Мой малыш миллионера (СИ) - Сова Анастасия - Страница 17

– И где мне найти эту лицензию?

Коршунов толкает меня на грубое предательство. И это страшно. Но мой ребенок для меня важнее.

– Не знаю. У тебя есть два дня – ищи.

– А если Мирон все время будет на месте?

– Разве это имеет какое-то отношение к делу?

Так и хочется накинуться, и расцарапать его надменную физиономию.

– Мне плевать, как ты это сделаешь, и на что тебе придется пойти, но в пятницу Богданов должен облажаться, поняла?

Киваю.

Не знаю, есть ли у меня другой выход? Есть ли еще хоть одна малюсенькая белая полосочка на моем пути, или все вокруг напрочь залило черным? Но я точно знаю одно – любая нормальная мать сделает все для защиты своего ребенка.

Аня

На работе меня ожидает приятный сюрприз. Мирон заезжает на работу буквально на пару минут. А потом сообщает, что сегодня у него несколько выездных встреч, поэтому в офисе он вряд ли появится.

От неожиданной новости хочется закричать. Меня с головы до ног наполняет облегчением.

Но, все же, есть один факт, что расстраивает. Нет, вроде бы он даже радует, но в глубине души возникает гаденькое чувство: Мирон выглядит отстраненным, ведет себя так, будто это не он вчера избил из-за меня человека, хотел поцеловать меня в подъезде, а потом усомнился в том, что со мной проживает ребенок подруги, а не мой собственный.

Сейчас в его поведении ничто, вообще ничто не напоминает о вчерашнем дне.

Сама не понимаю, почему расстраиваюсь. У временного босса есть жена, будет ребенок, и вообще – наши отношения давно в прошлом, и все, что было между нами, я хочу забыть.

– Если что, я на телефоне. На завтра встреч не записывай, я обещал жене остаться дома. Всех, кто будет звонить пиши на вторник или среду на следующей неделе.

Его слова бьют по мне жгучим хлыстом. «Я обещал жене остаться дома». Здоровенный комок в горле собирается за секунду. Не хватало еще расплакаться!

– Все в порядке? – видимо, изменение моего состояния не остается незамеченным Мироном. – Ты бледная.

– Спала просто плохо, – отмахиваюсь.

– Ясно.

Хорошо, что Мирон больше не лезет с расспросами. Но все логично, зачем это ему? Вообще не понимаю, почему еще надеюсь на что-то! Я же надеюсь?! Как еще назвать все эти дурацкие переживания?

Как назло, телефон весь день просто разрывается от входящих звонков. Вторник и среда оказываются полностью забитыми встречами, и это при условии, что часть звонивших, просила лишь связаться с ними.

Помимо этого, Мирон попросил меня разобрать несколько папок с документами, бегло объяснив, как это нужно сделать.

Я, конечно, с бумагами не работала никогда, но и с этим заданием, вроде, справилась.

К тому же, я бесконечно названивала тете Наташе. Меня не покидала навязчивая мысль о том, что сын мучается без маминого молока, ничего не кушает, и плачет от голода.

Часа в три понимаю, что, кажется, мучаюсь от этого только я. Утром я покормила Макара перед тем, как поехать на работу, а вот другую грудь опустошить хотя бы немного, уже не успела, и теперь она до боли налилась молоком и стала чрезмерно твердой.

Я понимала, что нужно бы сцедить немного, чтобы облегчить свое существование, но мне было попросту некогда.

В итоге доходит до того, что молоко протекает, перепачкав сарафан. Вкладыши я не ношу, потому что в них никогда не было необходимости. И теперь меня охватывает паника. Что с этим делать?

Конечно, я сама виновата. К тому моменту, как все случилось, грудь налилась так, что, казалось, взорвется. Но я проигнорировала свой дискомфорт в очередной раз, а теперь вот сижу со здоровенным мокрым пятном.

Неожиданно вспоминаю о том, что в кабинете босса есть небольшой санузел. Там ничего лишнего, но горячая труба имеется.

Решаю, что это единственное мое спасение. Я еще понимаю, как сильно мне повезло, что Мирона нет на месте. Как бы я ему мокрую грудь объяснила.

