Нам нельзя (СИ) - Лукьянова Виктория - Страница 2

Я — бракованная партия. Впрочем, больше попыток мама не предпринимала, видимо, решив, что и одного ребенка ей достаточно. Все остальное время она тратит лишь на свою жизнь.

— Пойдем к столу? — зовет тетя, и я наконец-то начинаю обращать внимание на мир вокруг себя. Гости покидают танцпол и гуськом направляются к широким столам. Празднество в самом разгаре, и мне приходится играть свою роль, потому что вариантов-то больше нет. На моем присутствии настояла мать. Как тетя позже сказала: «Ей нужна красивая картинка. Ты всего лишь декор, запомни это, детка».

И я помню. К сожалению, тетя никогда не ошибается.

Наш столик располагается рядом с главным столом, за которым сидят новобрачные. Отчего-то для самых близких родственников со стороны невесты не нашлось места там, хотя я не считаю данный факт упущением. Может быть, так даже лучше. По крайней мере, мне не нужно каждую секунду напоминать себе улыбаться и быть миленькой дочуркой обворожительной невесты. Есть лишь один нюанс — я сижу так, что могу видеть маму и ее мужа, и лучше бы мне не смотреть на них, потому что тетя то и дело косится в мою сторону и укоризненно качает головой.

Значит, я вновь смотрю не так.

— Расслабься, — повторяет она и, вольготно развалишься на стуле, потягивает шампанское.

Мне бы ее способность чувствовать себя в своей тарелке в любом месте, но, увы, таким талантом не обладаю. Зато извожу себя получше остальных, то покусывая губу, то крутя под столом салфетку. Аппетита нет, как и желания находиться здесь.

Против воли поднимаю глаза от созерцания тарелки и смотрю на маму, потому что в этот момент она заливисто смеется и прижимается к мужу. Да, теперь он ее муж. Но отчего-то мне неприятно думать о нем как о человеке, который будет жить с ней.

Наверное, это зависть. Да, тетя бы так и сказала. Я завидую матери, ведь у нее теперь новая семья. А что у меня?

Осторожно кошусь в сторону тети. Она. У меня есть только она.

Невольно сравниваю маму и тетю Марину. Они все-таки очень похожи, но с другой стороны, если не знать, что они родственницы, то можно усомниться в близости. Ведь для других они кардинально отличаются друг от друга. Я же вижу серые глаза, одинаковый разрез, тонкие губы, острые носы. Они обе привлекательны, но в то же время красота у них холодная. Тетя не стремится быть в центре внимания, поэтому редко использует косметику или делает сложную прическу. Обычно она стягивает темные локоны в тугой конский хвост, на губы наносит блеск, а глаза подводит карандашом. Мама же никогда не появляется на публике без косметики. Ее лицо — ее реклама. Тем более, сейчас. Быть успешной актрисой мало, нужно сохранять эту успешность, а когда возраст начинает давать о себе знать, то вовремя делать процедуры, которые помогут стать еще краше. Поэтому когда я смотрю на маму, то с трудом узнаю в этой женщину ту, кого хорошо помню по ранним снимкам. Там она еще девчонка — бойкая, яркая, страстная. Сейчас передо мной сидит великолепная женщина, волосы которой собраны в простую, но в то же время сложную прическу, украшенную миниатюрной диадемой. На ней, как и обратила внимание тетя, белоснежное дизайнерское платье, которое только подчеркивает ее ледяную красоту. Кажется, словно она сошла с картинки модного журнала, и мне бы гордиться ею, но не могу.

Просто не могу, пусть и хочу пытаться.

— Элла, лучше поешь, — голос тети звучит странным образом: мягко и даже чуточку нежно.

Сглатываю, понимая, что навряд ли протолкну в себя хоть кусочек, но покорно киваю. Сегодня не тот день, чтоб спорить с тетей. И уж тем более я не могу привлекать к себе ненужное внимание прочих гостей. Просто переждать, а потом можно выплакать все глаза в подушку.

