Изменить судьбу. Вот это я попал - "shellina" - Страница 38

— Государь Петр Алексеевич, — из-за угла выскочил растрепанный Шереметев. — Не погуби, умоляю, позволь отъехать в Горенки к Долгоруким…

— Кх-м, вот твое приглашение, государь, только сегодня пришло, не успел еще передать, — в моих руках тотчас появился лист с завитушками и вензелями.

— Спокойно, Петя, что произошло? — Я пробежался глазами по письму, в котором меня всячески приглашали и даже обязались организовать празднества моего дня рождения.

— Ванька Долгорукий совсем стыд всякий потерял, вокруг Натахи так и вьется, на сватовство ее пригласили в Горенки, а тетка, курва старая, согласилась. Радость-то какая, сам князь Долгорукий сватается. Так ведь и от беды недалеко. Не погуби чести ни моей, ни девчонки неразумной.

Я тупо смотрел на письмо-приглашение. Как же так-то? Я так старательно избегал этих проклятых Горенок, но все было зря. Судьба просто бросала меня в эти жернова, и не было никакой возможности спрятаться. Отказаться ехать — предать доверие Петра Шереметева, одного из очень немногих по-настоящему преданных мне людей. А их у меня и так по пальцам одной руки сосчитать можно. Сжав кулак, в котором смялось проклятое письмо, я повернулся к Репнину.

— Ну что же, поедем. Уважим Алексея Григорьевича, раз он так настойчиво меня просит.

В Горенки я поехал в сопровождении двух рот Вятского пехотного, Репнина-Оболенского, Шереметева, Митьки и подпоручика Юдина, уже приступившего к новым обязанностям, хотя никто еще толком не понимал, в чем они состоят. Вот как только я телеграф доведу до ума, то сразу же определимся с обязанностями, потому что на телеграфе должны сидеть только самые преданные люди. Ведь они первыми будут принимать и расшифровывать телеграммы, а это просто огромное преимущество. Еще я взял с собой Бидлоо, просто так, на всякий случай, к его откровенному недовольству, но ослушаться прямого приказа Николай Ламбертович не посмел, ворча собрал свой докторский чемоданчик и взял с собой несколько сменных комплектов белья да пару камзолов — мы планировали провести в поместье Долгоруковых не менее пары недель.

Когда мы подъезжали к поместью, расположенному неподалеку от Москвы, то увидели, что народу туда наехало столько, что яблоку некуда было упасть. Весь двор был заставлен каретами да лошадьми, которых конюхи не успевали определять на конюшню. Моя добровольная охрана, отъехав в сторонку, посовещалась и выдвинула ко мне старшего, которым единогласно был выбран подпоручик Михайлов Кузьма Алексеевич.

— Государь Петр Алексеевич, что-то не слишком спокойно нам, как бы чего не случилось, — он говорил, искоса поглядывая на дворец. — И самый большой вопрос — почему нас никто не встречает?

— Сомневаюсь, что здесь может случиться что-то, направленное на причинение мне вреда, — я передернул плечами. — А почему не встречают… Вот на этот вопрос ответить и сложно, и, наверное, не очень.

— Но полноценно, Петр Алексеевич, ты не уверен, что для тебя здесь полностью безопасно? — Михайлов смотрел, сурово сдвинув брови.

— Скажем так, я подозреваю несколько другие планы в моем отношении, и они связаны скорее с потворством моим порокам, коих во мне предостаточно, но не могу полностью исключать все остальное.

— Может быть, вернемся в Москву?

Я почти целую минуту обдумывал это вполне разумное предложение.

— И оставим всех потенциальных заговорщиков вместе продумывать свои коварные планы? Вон, глянь, видишь, это Адель, кобыла Елизаветы, мною подаренная на тезоименитство. Поверь, в Москве никого не осталось, все здесь, собрались на этот праздник жизни, посвященный празднованию моего дня рождения. Просто прочувствуй всю комедию этой ситуации, Кузьма Алексеевич, — я криво усмехнулся. — Ну что же, не будем праздновать труса, нужно поздороваться с гостями. Они же, согласно этикету, жрать не должны, пока меня не дождутся, тем более что я предупредил князя заранее о моем визите.