Он, конечно, может не разбираться во всех этих женских штучках, но явно не идиот, учитывая, что когда-то мы планировали ребенка.

Прячусь в кабинете начальства, и закрываю дверь. Снаружи получится войти только если у тебя есть ключ. Так что можно не волноваться.

Снимаю сарафан. Вешаю его на некоторое подобие змеевика, бюстгальтер промакиваю салфетками, а затем в белье и босоножках возвращаюсь обратно в кабинет Мирона.

Первым делом, сцеживаю молоко, потому что по-другому больше нельзя. С собой у меня был маленький стеклянный молокоотсос, который я кинула в сумку в последний момент, еще когда впервые собиралась на работу.

Сердце кровью обливается, когда приходится в последствии вылить в раковину все, что нацедила.

Безобразие! Сына пичкаю смесью, а натуральный продукт впустую сливаю в канализацию. Даже слезы на глаза наворачиваются от обиды. А все это он! Мирон виноват! Заставил меня тут торчать целыми днями вместо того, чтобы просто вернуть на работу в ресторан.

Вспомнив про неприятное задание Коршунова, перебираю несколько папок с документами. Потом нахожу тоненькую синюю папочку с мелким названием «Лицензии». Нужная оказывается первой. Видимо, она основная, самая важная.

Довольная убираю ее обратно на полку. Пока. Вот оденусь, а потом заберу ее с собой прежде, чем выйти из кабинета.

Только вот моим планам не суждено было сбыться.

Неожиданно в замочной скважине начинает скрежетать ключ.

Мамочки!

До уборной добежать я уже не успеваю, и поэтому, когда Мирон распахивает дверь, я оказываюсь перед ним во всей свой красе.

Сначала мужчина замирает на пороге кабинета.

Я тоже застываю на месте. Даже не догадываюсь хотя бы бюстгальтер прикрыть руками.

– Это что? – оживает, наконец, он.

– Я… Я просто… – запинаясь, пытаюсь придумать какую-нибудь адекватную причину, ведь прекрасно понимаю, как все это выглядит. Может ли здесь вообще найтись адекватный ответ?!

– Чертова стерва! – рычит Мирон, а потом набрасывается на меня.

Не успеваю опомниться, как оказываюсь прижатой крепким телом к шкафу с документами. Мирон нападает на мои губы как хищник на долгожданную добычу, как путник, бродивший по пустыне, на флягу с водой.

Он чувственно и сладко сминает их. Я сама будто получаю что-то такое, о чем давно мечтала.

Наш поцелуй становится более глубоким, и я окончательно теряю рассудок. Перестаю анализировать, выключая все мысли.

Мирон подхватывает меня на руки и куда-то несет. Состояние эйфории разрастается, и я уже не могу ему сопротивляться.

Кожей чувствую прохладную гладкую поверхность стола. Мужчина нависает сверху. Снова жадно целует меня, доводя до беспамятства. А потом вдруг отстраняется. Смотрит внимательно. Прямо в глаза. Долго. Точно пытается что-то понять.

Мне даже страшно становится от этого пронзительно взгляда.

Вижу, как губы мужчины вытягиваются в одну тонкую линию. Это нехороший знак.

Потом он и вовсе возвышается над столом во весь свой огромный рост.

– Пошла вон отсюда! – рычит Мирон, а мне от этих слов хочется сжаться в маленький комочек.

Поднимаюсь и в слезах бегу к двери. Практически в последний момент вспоминаю про сарафан, и меняю траекторию движения, чтобы забрать его.

Наверное, со стороны все это выглядит очень нелепо.

Там же в ванной хватаю молокоотсос и, зажав его в ладошке, стараюсь незаметно пронести мимо начальства.

Весь оставшийся день сижу как на иголках. Мирон не выходит из кабинета. Он вообще не подает признаков жизни. А мне кажется, что в любую секунду Богданов появится на пороге и заявит, что я уволена.

От стресса даже сидеть нормально не могу. Ерзаю на месте, то и дело подскакивая от каждого шороха. Ладоши потеют.

Надо же было так вляпаться!

После того, как рабочий день заканчивается, я жду еще минут пятнадцать прежде, чем уйти. А потом все же решаю, что нет смысла дожидаться босса. Может, он сегодня вообще домой не собирается?!