Н 5 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 17

И начался глобальный замес. Хрипы, крики, хруст костей, глухие удары. «Саня, не лезь, это не твоя война». Но почему челюсти сжимаются сами собой, и за грудиной разгорается солнце?

Замер шестерка Табаки, устремив остекленевшие глаза в потолок.

Затих дергающийся в агонии гопник. На его черепе — наливающаяся синевой вмятина.

Мимо, сплевывая выбитые зубы, на локтях полз пожилой сиделец, у него отнялись ноги.

Бросился в атаку Сеня-Шмаровоз, ударил рыжего по башке ботинком изо всех своих петушиных сил. Отлетел к параше, отброшенный ударом. Только обиженный Анфиса не вмешивался, как и я.

Минута — и исход поединка решен. Поверженная братва корчится на полу. Военный, пропустивший удар Кардинала, сидит за столом, трясет башкой.

— Ну что? — рыжий вздернул на ноги Князя.

Избитый, еле живой, тот попытался его боднуть — не достал. Все так же улыбаясь, рыжий отшатнулся, ударил Князя в солнечное сплетение и, уверенный, что он не поднимется, потерял к нему интерес. Теперь оба склонились над корчащимся на полу Кардиналом.

Рыжий, который был в этой кодле главным, сел возле него на корточки, поднял его за шкирку.

— Ну что, черножопый, довыеживался? Теперь тебе звезда. Не передумал, не? — Не дождавшись ответа, он обратился ко второму быку. — К параше его! Помогай, мне такую тушу не поднять. Потом вот этого, лысого. Богами себя возомнили, твари.

— Богами параши, — гоготнул азиат.

— Ромалэ, ромалэ, — промурлыкал бык, подхватил Кардинала под руку.

«Саня, не лезь», — твердил здравый смысл.

«Этот человек за тебя подписался», — пискнула совесть.

«Спортзал. Библиотека. Свидания. Лиза».

«Когда быки опустят авторитетов, им останется только вздернуться. А тебе еще сидеть, тебе не простят бездействие. Посмотри на Анфису».

Что. Делать. Мне? Что выбрать — выгоду? Или людей, которые никогда не были и не станут мне своими? И отчего сами собой сжимаются кулаки и разгорается солнце за грудиной, наполняя тело кипящей магмой?

Настал тот самый момент, когда нужно сделать выбор. Будет ли он верным? Плевать. Сделаю то, что считаю правильным. У каждого своя правда, у меня она вот такая. Я встал, переступил через мертвого гопника, направился к столу, на ходу разминая плечи.

— Отставить беспредел! — рявкнул я.

Быки, держащие Кардинала, обернулись.

— Опух, сопляк? — вытаращился рыжий, который был от меня дальше, чем бык.

Они не расценивали меня как угрозу. И правильно! Мой козырь — внезапность. Я выбрал цель — быка. Шаг — податься вперед. Удар локтем в голову. Башка быка запрокинулась. Апперкот! Закрепить эффект коленом в солнышко. Хр-рясь — хрустнула грудина!

Минус один.

Рыжий сразу оценил ситуацию. Бросил Кардинала — он так и остался лежать между нами, — встал в боксерскую стойку.

— Хана тебе, щегол! — прорычал он.

Я вспомнил, что были еще двое: вон, военный за столом поднимается, спешит на выручку. Я отпрыгнул назад, присел, уходя от его удара. Теперь — подсечка. Связка прямой-прямой-апперкот. Внутренняя энергия наполнила меня силой. Военный отлетел назад, распластался на столе, откуда его стянул Князь, полуживой, но непобежденный.

А я пропустил мощнейший лоу азиата. Он целил по печени, но я сместился, и он попал по правой почке. Вспышка боли… Плевать. Я взял тело под контроль, попятился к стене, где висел распорядок дня, используя ту же тактику, что и быки, когда на них перла толпа братвы. Здесь слишком мало места, вдвоем им ко мне не подобраться, они будут друг другу мешать. Если бой перейдет в партер, я рыжего одолею. Главное, чтобы мелкий азиат не мешал, он может создать проблемы. Сначала его бы вырубить, но не достать.

— Братва, мочи мелкого! — заорал я.

К тому моменту гопник, Бес и тощий мосластый мужик очухались и рванули на подмогу. Ну как рванули, скорее поплелись, потому что были изрядно потрепаны.

Мелкий отвлекся на них, рыжий попер ко мне, кровожадно скалясь. Он был чертовски силен, но я — быстрее. Он только думал, куда нанести удар, а я бросился ему в ноги, повалил, без труда добрался до его шеи и начал душить. Взревев, он перевернулся набок, пару раз ударил меня, но я прижал голову к его шее, и удары прошли по касательной.

