Фритьоф Смелый - Тегнер Эсайас - Страница 22

Победа, смерть героя и другие торжественные случаи служили поводом к роскошным пирам. Сверх того были в году два срока, праздновавшиеся таким же образом, именно летнее и зимнее солнцестояние. Конунги и знатные иногда приглашали на пир несколько сот гостей, не считая домашней дружины, которая всегда в нем участвовала. Легко судить о величине палаты, в которой собиралось такое множество людей. Это была обыкновенно продолговатая зала. По обеим главным стенам ее шли две широкие скамьи, и в середине каждой возвышалось почетное место, похожее на престол. Одно занимал сам хозяин, другое — знатнейший гость. По одну сторону от каждого почетного места садились мужчины, по другую женщины. В двух поперечных стенах были двери; иногда же дверь находилась только в одной, а у противоположной стены стояла скамья для женщин, которых в таком случае уже не было на других местах. Вдоль скамей тянулись столы. Впрочем, не всегда устройство палаты для пиров было одинаково: иногда почетнейшее общество с хозяином помешалось за особым столом, стоявшим на возвышении.

Убранство пиршественной храмины состояло в развешенных по стенам щитах и мечах (Валгаллу, рай храбрых, представляли себе построенною из одного оружия). Кроме того стены покрывались иногда «обоями», то есть узорчатыми тканями или позолоченными кожами. По обе стороны почетного места возвышались два столба, либо изваянные в виде истуканов, либо только увенчанные ликами богов и по большей части украшенные резьбой. Скамьи, ширина которых позволяла сидевшему положить за собою и оружие, устилались разноцветными коврами, а места важнейших гостей — подушками. Для освещения палаты разводился огонь среди пола, на небольшом каменном возвышении. Дым выходил в круглые отверстия, сделанные в крыше. В странах более богатых становились вокруг пирующих мальчики с смоляными факелами, вместо которых позднее, при распространении роскоши, появились на столах канделябры из дорогих металлов. Пол на время пира посыпаем был соломою. След этого обычая до сих пор остается на скандинавском и финском севере: на святках там и в самой грязной избе пол устилается соломой.

На пирах у норманнов вино почти всегда заменялось медом, любимым напитком всех арийских народов, издревле знакомых с пчеловодством. Мировой ясень, который, по общегерманскому поверью, проходит чрез девятиярусное здание Вселенной, каждое утро стряхивает со своих листьев сладкую медвяную росу, собираемую пчелами. Медом не пренебрегали и сами боги. В большом почете было также пиво, которое варили женщины, стараясь угождать искусством в приготовлении его мужьям и женихам своим. Вино, получавшееся из Германии и Англии, употреблялось только самыми богатыми людьми; даже из богов только Один пьет благородный виноградный сок, а у людей этот напиток первоначально был доступен только королям И их семействам.

С самой отдаленной древности кубками служили изящно отделанные звериные, особенно буйволовые или турьи рога. Богатые люди обивали их драгоценными металлами, украшали хранительными рунами и разными изображениями. Такие кубки оставались у германских народов в употреблении до позднейших времен. У скандинавов рог имел вид круто согнутой дуги и утверждался на ножках, приделанных к нижней части его.

Любимым обычаем было пить вдвоем (tvemenning) или по двое: мужчина и женщина, случайно сидевшие рядом на пиру, пили вместе. Только викинги, не допускавшие в свое общество женщин, пили не так, а пускали рог кругом по всему собранию в знак того, что оно составляет одно нераздельное целое. Но вообще участвовать в попойках было для женщин делом привычным; этому способствовало сперва то, что рог подносила хозяйка или ее дочь, а потом обыкновение пить попарно с мужчинами. Мед часто разливали и разносили прислуживавшие за столом девушки.

На пирах пили иногда из освященного кубка в жертву богам, особенно Одину, Тору и Фрею. В то же время ходил кругом кубок Брага: (бога песен), над которым произносили обеты. Это продолжалось в несколько измененном виде еще и после введения христианства. Так поступали особенно на праздниках зимнего солнцестояния (jul), но иногда и при других торжественных случаях, например, при помолвках и при получении наследства. Произнесение обетов над кубком Брага сопровождалось различными обрядами. Очень древен был обычай провести откормленного вепря перец, скамьями пирующих: кто хотел принести какой-нибудь обет, брал зверя одной рукой за голову, а другую клал на щетину и высказывал свою клятву. Дело шло обыкновенно о сватовстве, о совершении мести, о воинских или хищнических предприятиях. В поэме Тегнера Фритьоф произносит обет мщения над заколотым вепрем, поданным на стол в виде жаркого.

