Гонщик (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич - Страница 21

— Вот уж пустяки, — усмехнулся Охотин. — Как устроитесь на новом месте, уведомите об открытии мастерской коммерческую палату муниципалитета и все. Были бы вы крупным предприятием — там да, есть сложности, а у вас — тьфу и растереть.

— Тогда я готов, Марк Самуилович.

— Вот и отлично. Речь вот о чем: наши кареты скорой помощи требуют регулярного обслуживания. Три штуки так и просто встали на прикол. Водителей у нас хватает, почитай каждый второй умеет управляться с этими самобеглыми телегами, а вот механиков нет. Вернее, есть один, но он хорошо если колесо поменять сумеет. Одно название, а не механик.

— А что, разве в городе нет других мастерских?

— Есть, конечно. Да только цену они ломят конскую.

— Понятно, — усмехнулся я. — Вы своим заказом помогаете мне встать на ноги, а я ремонтирую ваши мобили по божеской цене.

— Именно так.

— Что ж, по рукам!

— Тогда жду вас не позднее, чем через неделю. Вам ведь хватит этого времени для того, чтобы подготовиться к началу работы?

— Думаю, да.

— Вот и чудненько.

Доктор повернулся к Охотину:

— Ну что, поедем, Вениамин Ильич?

— Да, пора. Вас подвезти к пансиону, Владимир Антонович?

— Уже ни к чему. На ужин я безнадежно опоздал, так что торопиться мне некуда. Просто прогуляюсь по вечернему городу.

— Как знаете. До встречи.

— До свидания, господа.

К пансиону я подошел уже в полной темноте. Пришлось долго стучать, пока недовольная служанка, ворча и хмурясь, отперла, наконец, дверь. Я направился было к себе, но не успел подняться и на пару ступенек, как отворилась дверь в хозяйские комнаты и оттуда выплыло… нет, не привидение. Хотя мадам Грижецкая в домашнем халате поверх ночной сорочки и в ночном чепце вполне подходила на эту роль. И голос у нее был похож: сейчас, когда она пыталась говорить потише, он звучал совершенно замогильным образом.

— Вы голодны, Владимир Антонович?

— Признаться, да, — не стал я кокетничать.

— Пройдемте на кухню, я вас накормлю.

Я удивился такому отступлению от железных правил пансиона, но спорить не стал и прошел следом за квартирной хозяйкой. Повинуясь ее жесту, присел за кухонный стол, и уже через минуту уплетал еще теплое пюре с котлетой. После этого мне был предложен горячий чай с уже остывшей, но все равно весьма вкусной выпечкой. Это просто праздник какой-то, особенно, если учесть, что я не рассчитывал поесть до самого завтрака.

Едва я покончил с трапезой, как мадам доверительно наклонилась ко мне и все тем же замогильным полушепотом сообщила:

— В последнее время вы очень переменились, Владимир Антонович. И, надо сказать, все эти перемены исключительно к лучшему. Не иначе, как на вас та авария повлияла. Вот, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Прежде вы были, уж не обижайтесь, сущей тряпкой. Гонщик, безусловно, знатный, но — тряпка. А теперь вы весьма уверенно ведете себя в обществе, и с Маннером как разобрались, чтоб ему сей же час икнулось трижды по три раза. А как вы эту наглую особу выставили — просто бальзам на сердце. Мой покойный Семен Евграфович, упокой Господи его душу, — она перекрестилась, — тоже был мужчина не промах, но вы, пожалуй, покрепче будете.

Вдова пригорюнилась.

— А я вот сколько уж лет одна. Знали бы вы, как тяжело одинокой женщине все это хозяйство на себе тянуть!

Мадам решительно поднялась и, вынув из стенного шкафчика графинчик с настойкой, налила себе рюмочку. Я на молчаливое предложение ответил столь же молчаливым отказом. Грижецкая лихо опрокинула рюмку в рот, выдохнула с явным удовольствием и вернулась за стол.

— Я не осмеливалась сказать вам прежде, пока у вас была некая, хотя и весьма условная, сердечная привязанность, но теперь, поскольку вы стали свободны от оной, решилась. Коли захотите вы скрасить одиночество одной не совсем еще старой вдовы, так живите, сколько вам заблагорассудится безо всякой платы.

