Красная машина. Юниор 2 (СИ) - Барчук Павел - Страница 22

Кроме того, большую роль сыграл один интересный момент. Неожиданный.

Учиться оказалось легко.

Во-первых, для спортсменов составлись особые учебные программы. Перед соревнованиями тренировки проходили почти весь день, поэтому уроки вообще сдвигались на вторую половину дня. Хотя, даже при этом некоторые ухитрялись еле тянуть общеобразовательные предметы. Как тот же Толик, например. Честно говоря, я думаю, ему это было не очень интересно. Он видел свою жизнь только в хоккее. Больше нигде.

И тут вдруг оказалось, что я могу быть очень полезен для товарищей. Один раз зашёл в соседнюю комнату, где Толик лез на стену, пытаясь разобраться в домашнем задании по физике. Этот предмет вызывал у него зубовный скрежет, а любое определение, термин или, не дай бог, задача, казались совершенно непонятным.

— Смотри! — Он ткнул мне пальцем в учебник. — Что это за набор слов? Зачем он мне? Что может дать в жизни конвекция, реостат и …

Толик внимательно посмотрел на список терминов.

— И конвекция.

— Ты повторяешься. — Я усмехнулся. Просто выглядел Толик очень смешно. Волосы дыбом, на щеке — следы от ручки, которую он, похоже, нервно грыз да моего появления.

— Почему я вообще должен это знать? А завтра — самостоятельная. А я вообще ни в зуб ногой. Ни в один зуб. Ни одной ногой. Меня Нинель сто процентов завалит к чертовой матери. Я вообще ее боюсь до заикания. Серьёзно тебе говорю. Когда эта училка смотрит на меня, кажется, что в голове она желает сдохнуть Анатолию Спиридонову мучительной смертью. Я же единственный в классе, кто не знает ее дебильную физику. Остальные — хоть как-то выплывают.

Пришлось сесть рядом и популярно, на пальцах, объяснить ему все необходимые темы. Учитывая, что Толик в этом плане далеко не Нобелевский лауреат, я ему рассказывал всю теорию на уровне, который понял бы даже пятилетний ребёнок. Разжевывал буквально по букве.

— Ого… — Через два часа он самостоятельно решил нужные задачи, правда, под моим контролем, и был доволен до одури. — Белов…етить-колотить. Да ты гений. И главное, так все понятно. Не то что Нинель Марковна. Когда она говорит, мне кажется из ее рта вылетают иностранные слова на несуществующем языке. Врубаешься? Или будто эта ведьма произносит страшное проклятие.

Конечно, я врубался. Речь шла о нашей учительнице физики. Женщина, наверное, в глубине души хорошая. Но где-то сильно в глубине. Причем, она, мне кажется, вообще не понимала, кто учится в школе. Что это, в первую очередь, спортсмены. Нам образование нужно, конечно, но не оно стоит в приоритете. Нинель Марковне было на это глубоко плевать. Либо, как вариант, она искренне считала, что в любой момент каждый из нас вдруг резко захочет посвятить свою жизнь физике. По крайней мере смотрелось ее поведение именно так. Она единственная из учителей не считала уважительной причиной тренировки, физическую нагрузку и даже соревнования.

— Вы — будущие звезды своей страны. Вас буду знать в лицо. Все, кроме тебя, Спиридонов. –Тут же следовал многозначительный взгляд, брошенный в сторону Толика, — Ты с такими оценками, скоро поедешь обратно домой. Потому что просто не закроешь четверть. Так вот, дорогие мои…

Эта фраза "дорогие мои" произносилась часто и с какой-то характерной интонацией, свойственной только Нинель. Звучала она так, будто на самом деле нас матом обругали.

Причем, Нинель Марковна вообще не признавала никаких авторитетов. Директор, тренер, хоть сам генеральный секретарь. Физику надо знать! Все. А знают физику только она и, возможно, немного Ньютон. Все остальные — дебилы и идиоты. Вот такая интересная особа. Хотя, меня она полюбила с первого же урока. Я просто постарался не тратить время и сразу расставить в этом плане все точки над "и". Как говорили в институте, первый год ты работаешь на зачетку, потом она работает на тебя. В данном случае, конечно, образно выражаясь, но смысл такой. Просто решил сразу в глазах всех учителей определить свой уровень, чтоб потом репутация позволяла мне где-то профилонить, если в этом возникнет необходимость. Надо заниматься спортом, не отвлекаясь ни на что.