На мое счастье, этот амбал был не силен в борьбе, но знал, что надо похлопать, когда сдаешься, и замолотил по моему предплечью.

— Хрен тебе, беспредельшик, — прорычал я, все сжимая и сжимая рычаг, пока противник не обмяк.

Я окинул взглядом камеру, где хрипели, корчились избитые осужденные, мало кто держался на ногах. Князь оседлал военного и в исступлении бил его башкой об пол. Кардинал подполз к нему на четвереньках, столкнул с противника, который уже не сопротивлялся.

— Харэ! Замочишь.

Распахнулась дверь, и вбежала целая толпа вертухаев, раздавая тумаки дубинками направо и налево. Я прикрыл голову руками и получил по левому предплечью.

— На пол! Всем на пол!

Нас обыскали. Потом все тех, кто мог стоять на ногах, отоваривая дубинками, выволокли в коридор, потащили дальше. На адреналине боли я не чувствовал, лишь в ушах звенело, но даже сквозь этот звон пробивался грохот. Осужденные из других камер тарабанили во все двери, протестуя против беспредела.

Я думал, нас либо доставят операм для задушевной беседы по почкам, либо запрут в одиночку. Но все оказалось гораздо хуже. Меня, Беса и мосластого притащили в место, где к стенам примыкали металлические сейфы с глазком в середине. По своей наивности я думал, что это сейф и есть, на деле оказалось — «стакан». Их тут было штук двадцать, меня затолкали в крайний и заперли.

Ощущение было, как в вертикальном гробу. Темно, свет приглушенный, вентиляция со спичечный коробок. Можно стоять, можно сидеть, приведя колени к животу. Площадью стакана — полтора на полтора метра. Хорошо, что, когда выбирал новое тело, таланты и дефекты, я отмел клаустрофобию. Вот бы мне несладко сейчас пришлось!

Когда стихли шаги вертухаев, я услышал Беса:

— Нерушимый! Ты реальный пацан! Уважуха!

— Сукам сучья смерть! — издали прохрипел мосластый.

И пяти минут не прошло, как вертухаи привели еще партию осужденных из других камер, потом — следующую, и все стаканы заполнились. Как я понял из разговоров, тюремная почта оповестила всех, что Барин хочет законы порушить, и поднялся бунт.

Мое тело вышло из боевого режима, болела ушибленная голова, пульсировала поясница, куда ударил азиат, ныли сбитые костяшки, предплечья, спина. Ощущение было, как через мясорубку пропустили. Я сел и попытался себя полечить — получилось с третьего раза, но силы быстро закончились, и меня срубило, скрюченного в три погибели.

Через некоторое время явились вертухаи и принялись бить по стаканам, чтобы мы не спали. Так продолжалось всю ночь, если, конечно, это была ночь. Счет времени мы потеряли быстро. Я то проваливался в сон, то пробуждался от того, что затекла какая-то часть тела. Когда вертухаи приходили будить, я обычно не спал.

То и дело возникали мысли о последствиях этого поступка, но я гнал их. Делай, что должно, и будь, что будет.

Наконец дверь открылась, и на негнущихся ногах я шагнул в коридор, уже привычно становясь к стене звездой и готовясь получать по почкам. Но ни обыска не последовало, ни тумаков. Вертухай молча отвел меня в камеру.

Замерев у выхода, я окинул взглядом опустевшую «хату». Сколько в итоге трупов? Два я точно видел. Но сейчас недосчитался половины обитателей — их забрали в санчасть. Князь лежал на своей шконке. Кардинал восседал за столом, заняв половину лавки. Правый глаз заплыл, щека превратилась в отбивную, губы распухли. Увидев меня, он рявкнул двоим гопникам, что еще были за столом:

— Свалите. И чтобы никто!

Мужиков как ветром сдуло, я присел, и мы остались вдвоем. Некоторое время царило молчание. Наконец Кардинал прошептал:

— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — Вопрос был риторическим, он сразу же продолжил: — Дело было в начале девяностых. Жил-был человек. Жил как все, перебивался от зарплаты до зарплаты, подторговывал. И вот однажды ехал он домой ночью на своей «копейке», лил дождь, осень, холодно… Смотрит — идет по дороге легко одетый парнишка, голосует. Остановиться? Так только салон вымыл, сиденье намочит, еще и ножом пырнуть может — вдруг какой бандит? Проехать мимо? Промокнет, заболеет. Пожалел парнишку человек, а когда выяснилось, что тому идти некуда, привез домой, накормил, пустил переночевать. Прошло десять лет. Человек жил все так же, правда, попроще стало. И вот выгнали его с работы, устроился он на новую, на должность ну просто никакую, а там директором — молодой мужчина с очень знакомым лицом. Такая история. Стал человек замом, теперь живет безбедно. Потому что везде — люди: и на воле, и в тюрьме.