— Хорошо, я поем, — тихо отвечаю и дотрагиваюсь до вилки, намереваясь усердно изображаться покорность, как неожиданно на меня падает тень. Вздрагиваю, но бояться нечего. Всего лишь официант, который меняет бокалы. Передо мной тоже опускается бокал с шампанским, но я хочу отказаться. Пусть заберут, однако тетя хитро щурится и не позволяет мне этого сделать. Стоит официанту отойти, как она, подавшись немного вперед, шепчет:

— Тебе уже есть восемнадцать. Пора бы попробовать.

— Я не буду пить, — также тихо отвечаю и усиленно ковыряю первое блюдо.

Тетя смеется и отворачивается, перебрасывается с кем-то за соседним стоиком не самыми приличными шутками, которые меня нисколько не смущают, и я могу выдохнуть. Меньше внимания, уделенного мне, лучше для моей нервной системы пережить сегодняшний день. Поэтому когда во второй раз за моей спиной возникает чужая фигура, бросающая на стол тень, я уже не вздрагиваю. Думаю, это вновь пришел официант, чтобы подлить напитка в пустой бокал тети, но когда на мои плечи опускаются руки, я начинаю паниковать.

Резко дергаюсь, оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с зелеными глазами нового мужа мамы.

Станислав Валерьевич смотрит на меня, мягко улыбаясь.

— Прости, не хотел тебя напугать.

Я шумно выдыхаю и медленно киваю. Он убирает руки, но не отходит. Мне сложно дышать. Вот чьего внимания я не хотела привлекать, так его. Зачем он пришел? Что ему нужно от меня? Мы же уже перебросились парой ничего не значащих фраз в начале вечера. Я поздравила их, тетя тоже что-то пошутила, и мы удалились, потому что таков был уговор. Уговор между двумя сестрами. Не попадаться на глаза хозяйке банкета.

Всего лишь красивая картинка. И столь нужная в столь значимый день.

Декорации безупречной жизни Ольги Владимировой.

— Как вы тут?

Нервно сглатываю комок и быстро нахожусь с ответом. На некоторые вопросы я знаю, что говорить. С остальными мне должна помочь тетя. Таков был наш с ней уговор.

— Хорошо. Спасибо, у нас все отлично.

Натягиваю улыбку, но она, скорее всего, выглядит вымученно. Отчего-то мне кажется, что обмануть Самойлова будет сложно. Впрочем, взгляд, который он сначала бросает на меня, потом на тетю, которая наконец-то замечает его появление, а после вновь на меня, не позволяет усомниться — он не верит моим словам.

Горло вновь забивает комок, и мне приходится приложить усилие, чтобы улыбнуться. Хотя кого я пытаюсь обмануть?

— Спасибо за приглашение на банкет, — дело в свои руки берет тетя. Она-то умеет лгать. — Чудесный вечер. А закуски, м-м-м, пальчики оближешь!

Меня перекашивает от ее слов, потому что голос, которым она всю эту муть произносит, полон лести и лжи. Что же, мы отличная парочка. Впрочем, вся наша семья держится на лжи.

Станислав Валерьевич кивает, будто верит ей. И вновь смотрит на меня, отчего собственные коленки подкашиваются, и если бы я не сидела, то, скорее всего, плюхнулась на задницу. Какой-то странный эффект производят его глаза на меня — будто гипнотизируют. Наверное, именно поэтому он понравился матери. А еще потому, что у него очень много денег.

— Элла, я хотел бы пригласить тебя на танец, — вдруг выдает Самойлов, и мои коленки начинают трястись. Вмиг потеют ладони, и я судорожно хватаюсь под столом за салфетку, лишь бы подавить ужас, охвативший меня.

Танцы. Я не ненавижу танцы.

Если бы только знала, как обернется это вечер, то намерено устроила бы забастовку, наевшись слабительного. Хотя бы так я смогла бы пропустить этот вечер. Но увы, дело уже сделано, и Станислав Валерьевич ждет от меня ответа.

Смотрю на тетю. Та, кажется, тоже шокирована, но ничего не отвечает. Я уже достаточно взрослая девочка, чтобы отказать мужчине. Ну, то есть я хочу отказать, потому что страх парализует конечности, а тетя просто молчит. Мне даже кажется, что она выжидает моей реакции, чтобы после позабавиться. Порой любой мой конфуз доставляет ей неимоверное удовольствие.

— Я плохо танцую, — стараюсь мило улыбаться и пожимаю плечами.

Станислав Валерьевич криво изгибает губы.