Память льда - Эриксон Стивен - Страница 16

Не обращая внимания на туман, клубящийся под ногами, старик шел дальше. Еще через десять шагов он вступил в магический портал. Утесы и расселины восточной гряды Тахлинских гор полностью исчезли. Туман рассеялся, обнажив бесплодную каменистую равнину под унылым серым небом. На равнине стоял старый шатер, сделанный из шкур. Из отверстия вверху шел сизый дым. Мунуг прибавил шагу.

В груди свербило. Ремесленник припал на одно колено и ухватился за полог шатра. Изнутри послышался надсадный кашель, и хриплый голос произнес:

— Входи, смертный.

Старик вполз внутрь. Едкий густой дым сразу впился ему в глаза, ноздри и горло, но после первого же вдоха от легких начал расходиться слабый холодок. Мунуг остановился у самого входа. Не решаясь поднять глаза на бога, он вперился взглядом в истлевшие тряпки, которыми был устлан пол шатра.

— А ты запоздал, — упрекнул его бог. Каждое слово сопровождалось присвистом.

— Повелитель, я наткнулся на солдат.

— И они нашли то, что ты должен был мне принести?

Ремесленник злорадно улыбнулся:

— Нет. Они обшарили только мешок. Обыскивать меня им даже и в голову не пришло.

Бог снова зашелся кашлем, но теперь к этому звуку примешался другой. Это затрещала горсть семян, высыпанных им на жаровню.

Мунуг сунул руку под свою ветхую одежду и достал сверток толщиной с книгу. Это была колода деревянных карт. Все еще не решаясь поднять головы, старик неуклюже подал карты богу.

Тот затаил дыхание. Карты зашелестели в его руках. Когда бог вновь заговорил, он придвинулся ближе, и голос его прозвучал уже почти над ухом Мунуга:

— Ты не забыл про изъяны?

— Нет, повелитель. По одному на каждой карте, как ты и приказал.

— Мне это нравится, смертный. Воистину твое искусство неподражаемо. Сколько боли и несовершенства в этих изображениях. Их словно бы разрывает от горя и страданий. От одного лишь вида несчастных на глаза наворачиваются слезы, а сердце обливается кровью. А какое страшное одиночество запечатлено на лицах, нарисованных тобой! Похоже, ты рисовал с натуры и натурой тебе служила собственная душа, — с легкой издевкой добавил бог.

— Повелитель, в моей жизни было мало сча…

— А его и не могло быть! — резко перебил мастера бог. — Ни в этой, ни в тысяче других жизней, которые тебе суждено прожить, прежде чем ты обретешь спасение. Но его ты должен заработать своими страданиями.

— Повелитель, умоляю: не облегчай мои страдания, — промямлил старик.

— Врешь. Это всего лишь слова. А на самом деле ты мечтаешь совсем о другом: о спокойствии и избавлении от мучений. В мешке у тебя полно золота, и ты веришь, что сумеешь купить на него желаемое. Ты готов и дальше торговать своим талантом, как уличная девка телом, — только бы получить еще денег. Не пытайся этого отрицать, смертный. Я знаю твою душу. В рисунках на картах хорошо отражены и ее алчность, и жажда мирских удовольствий. Не бойся, твои чувства забавляют меня, ибо они ведут к отчаянию.

— Да, повелитель.

— А теперь, Мунуг из Даруджистана, получи награду…

Старик пронзительно вскрикнул. Опухоль между ног вспыхнула и обожгла его нестерпимой болью. Скрючившись, несчастный повалился на грязный пол.

Бог захохотал. Вскоре отвратительный звук его хохота перешел в затяжной приступ кашля.

Боль, скрючившая Мунуга, постепенно ослабевала.

— Ты исцелен, смертный. Я также продлил твою никчемную жизнь. Но мне претит совершенство. Более того, оно является моим собственным проклятием, а потому совершенства не может быть и у моих возлюбленных чад.

— П-повелитель, но я не чувствую н-ног!

— Они мертвы, Мунуг. Такова была плата за избавление от опухоли. Увы, дальше тебе придется добираться ползком. Долгий, утомительный путь. И запомни, дитя мое: значимо само путешествие, а не его цель.

Бог опять засмеялся, чем вызвал новый всплеск кашля.

