И уйти в закат (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 51

Закончив с уборкой, Лиза уселась обратно на подоконник и открыла окно, через которое сразу же стал слышен гул работающих где-то вдали газовых генераторов, обеспечивающих общину энергией.

— Давно ты здесь? — спросила я.

— Да всего-то полчаса.

— Не, я про другое. Давно ты в сек… в общине?

— Почти четыре года.

— И как тебе здешние порядки?

— Да нормально, — сказала она. — Я уже привыкла. Еда вкусная, работа не тяжелая, в школе особо не напрягают… Мы все здесь вообще-то из-за мамы. Пророк ее исцелил.

Похоже, что в Техасе все-таки были не подставные пациенты. Да и фокус с сидром и водой в стакане, который я не выпускала из рук, меня впечатлил.

— А что с ней было?

— Красная волчанка, — сказала Лиза. — Это аутоиммунное.

— А почему вы решили остаться здесь?

— Сначала мы решили вернуться домой, — сказала Лиза. — Но потом маме снова стало хуже. А когда она здесь, с ней все нормально. Потому что Пророк и есть источник ее здоровья. Когда все это выяснилось, мы продали дом во Фриско и переехали сюда.

— А деньги от продажи дома?

— Большая часть ушла на оплату добровольного взноса на содержание общины, — сказала Лиза. — Но знаешь, я думаю, это того стоило.

— Наверняка, — сказала я.

— А тебя как зовут? — невпопад спросила она.

— Боб.

— Как мальчика. У меня есть знакомый Боб.

— Это распространенное имя, — сказала я.

Финансовая составляющая не стала для меня неожиданностью. Это стандартная штука для такого рода сект — отобрать у новообращенного все, что у него есть, обратить это в пользу общины, а точнее — ее лидера. Тут, скорее, удивительно, что на уплату добровольного взноса ушла только часть суммы от продажи наверняка довольно недешевого дома в Сан-Франциско, а что-то они все же оставили семье.

С другой стороны, оно того стоило. Бывают такие случаи, когда здоровье ни за какие деньги не купишь, и если Питерс ей действительно помог… в смысле, помогает…

— А ты как сюда попала, Боб?

Я не стала ей рассказывать про двух мордоворотов, которые привезли меня в багажнике против моей воли. Лиза бы мне все равно не поверила, а даже если бы поверила, то и что с того? Ничего, кроме раздрая, это знание в ее жизнь не принесет.

Многие знания — частые мигрени.

— Я тоже пришла сюда за помощью, — сказала я.

Но у пророка ничего не получилось.

— Почему у тебя кровь?

— Неудачно упала с кровати, — сказала я.

— Скоро тебе станет лучше. Утренняя проповедь тебя исцелит.

— Угу, — сказала я.

К сожалению, в моем случае это не сработает. Интересно, что подумает Лиза, когда увидит меня завтра все с теми же синяками и кровоподтеками? Усомнится ли она в своем пророке или будет думать, что я падаю с кровати в промежутках между его целительными проповедями?

Скорее всего, она просто не будет этим заморачиваться.

Я прикинула в уме. Последняя на сегодня проповедь прозвучала уже после нашего совместного с Питерсом ужина, часов в одиннадцать. Утренняя будет в шесть. Днем промежутки между его обращениями к пастве еще меньше.

И каждый раз, помимо прочего, он говорит про здоровье.

Зачем он так частит? Может быть, дело не только в географической близости к источнику здоровья? Он и воду в сидр молча не мог превратить, так может быть дело как раз в том, что он говорит?

В словах, которые он произносит, и которые должны быть услышаны? В памяти сразу же всплыло три имени.

Фил.

Хэм.

Эми.

Они были творцами. Они могли менять реальность словом. Они могли делать странные вещи, но богами они все-таки не были. Может ли быть такое, что и Джеремайя — тоже творец? Творец, которому не нужна ни бумага, ни пишущая машинка, ни компьютер?

Может быть, его сила — в аудитории. Как он там говорил? «Я нужен им, а они нужны мне».

Поэтому рядом с ним всегда кто-то есть. Поэтому громкоговорители и постоянное бла-бла-бла.