Не скажу, что предложение мадам Грижецкой так уж меня взволновало, но в первый момент удивило весьма. Потом, поразмыслив, я признал: вдова вполне логична и практична. Чесслово, была бы эта вдовушка несколько… покомпактней, я бы согласился сразу. А тут захотелось подумать, о чем я и поведал бедной одинокой женщине.

— Я понимаю вас, Владимир Антонович. Вы ожидаете, что грядущий бал изменит ваше положение. Но если этого не произойдет, помните: я не отказываюсь от своих слов.

Мадам поднялась из-за стола, показывая тем самым, что разговор окончен.

Наутро меня буквально раздирали на части два несовместимых желания: бежать к Игнатьеву, куда должны были привезти из каретной мастерской (мне самому было смешно, когда я это услышал) новый кузов для мобиля и бежать в полицию к Охотину, оформлять дом для будущей мастерской и везти туда разбитый мобиль Клейста. Конечно, полиция в любом случае важнее, но вы же понимаете…

По этой причине во время завтрака я сидел как на иголках, вызывая порой недоуменные взгляды и постояльцев, и самой мадам Грижецкой. Едва поднявшись из-за стола, я вынул из секретера почти все свои сбережения, оставив лишь два червонца на аренду фрака, и отбыл менять свою жизнь к лучшему.

Охотин меня уже ждал, встретил приветливо, не слушая моих отговорок, напоил чаем с баранками, и лишь потом приступил к делу. Опрос меня как свидетеля был, надо сказать, отнюдь не формальный. Господин старший инспектор дотошно выспросил обо всех мельчайших деталях вчерашнего происшествия. Ну а я обо всем рассказал. Единственно — умолчал о своей трости и той роли, которую она нежданно сыграла.

Опрос длился не меньше получаса. Наконец, Охотин удовлетворил свое профессиональное любопытство, я прочел и подписал протокол, и мы вместе пошли петлять по коридорам и переходам полицейского управления. Многие, встречавшиеся на пути полицейские чины радушно здоровались с инспектором. По большей части, узнавали и меня. Наскоро представлялись, жали руку и убегали дальше по своим неизменно срочным и важным делам.

Наконец, мы добрались до нужного кабинета. Там было полно народу. Подавляющее преимущество людей составляли младшие полицейские чины, которые что-то оживленно обсуждали. Меня подвели к немолодому грузному человеку, сидевшему чуть поодаль ото всех за отдельным заваленным бумагами столом.

— Стриженов Владимир Антонович, — представил меня Охотин.

— Боголюбов Платон Сергеевич, — отрекомендовал он местного начальника.

— Очень приятно, — произнесли мы с Боголюбовым, пожимая друг другу руки. Произошло это непреднамеренно, но практически одновременно. Случайное совпадение вызвало у меня непроизвольную улыбку. Улыбнулся и полицейский, так что от этого случайного эпизода между мной и Боголюбовым появилась некая легкая покамест приязнь.

— Чем обязан вашему визиту, господа? И давайте сразу к делу, я спешу.

Охотин взял быка за рога:

— Владимир Антонович интересуется той малиной, которую по вашему представлению давеча изъяли в казну. Вы, помнится, говорили, что обратить ее в деньги будет затруднительно. А вот господин Стриженов изъявил желание приобрести этот дом со всей прилегающей к нему землей и постройками.

— Да? Очень рад этому. Но простите, господа, вызывает начальство. Побудьте здесь до моего возвращения, а после как раз и оформим все как полагается. Я вернусь много через четверть часа, так что долго скучать вам не придется.

С этими словами Боголюбов шустро выскочил за дверь.

— Ну что, Владимир Антонович, — обратился ко мне Охотин, — думаю, я вам теперь не нужен. Платон Сергеевич тоже из числа ваших почитателей, так что сделает все наилучшим образом. Вы оставайтесь тут, а я, с вашего разрешения, откланяюсь. Ничего не поделаешь — служба!

Я остался сидеть у стола и, чтобы не скучать, принялся прислушиваться к ведущейся в кабинете беседе.

— Ну-ка, Фрол, зачти сию бумагу. Пробасил один из полицейских, плотный и кряжистый, по возрасту старший среди всех. — С утрева дохтур принесли.