он с удовольствием вспоминал, как во время войны именно этот целительный напиток поставил на ноги добрую половину его отряда, когда они попали под сезон проливных дождей в горах.

— Где тебя носит? — недоброжелательно спросил отец поверх газеты, — уже битых два часа я дожидаюсь тебя.

— Добрый вечер, отец!

— Он был бы добрым, если бы младший Окку встретил меня дома, каки полагается почтительному сыну.

— Я был на службе, а потом заехал в клуб.

— Ужинать собираешься?

— Нет, благодарю. Я поел в клубе.

— И с каких пор в ночных заведениях кормят? — герцог отхлебнул из бокала.

— Если бы я был в борделе, — начал закипать Вил, — то пришёл бы домой не к десяти часам вечера. Я поужинал в "Молчании". Да и ты не спешил.

— На Драконьем перевале намело порядочно снега. Пришлось расчищать дорогу. Но я дожидался тебя, Вилли, не за тем, чтобы вести светскую беседу о погоде или выслушивать жалкие оправдания твоего безделья. Дубовый клан не устраивает, что наш четвёртый сын Вилохэд Окку является объектом постоянного интереса газетных писак!

— Дубовый клан? — сощурился Вил, — думается мне, большинство членов клана не только не держали в руках столичных изданий со светской хроникой, но даже не подозревают об их существовании. Скажи уж лучше, тебя это не устраивает.

— Пусть, меня! — отец раздражённо кинул газету на стол, — и пересядь, наконец, чтобы мне не нужно было выворачивать шею, разговаривая с тобой.

Вилохэд подсел к столу. Теперь он был лицом к лицу с родителем. Герцог провёл рукой по густым, таким же тёмным как у сына волосам. Он принципиально не следовал моде и носил традиционно длинные волосы, собранные в низкий хвост.

— Ты — младший наследник Дубового клана, — со значением произнёс он и выдержал многозначительную паузу, давая сыну прочувствовать всю глубину ответственности выпавшей на его долю судьбы, — ты — верховный коррехидор Кленфилда, мы состоим в родстве с королевским домом, твоя мать — урождённая Каэда. Ты просто не должен вести себя так, чтобы о тебе в газетах писали такое.

Вил понятия не имел, что такого прочитал отец, чтобы покинуть Оккунару тащиться через не расчищенный от снега перевал. Ему ничего не оставалось делать, как взять газету и взглянуть собственными глазами. На первый взгляд ничего из ряда вон выходящего в статье не было. Там говорилось о премьере в королевском оперном театре. В числе прочих высокопоставленных особ, почтивших своим присутствием спектакль, вместе с его величеством Элиасом упомянули и его.

— Что ты усмотрел в этом особенного? — Вил сделал невинное лицо, — в газете написали по меньшей мере о дюжине различных людей, вместе со мной смотревших премьеру. За короля Элиаса тебе тоже стыдно?

— Не паясничай, — вскричал отец, — говорится-то о многих, но только о тебе пишут: «На премьере был также замечен господин Вилохэд Окку, который уже несколько месяцев исполняет обязанности главы королевской Службу дневной безопасности и ночного покоя Кленфилда». Вздор! Ты вовсе не исполняешь обязанности, ты назначен на эту должность личным указом его королевского величества!

— И всё? — Вил пожал плечами, — неудачная фигура речи либо некомпетентность редактора. Пошли за ним завтра и выругай как следует

— Отец недобро глянул на сына через дым от трубки и продолжил читать дальше: «Младший Окку, известный всему Кленфилду своими экстравагантными выходками и любовными похождениями, сопровождал в опере некую молодую даму, чьё лицо было сокрыто под изящной маской белой лисицы. Нам остаётся лишь мучиться догадками, кем была красавица в серебристом платье из тяжёлого шёлка. Однако, лисья маска, вошедшая в светскую моду с лёгкой руки придворной дамы Камиры Хакано, не была в силах спрятать от наших взоров ни льняных кудрей, ни безукоризненной шеи таинственной госпожи. Мы предполагаем, что вместе с господином Окку театр посетила госпожа Серенити Инэро, супруга господина Грэма Инэро, находящегося в данный момент с дипломатической миссией в одной из дружественных стран юга». Мой сын вместо службы Кленовой короне шатается по увеселениям в женском обществе!

— Отец, — возразил Вилохэд, — спектакли дают обычно в вечернее время, а поскольку я пока не женат, то в праве приглашать в Королевскую оперу кого захочу.

— Но не жену посланника! — воскликнул в сердцах герцог, — среди тысяч жительниц столицы тебе угораздило попасть на глаза газетчикам именно с ней!

— Отец, уверяю тебя, в театре тогда была вовсе не жена посланника, — ухмыльнулся Вил, — госпоже Хокано под сорок, а я не отношу себя к мужчинам, ищущим в женщинах зрелость. Под маской лисицы пряталась милая молодая особа, чей общественный статус не позволяет ей присутствовать в Королевской опере.