Скальды были поэты-импровизаторы, которых народ любил слушать и на пирах, и в сражениях. Скальд был сам героем; он жил в чертогах конунга, служил ему другом и советником, украшал пиры его звуками и вместе с ним отправлялся на поле брани. Там он не только воодушевлял дружины воинскими песнями, но и сам бился в первых рядах, чтоб быть свидетелем подвигов и после увековечивать их стихами. Звание скальда было весьма почетно: им гордились мужи высокого происхождения, знаменитые вожди и даже конунги. Иногда певец странствовал из края в край, от одного двора к другому, и везде находил блестящий прием. Он пел (или вернее, говорил нараспев) с арфою в руках, славил богов и героев, восхвалял храбрость или изрекал правила глубокой мудрости, которая считалась драгоценнейшим достоянием скальда.

Так, в поэзии скандинавов соединялись и религия, и история, и философия их Так, скальд был не только песнопевцем и героем, но также витиею, летописцем, музыкантом. Первоначально в этой поэзии сила сопровождалась высокою простотой, но впоследствии эти качества уступили место изысканности образов и множеству околичных выражений. Между разными родами песен особенною торжественностью отличалась так называвшаяся драпа или смертная песнь. Ее на погребальном пиру возглашали собранные скальды в похвалу усопшему. В их песнях не было рифмы, но она заменялась тем, что в двух рядом стоящих стихах несколько слов начинались одною и тою же буквой. Созвучие этого рода называется аллитерацией — Тегнер в одной из песен «Фритьофа» (XXI) сделал опыт употребления аллитерации.

Самым резким выражением воинственного характера скандинавов были люди, в которых боевой жар доходил до настоящего исступления. Они не носили панциря, почему и назывались на языке норманнов берсерками, то есть воинами в одной сорочке. В припадке бешенства берсерк не щадил ни людей, ни предметов неодушевленных. С обнаженным мечом бросался он на все, что ему ни встречалось, или грыз собственный щит свой и неистовствовал, пока его не укрощали насильно: способ, употреблявшийся к этому, состоял в том, что его стесняли щитами. Берсерки жили, в качестве телохранителей, при дворе многих конунгов.

Были в скандинавских нравах и другие черты суровости. Такова была, например, кровавая месть. Особенно ужасен был один вид ее: врагу взрезывали спину и выгибали оттуда ребра в виде крыльев. Это называлось — резать кровавого орла. Впрочем, только гнуснейшие преступления наказывались таким образом. Иногда дело между двумя врагами решалось поединком, который обыкновенно происходил на каком-нибудь небольшом острове или на скале в море (отчего и назывался holmgang): таким выбором места предупреждались и обман, и помощь, и бегство. Подобно этому целые рати сражались иногда в зимнее время на льду морском, представлявшем им равнины, каких в Скандинавии, пригористой почве ее, мало.

Первою добродетелью для скандинава была храбрость; первою заслугою — смерть в бою; а трусость — самым низким пороком, естественная смерть — позором и бедствием. На этом основывалось понятие народа о будущей жизни: рай был наградою храбрых, падших от оружия, ад — наследием робких, умерших от старости или болезни. Естественная смерть презрительно называлась «смертью на соломе» (stradob). Чтобы избегнуть ее, храбрый, которому не удавалось пасть от руки неприятеля, считал священным долгом самоубийство. Оно совершалось особым торжественным образом. Чувствуя приближение кончины, воин облекался в свои богатейшие доспехи, и, обнажив себе грудь и руки, копьем вырезал на теле в нескольких местах таинственные знаки, после чего истекал кровью. Наносить себе такую смерть называлось — «чертить себя концом копья» (marka sik gersoddi). Было предание, что древний вождь Один, именем которого означали впоследствии отца богов, подал первый пример подобной смерти. Оттого избиравший ее скандинав говорил также, что он изрезает себя «для Одина».