Возможно, слово, сказанное им в одиночестве, останется простым колебанием воздуха. Артисту нужен зритель, писателю нужен читатель, вероятно, и в случае Питерса существует прямая зависимость.

Слишком много «может быть» и «возможно», Боб. Это зыбкая теория, но…

Но сила творцов на меня почему-то не действует, по крайней мере, напрямую. Только опосредованно.

Я попыталась вспомнить еще хоть какие-то подробности об этих троих, но у меня только голова еще сильнее заболела. Имена, внешность, род занятий — это пожалуйста, а вот сообразить, при каких обстоятельствах я с ними познакомилась у меня не получалось.

— У тебя все нормально? — спросила Лиза.

— А? Что?

— Ты вроде как зависла. Стоишь, смотришь в никуда…

— Я задумалась, — сказала я.

Допустим, Питерс не бог, но что это меняет? И вообще, в какой момент человек, обладающий могуществом, недоступным обычным людям, становится богом? Где та грань? Где точка невозврата?

Если он никогда не слышал о творцах, возможно, он на самом деле мнит себя сверхъестественным существом.

И если сила Питерса будет увеличиваться пропорционально росту его аудитории — ведь в общину прибывают все новые члены, да и по штатам он колесит не забавы ради — то так ли уж он неправ? Сегодня он превращает сидр в воду, а завтра сможет одной фразой реки осушать или горы двигать.

И его идея сокрушить теневое правительство уже не казалась мне такой же завиральной как в тот момент, когда я о ней услышала. Что они смогут противопоставить новому богу? Судя по тому, что я здесь, вариантов у них не так уж и много.

ТАКС знало, что его способности на меня не подействуют. Наверное, ТАКС знало и о моих контактах с другими творцами. И чем эти контакты закончились.

Только я вот ни черта из этого не помнила. Когда уже эта клятая амнезия от меня отстанет?

— Вот, опять стеклянный взгляд, — сказала Лиза.

И ее термин оказался точнее, чем мой. Я не просто задумалась, я на самом деле зависла, потому что только в самый последний момент краем глаза успела увидеть, как из окна за спиной Лизы в туалет проскользнула длинная черная тень и чем-то огрела девочку по голове.

Увидеть-то я успела, а вот среагировать — нет.

Тень скинула темный капюшон и повернулась ко мне лицом.

— Ты охренел детей по голове бить? — спросила я.

— Я ж только оглушить, — смутился Реджи. — Чтоб под ногами не путалась.

Я присела на корточки и осмотрела голову Лизы. Крови не было, но шишка на затылке уже начала надуваться. Конечно, утренняя проповедь ее исцелит, но до этого девочку ждет несколько неприятных часов.

— Чем ты ее ударил?

— Стопкой десятицентовиков, упакованной в носок.

— Ты охренел детей десятицентовиками по голове бить?

— Носок довольно толстый, — сказал Реджи. — И потом, у меня не было времени рассматривать, ребенок передо мной или просто низкорослый сектант.

— Ну ты, конечно, красавчик.

— Черт побери, Боб, я вообще-то тебя спасти пытаюсь.

— Это отлично, но и головой тоже надо думать, — сказала я.

— Ты знаешь, где она живет?

— Нет.

— Что ж, — Реджи взял Лизу под мышки и осторожно затащил в дальнюю туалетную кабинку, усадив в углу и положив ей под голову полотенце. — Жаль, конечно, что так получилось, но жить будет.

— Как у тебя все просто.

— А я люблю, когда все просто, — сказал он. — А теперь просто пойдем со мной. Надеюсь, теперь-то ты возражать не будешь.

— Мне надо подумать, — заявила я.

— Ну вот, началось, — он закатил глаза. — О чем тут думать? Сходи в свою комнату за обувью, или давай вместе сходим, потому что босиком по полям ты далеко не уйдешь, потом я поищу кусачки побольше и давай убираться отсюда.

Реджи был одет во все черное. Черные джинсы, черная куртка, черные ботинки. На поясе у него висел нож, за спиной — меч, куртка очень характерно топорщилась под мышками, намекая на наличие в его арсенале и огнестрельного оружия. Носок с десятицентовиками он успел убрать в карман.