Чувствуя, что пора покидать шатер, Мунуг кое-как развернулся. Он помогал себе руками, волоча омертвелую нижнюю часть тела. Выбравшись наружу, старик перевернулся на спину. Лицом он уперся в мешок. Ободки золотых монет больно врезались ему в лоб.

— Моя награда, — прошептал он. — Благословенно касание Павшего. Веди же меня, повелитель, по тропам отчаяния, и пусть боль этого мира никогда не оставляет меня. О, я заслужил ее, как никто другой…

Из-за полога шатра донесся хриплый смех.

— Бережно сохрани в памяти это мгновение, Мунуг! Благодаря тебе началась новая игра. Благодаря тебе вскоре весь мир содрогнется!

— Моя награда, — закрыв глаза, едва слышно произнес старик.

Ремесленник давно уже скрылся из виду, а Мутная все смотрела на тропу, по которой он ушел.

— Ох, чует мое сердце, тут что-то неладно, — пробормотала она.

— Ты о чем говоришь? — спросила Хватка, не поднимая головы.

— Да об этом старикашке. Он не тот, кем кажется.

— Чему тут удивляться? Все они темнят. Будет он перед тобой душу наизнанку выворачивать!

Капрал опять попробовала стянуть с руки костяные браслеты:

— Никак не снимаются. Но ведь пролезали же, когда надевала. А теперь словно распухли. Очень странно.

— Гляди, капрал, как бы у тебя рука не отсохла, — подлила масла в огонь Мутная.

Хватка встревожилась:

— Думаешь, они все-таки проклятые?

Ее подруга передернула плечами:

— На твоем месте я бы поспешила к Быстрому Бену и показала ему эти штучки. Может, все тут не так просто.

— Чтоб ты подавилась волосатыми яйцами Тогга! Где ты раньше была со своими подозрениями?

— Да какие там подозрения? Я только сказала, что старик странный какой-то… Ну что, не получается?

— Никак не снимаются, — нехотя призналась Хватка.

— М-да, — протянула Мутная и отвернулась.

Хватке захотелось как следует врезать подчиненной, но капрал благоразумно отбросила эту мысль, поскольку с тех самых пор, как они вдвоем заступили на пост, подобное искушение посещало ее по меньшей мере раз десять на дню. Хватка закусила губу. Хороши будут сжигатели мостов, если начнут колошматить друг друга!

— Триста монет за то, чтобы рука отсохла. И на кой ляд мне понадобились эти браслеты?

— Не раскисай, капрал. Во всем есть свои плюсы. Если вдруг останешься без руки, то, по крайней мере, у вас с Дуджеком будет общая тема для разговоров.

— Ну и стерва же ты временами бываешь! — скривилась Хватка.

Мутная вкрадчиво улыбнулась:

— Скажи лучше: ты подложила старику в мешок камешек?

— Угу. Он все боялся, что мы станем его обыскивать. Когда я под конец остановила его, бедняга вообще чуть в обморок не упал со страху. Видела?

Мутная молча кивнула. Хватка со вздохом расправила рукав.

— Так что теперь Быстрый Бен не потеряет этого старикашку из виду.

— Если только тот не обыскал мешок и не вытряхнул оттуда камешек.

— Ему сейчас явно не до того, — возразила Хватка. — Можешь не сомневаться: если этот тип и нес что-то ценное, то такие штуки прячут под рубаху, а не в мешок. Кстати, одну мою наживку он заглотил с ходу. Теперь в Крепи будет кричать на всех углах, чтобы в эти места не совались. Пока ты ходила за деньгами, я убедила старика, что через кордон на равнине прошмыгнуть куда проще.

Мутная заулыбалась во весь рот:

— Небось толкнула ему сказочку про «неразбериху на перекрестке»? Что ж, отчасти верно, поскольку команда Парана уже не знает, куда девать захваченную контрабанду.

— Пойдем-ка, подруга, лучше займемся ужином. Моранты редко опаздывают, — сказала ей Хватка.

Она не ошиблась. Черные моранты прилетели вскоре после наступления темноты. Послышался знакомый шелест крыльев. Заметив сигнальный круг из фонарей, расставленных Хваткой и Мутной, моранты направили вниз своих кворлов — диковинных летающих тварей, которых люди до сих пор побаивались. Едва только шесть тонких ног одного из кворлов коснулись земли, вниз соскочил человек. Бормоча проклятия, он направился к фонарям.

— Давно тебя не видали, Бен, — улыбнулась ему Хватка.