С того дня, как помог Толику, ко мне потянулись за помощью остальные. У кого-то не складывалось с русским языком, у кого-то с математикой, у кого-то с историей. А история, кстати, была важным предметом. Несмотря на то, что на дворе наступил 1987 год и издалека уже поддувал ветер некоторой идеологической свободы, все равно, марксизм-ленинизм еще никто не отменял. С нас, ясное дело, никто ничего подобного не спрашивал, в силу юного возраста, но учебники по истории были написаны определённым языком и несли определенный смысл. За эти смыслом многие из моих товарищей просто не были способны запомнить или осознать банальные фактические события.

— История — это наука логики. Как математика. Ее невозможно выучить. Ее надо понимать…— Вещал я с умным видом, расхаживая по нашей комнате.

Серега Лапин поднял голову от тетради и посмотрел с уважением,

— Ну, ты Белов, загнул… Как математика…

В рядом с ним сидели еще двое парней, которым я как раз объяснял очередную тему.

В общем, как бы то ни было, но успеваемость всех спортсменов, которые жили в интернате, резко скаканула вверх. Учителя сначала насторожились. Ибо совершенно непонятно, как такое вообще может быть. Потом, правда, кто-то из пацанов проговорился и вскрылось, что Славик Белов после уроков разъясняет особо одаренным новые темы. В принципе, может, это и не было так уж важно. Во многом учителя действительно шли навстречу, понимая, сколько сил у нас отнимает спорт.

Распорядок дня приблизительно выглядел так. В 8:00 начинались уроки. К 16:00 мы уже катались на льду. Возвращались к 20:00, не раньше. Оставшееся до отбоя, до 22:00, время — это уроки, хозяйственные заботы, личные какие-то моменты.

Но когда появилась возможность подтянуть общеобразовательную часть, желающих оказалось много. Наверное, цепная реакция. Тем более, я объяснял все, что надо, понятным, доступным для понимания, языком.

Казалось, радовались бы учителя, да спасибо говорили. Однако, меня задержала после очередного урока Нинель Марковна.

— Вячеслав… Останься. Буквально на пять минут…

Когда все остальные вышли из класса, она кивнула на стол, который был ближе всего к учительскому месту. Я сел. Интересно, зачем велела остаться?

— Вячеслав, ты мне нравишься. Ты очень умный мальчик. Не знаю, зачем тебе спорт. Это ведь совершенно, абсолютно ненадежно. Ну, что такое ваш хоккей? В тридцать пять лет проблемы с суставами и коленями. А потом? Карьера тренера в затрапезном детском клубе? А наука, это Вячеслав, стабильность. Это — возможность добиться хороших высот.

Я слушал Нинель Марковну с умным лицом и кивал башкой в такт ее словам. Она ведь не знает, что очень скоро ее наука окажется нахрен никому не нужна.

— Но вообще…Не об этом хотела поговорить. Видишь ли, Вячеслав, твое появление было несколько неожиданным. И…не хотелось бы повсещать тебя в подробности…Но не нужно тебе так сильно выделяться среди ребят. Это хорошо, что ты им помогаешь. По-товарищески. Просто… Имей в виду, за тобой пристально наблюдают. Мне бы не хотелось, чтоб ты покинул нас.

Все. Вот так выглядела ее речь. Не понятно ни черта. Я попытался задать какие-то вопросы, но больше Нинель ничего говорить не захотела. Зато рассказали пацаны, которых я начал пытать, как только вышел из кабинета физики.

Не зря с самого начала мне так не понравился директор школы. Как оказалось, я ему тоже вряд ли пришелся по душе.

— Ты чего? Думаю Пузан тебя тихо ненавидит. — Сказал Серега в ответ на мой вопрос, может ли кто-то из учителей испытывать в мою сторону негативные эмоции. Пузаном ученики называли директора. Леонида Владимировича.

— Во блин…За что? Я его видел один раз, месяц назад. Когда приехал в интернат

— И что? Хоть бы совсем не видел. Это ничего не изменило бы. Вообще-то, нам говорили, что после Нового года из Челябинска должен приехать племянник Пузана. Который ему чуть ли не как сын. Говорили еще с октября месяца. Слухи пошли такие. Уже и не вспомню от кого. А потом со мной лично он говорил.