Семья. Измена. Развод (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 15

— Ему нравится, — повторяю так же спокойно, а тесть покрывается красными пятнами от негодования.

— Ну лет через десять вспомните меня, когда ему где-нибудь в школе оплеух навешают. Что он сможет в ответ? Бетховена сыграть?

— Юра, Миша, — теща толкает дверь после короткого стука. — Мы накрыли. Пойдемте ужинать.

— Ты не видишь? Мы разговариваем, — тесть повышает голос, и Маргарита Максимовна тут же поджимает губы.

— Мы сейчас подойдем, — киваю.

Теща растерянно улыбается и прикрывает за собой дверь.

— Лезет вечно… Ты тоже Дашке спуска не давай. А лучше охрану к ней приставь. Мало ли что она выкинет. Не нравятся мне эти ее разговоры про развод.

— Согласен. Приставлю человека.

С одним но, правда. Этот человек будет за ней присматривать, чтобы сам же тесть какой-нибудь дряни не выкинул.

— Ну и хорошо. Пойдем, мне там коньяк подарили. Попробуем.

— Руки помою.

Как только выходим из кабинета, иду в ванную на первом этаже.

Открываю кран и слышу, как открывается дверь. Дашка проскальзывает в просторное, светлое помещение и прилипает спиной к стене.

— Ты чего? — смотрю на нее через плечо.

— О чем вы говорили?

— Дома расскажу.

— Не врешь?

— Нет.

Вытираю руки полотенцем, теперь уже повернувшись к жене лицом.

Даша сдувает упавшую на лоб прядь волос, обхватив предплечья ладонями.

Все семь лет ее отец, ну и я в том числе — творим полный беспредел. Все семь лет я держу ее от себя на расстоянии, потому что каждое сближение — это взрыв, после которого наступает ядерная зима.

Даша

Зачем я за ним пошла? Не стоило этого делать.

Смотрю на мужа, а потом медленно перевожу взгляд на свое отражение. Глаза шальные. Я с ног до головы такая. Как оголенный провод, стоит дотронуться — и шарахну током.

Князев мне не союзник. Он за себя играет. За семь лет брака я это прекрасно поняла. На всю жизнь уяснила. Сейчас ему просто что-то от меня надо. И под этим «что-то» нужно понимать мою позицию в отношении папы. Миша хочет, чтобы я встала на его сторону. Только вот в этой битве все они против меня.

Где гарантии, что он даст развод на тех условиях, что для меня приемлемы? Где гарантии, что не заберет Марка? Разве я могу так рисковать? Могу поставить на кон своего сына?

Как им вообще хватает совести втягивать в свою игру нашего малыша? Ребенка. Маленького мальчика, черт возьми.

Нелюди. Настоящие нелюди.

Князев пробегается по мне взглядом. Только сейчас понимаю, что под пиджаком у меня короткая футболка, оголяющая часть живота. Именно на этот кусок кожи Миша и пялится.

Запахиваю пиджак, вздернув подбородок.

Нервишки шалят.

Я в ужасе от происходящего. Я хочу покинуть этот дом, хочу забрать Марка и уехать. Стены давят. Взгляды. Присутствие папы. Теперь он пугает меня еще сильнее. Он никогда не отличался особой гуманностью, скорее, напротив. Он монстр в обличье святого.

— Давай уедем. Давай заберем Марка и уедем, — тараторю сбивчиво. — Скажи, что тебе позвонили. Что нужно ехать. Слышишь? Давай заберем сына и поедем домой.

В какой-то момент меня настолько поглощают эмоции, что я не замечаю, как впиваюсь пальцами в ворот Мишиной рубашки. Сжимаю ткань и привстаю на носочки. Когда я без каблуков, Миша выше меня сантиметров на десять.

— Успокойся.

Князев сжимает мои запястья. Окольцовывает. Смотрит в глаза. Он спокоен. Просто каменная статуя без капли чувств.

Ненавижу его за это. Он будто не понимает, что я вот-вот сойду с ума. А у него на лице в этот момент ни единой эмоции.

Он сам посеял во мне страхи, а теперь еще вынуждает находиться в логове человека, что может воплотить их в жизнь.

— Пожалуйста. Я тебя прошу, давай уедем.

Князев толкает меня к стене. Аккуратно. Я впечатываюсь в нее спиной. Без боли и дискомфорта. Разве что от неожиданности приоткрываю рот.

Именно этим он и пользуется. Потому что буквально через секунду Миша обрушивается на мои губы с поцелуем.

