Крепкий орешек Джонс и нарисованный город - Биддальф Роб - Страница 9

– Надо бежать, Орешек! Сейчас две химии, а миссис Блойс – ух! – опозданий не поощряет.

– О’кей. Тогда… э-э… встретимся после школы? Посмотрим, может, ещё что-то узнаем? – спросила Орешек.

– Не могу. Шахматный клуб. Утром я зайду за тобой, и придумаем, как быть дальше. Идёт?

– Идёт. Только помни: это не значит…

– Да знаю, знаю, – заулыбался он. – Это не значит, что мы друзья. Утром зайду. Пока!

– Лиэнн, я дома! – крикнула Орешек.

– Наконец-то! – раздался голос из кухни. – Ты где была? Уже почти шесть. Я начала беспокоиться.

– Ясно же: оставили после уроков, – усмехнулась Орешек. – Последние два часа я исполняла обязанности по уборке мусора.

Орешек бросила пальто на перила, скинула туфли и отправилась прямиком на кухню – перекусить. Няня, которая работала у Джонсов, создавала на кухне своеобразный скульптурный шедевр, а материалом ей служили волосы Лялябет.

– Ты, наверно, проголодалась, солнышко. Там, в духовке, лазанья. Возьми сама.

Но Орешек изумлённо смотрела на косу, которую заплетала няня.

– Это называется «водопадное плетение», – сказала Лиэнн. И правда, медовые локоны младшей сестрёнки ниспадали ей на плечи из-под аккуратного плетения, полукругом огибавшего голову. Точь-в-точь водопад.

– Потрясающе! – сказала Орешек.

– Спасибо, солнышко. Не забывай, что мама сегодня ужинает со своим шефом, так что Лео за старшего, – напомнила Лиэнн. – Она вернулась с работы пораньше, чтобы переодеться.

– Уф! Такое забудешь! – простонала Орешек, схватила батончик со злаками и мандарином и, не снимая рюкзака, бросилась вверх по лестнице к себе в комнату. – Я спущусь к ужину, когда она уйдёт, – крикнула Орешек, оглядываясь на бегу.

Первым, что увидела Орешек, распахнув дверь в комнату, был рисунок с разбитой вазой, который лежал на кровати. Она подбежала к рисунку, бережно взяла его в руки и переложила на стол. Потом вынула из кармана пиджака карандаш, всё ещё завёрнутый в носовой платок Роквелла, развернула и положила рядом с рисунком. Из множества альбомов, лежавших на столе, она вытащила один, отыскала чистую страницу и большими печатными буквами написала «LORE» (украсив довольно очаровательным трёхмерным эффектом).

Она внимательно вглядывалась в альбом. Что это может значить? Анаграмма? Она принялась корябать на листе разные другие слова:

Она почесала голову. Ни одной догадки. Как вдруг дверь в комнату с грохотом распахнулась.

– ОРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕШШШШШЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕК!

Лялябет стремительно влетела в комнату, водопад волос развевался позади. Орешек едва успела повернуться, чтобы поймать сестру и крепко обнять.

– Привет, Эль-Би!

– Чего делаешь? – спросила Лялябет, глядя на открытый альбом, который лежал на столе позади Орешка.

– Так. Хочу кое-что выяснить.

– Что выяснить? Какие буквы пропали на твоём новом карандаше?

Лялябет схватила карандаш со стола.

– Осторожнее с ним, – сказала Орешек. – И вообще, что значит – пропали?

– Ну, это как в игре, где не хватает букв; у меня есть сборник головоломок, там таких много.

– Не хватает букв? Там же есть буквы. L, O, R и E.

– Да, но я сразу заметила две вещи. Во-первых, эти буквы почти не видно. Вот R, например, – она будто совсем исчезла. Будто её стирали. А во-вторых, расстояния между буквами неодинаковые. Как по мне, это подозрительно. Если можно стереть букву R, значит, когда-то на пустых местах могли быть и другие буквы. И, по-моему, так и случилась. Это головоломка, где не хватает букв.

Иной раз иметь младшую сестру, которая очевидно умнее тебя, страшно бесит. На этот раз было иначе.

– Лялябет, ты гений! – вскрикнула Орешек и крепко поцеловала сестру в щёку.

Снизу раздался дверной звонок.

– Я открою! – крикнула мама, и девочки услышали, как её высокие каблуки неуклюже затопали вниз по лестнице.

– Трейси, дорогая, добрый вечер! Давненько не виделись. Ха-ха.

От одного голоса мистера Стоуна, от того, как он подлизывался к маме, Орешку сделалось дурно.

– Дети, пока! Лиэнн, пока! Ложимся спать вовремя, ребятки! – крикнула мама.

И дверь захлопнулась.

– Лялябет! Надевай пижаму! – раздался снизу пронзительный вопль Лиэнн. – Мне скоро домой!

– Иди, – сказала Орешек. – А то ещё и ты наживёшь неприятностей. Утром я тебе расскажу, если разгадаю головоломку.

– Обещаешь? – спросила Лялябет.

– Обещаю, – сказала Орешек.

Орешек снова написала буквы, но на этот раз на расстоянии друг от друга – точно так, как на карандаше.

Она просидела час, переставляя буквы всеми возможными способами, но не смогла отыскать ни одного подходящего слова.

Она стала вспоминать результаты исследования, которое они с Роквеллом провели в библиотеке. «Совокупное знание или мудрость». «Учение».

– Так. Если б я придумала этот волшебный карандаш, что бы я на нём написала? – сказала она, не обращаясь ни к кому в особенности.

И вдруг что-то в этих словах натолкнуло её на блестящую мысль.

– Если бы я придумала карандаш… – пробормотала она.

Конечно, это не она придумала карандаш – ни этот, ни какой-либо другой. Как они с Роквеллом выяснили днём, его придумал Николя-Жак Конте, а он был… ФРАНЦУЗ!

– Это же французское слово! – закричала она.

Орешек снова взглянула на головоломку, и всё тут же стало гораздо яснее.

«Значит, – догадалась она, – слово должно начинаться с «le» или «la»». Насколько Орешек знала, почти все французские слова начинались так. Она принялась заполнять пропуски.

И тут на неё снизошло озарение – та самая редкая штука, которая снисходит лишь после дождичка и только в четверг. Припомнив исключительно смешной прошлогодний урок французского языка в «Мелодии», Орешек взяла карандаш и написала…

– La Porte, – прошептала она. – По-французски «дверь». Может быть, карандаш – это какой-то ключ…

И тогда в голове возникла ещё одна мысль.

– Да нет, ничего не выйдет. А может, выйдет?

Орешек соскочила со стула, подбежала к шкафу и достала большой рулон бумаги. Она развернула рулон на полу, взяла в руку жёлтый карандаш и принялась рисовать.

Закончив, она подняла рулон с пола, схватила кусочек мастики и прикрепила рисунок на дверцу шкафа.

Потом отступила назад и присмотрелась. Довольно хорошо – пусть даже это её собственные слова. Она живо натянула на себя халат и школьные туфли, проверила на часах время (8:01 вечера), заткнула карандаш за ухо и вперилась глазами в нарисованную дверную ручку.