— Нам, скорее всего, не найдется места во дворце, но не переживай, мы в конюшне разместимся, не впервой. А твои покои по очереди будем стеречь, — Михайлов, нахмурившись еще больше, подошел к своему коню и вскочил в седло. — Трогаем, — он махнул рукой, и наш небольшой отряд тронулся, при этом меня запихали почти в самый центр, чуть впереди кареты, в которой трясся со своим инструментом Бидлоо. Митька сидел рядом с кучером на козлах.

Зачем я сюда приехал? Решил подергать судьбу за косы? Ну, не без этого. Чем ближе приближался январь, тем сильнее мне хотелось сотворить нечто безрассудное, что-нибудь на грани, в русскую рулетку поиграть с кремневым пистолетом, или еще что-то такое же самоубийственное, лишь бы перестали трястись руки и в голове появились хоть какие-то иные мысли, кроме полнейшего фатализма. А еще я хочу переговорить с Екатериной Долгорукой, потому что в моей больной голове в то время, как я собирался сюда, родился безумный, но хоть какой-то план. Нужно только с княжной поговорить, оценить степень ее влюбленности в того секретаря австрийского посольства, которого ей вроде бы в женихи прочили. От того, насколько она в него влюблена, и будут зависеть мои дальнейшие действия.

Ждать, когда подъедет долгожданный государь, гости не стали. Это было настолько ожидаемо, что, пожалуй, даже смешно. Когда я зашел, все уже сидели за столом, ели, пили и громко разговаривали. Но стоило мне появиться в дверях столовой, как все разговоры стихли. Я обвел собравшихся тяжелым взглядом, запоминая каждого, кто сейчас сидел за этим проклятым столом.

Ушаков не так давно в порыве тренировок умудрился перехватить письмо леди Уорд своей подруге, снять с него копию и принести мне почитать. Занятное чтиво, я даже местами посмеялся. В этом письме Джейн очень подробно описывала свою жизнь в дремучей России, ее новых знакомых и… меня. Мадам явно не лишена литературного таланта, поэтому читать ее письмо было увлекательно и интересно. Так вот, я, оказывается, высокий, крепкий юноша с хорошо развитым телом, очень сильный и выносливый. Интересно, когда это она мое тело успела рассмотреть, да еще и выносливость проверить? Или это литературный образ, ну там, для создания интриги, чтобы подруга тоже погадала, откуда Джейн особенности тела и пределы выносливости российского императора знакомы? Но не суть. Далее шло описание моей физиономии. С точки зрения женщин, я — очень красив, но моя кожа весьма загорела, и это вульгарно, хотя и не лишено привлекательности, потому что мои светлые голубые глаза становятся жутко выразительными. Там так и написано — «жутко выразительные». А еще я париков не ношу — это вообще кощунство какое-то: волосы чистые, свои, хорошо расчесаны и ухожены, в общем, истинный кошмар. И все бы ничего, если бы не одно «но». Я — очень красив, но совершенно не мил. Мой взгляд бывает настолько тяжелым, что внушает трепет, и красота меркнет, делая меня властным и даже ничуть не симпатичным. Вот как хочешь, так и представляй императора Петра, неизвестная подруга Джейн Уорд. Одно было подмечено чрезвычайно точно, мой взгляд не каждый был способен выдержать, я это уже несколько раз отмечал. А вот де Лириа, например, написал королю Испании, что, «похоже, у волчонка начали прорезываться клыки, и не всем власть имущим это по душе». Волчонок — это, судя по логике, я. Недурственное развлечение нашел себе Андрей Иванович — диппочту читать, причем незаметно. Каким образом он снова письма запечатывал, лично для меня было загадкой, но ровно до тех пор, пока я не увидел, как этот жук горячим воском оттиск с моей печати снимает, чтобы копию этой самой печати сделать, не иначе.

В столовой в это время наступила такая тишина, что пролетевшая рядом со мной муха слышалась, как вертолет, заходящий по посадку. У кого-то сдали нервы, послышался стук упавшей ложки и звон посуды, надеюсь, тарелка не треснула, иначе как бедолага будет есть на разбитом фарфоре? А вообще, это я удачно зашел. Репнин с Юдиным с самого порога блокировали дворецкого, который не успел доскакать до столовой вперед меня и предупредить гостей и хозяев, что император пожаловал, прячьте жратву с тарелок и делайте постные мины. Так что я свалился жующему бомонду, как снег за шиворот.