Моргаю. Первые секунды толком не понимаю, что происходит.

Зачем он это делает? Мелкая дрожь рассыпается по телу колкими мурашками. Меня охватывает волной смущения, смешанного со злостью и чем-то еще.

Бурлящие эмоции в груди, от которых я открещиваюсь, как от огня.

Неуклюже переминаюсь с ноги на ногу, упираясь ладонями Мише в грудь. Давлю. Хочу его оттолкнуть, но чем сильнее сопротивляюсь, тем крепче становится его захват. Тем глубже его язык проникает в мой рот.

Зачем он это делает? Ненавижу.

Ненавижу, не несмотря на это, в голове, урывками проносятся воспоминания нашего отпуска. Его вот такие же поцелуи. Несдержанные, жесткие, порабощающие какие-то.

— Не… на… ви… — мычу ему в губы. — Пус... ти.

Князев резко отрывается от меня. Упирается ладонью в мое плечо на вытянутой руке и часто дышит.

Он дышит, а я задыхаюсь без возможности втянуть в себя хоть немного воздуха. В голове пусто. Там просто вакуум какой-то. Вся моя энергия концентрируется в одной точке и превращается в огненный шар из ненависти и тотальной незащищенности

— Зачем ты это сделал?— шиплю, хватая ртом воздух.

— Успокоилась? — Князев поправляет рубашку, рассматривая себя в зеркало. Меня в отражении тоже палит. — Полчаса, и мы уедем. Заберем Марка и уедем. Прекращай психовать и возьми себя в руки, — чеканит довольно-таки жестко.

Когда поворачивается, смотрит уже мне в глаза.

— Я тебя не прошу верить мне безоговорочно, но просто постарайся вести себя обыденно. Как всегда. Слышишь? Не трясись. Все будет нормально.

Открываю рот, но тут же его захлопываю. Чувствую подступающие слезы.

Ну вот, все, как я и думала. Он меня использует и даже не скрывает этого.

— Выйди, — подхожу к раковине. — Мне нужно умыться.

Миша без слов покидает ванную, оставляя меня одну.

Стираю уже скользнувшие по щекам слезы и, упираясь ладонями в края раковины, рассматриваю свое отражение.

Боже, какая я жалкая…

На то, чтобы привести себя в порядок, уходит минут десять. Умываюсь, перевязываю хвост и, немного отдышавшись, иду на кухню. Оттуда выхожу в обеденную зону. Марк сидит во главе стола и что-то очень громко рассказывает.

Улыбаюсь сыну и присаживаюсь рядом. Миша сидит по правую от меня сторону, как только сталкиваемся глазами, резко отворачиваюсь и переключаюсь на разговор с мамой. Ужин проходит в напряженной атмосфере, я чувствую, как густой воздух давит на плечи. Виски начинают ныть, а затылок уже охватило болью.

Отец ведет себя как всегда, но я накручиваю себя, придираюсь к каждому его слову и взгляду, пытаясь разгадать, что он задумал.

По дороге домой принимаю таблетку обезболивающего, что дала мама, и прикрываю глаза.

Марк весь путь болтает с отцом и несколько раз что-то спрашивает у меня, но я даже смысла разобрать не могу. Отвечаю невпопад, на что Марк не обращает внимания. Ему важен сам процесс задавания вопросов, а не ответы на них.

Дома прошу Мишу присмотреть за сыном и бегу в ванную, потому что мутит. Тошнота подступает к горлу. Минут десять сижу над унитазом с желанием опустошить желудок, но безрезультатно.

Голова будто свинцом налита, даже поднимаю ее с трудом.

Душ принимаю очень долго. Медленно скребу губкой по коже, привалившись спиной к прохладному кафелю.

Трогаю свои губы и снова взрываюсь от яркой вспышки злости. Кто ему позволял меня трогать?

Все от нервов. Сама себя загнала, знаю, но разве от этого понимания легче?

Забираюсь под одеяло и прикрываю глаза. Примерно минут через пятнадцать слышу, как открывается дверь. Судя по шагам, это Марк.

Сын замирает рядом с кроватью.

— Мам, ты заболела?

— Все хорошо, родной. Маме нужно немного поспать.

Марк кивает с таким серьезным видом, что слезы на глаза наворачиваются. Какой он уже большой.

— Давай я тебе сказку почитаю, — сын с энтузиазмом бежит к себе, а возвращается уже с книгой в руках. Все эти сказки он знает наизусть.