Личная слабость полковника Лунина (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 10

— Кому ты пишешь? — заглядываю через плечо. Хотя и так понятно. На аватарке какой-то мужик.

— Морозову, — роняет она на автомате. А потом, спохватившись, прикусывает язык.

— Кто это?

— Мэр Шанска.

— А к тебе он каким боком?

— Я работаю у него.

— В мэрии? — Одна моя бровь ползет вверх. Вот в жизни не поверю.

— Нет, — категорично мотает головой Надежда.

— Ну понятно, — хмыкаю я. Похоже, девчонка не скрывает своих пристрастий.

— Что тебе понятно? — поднимает на меня глазищи.

Сглатываю ком, застрявший в горле. Как слепой веду пальцами по лбу, по глазам, по щекам. Словно пытаюсь наощупь запомнить, как выглядит эта женщина. Она нужна мне. Зачем? Почему? Потом разберемся. Главное, я не могу ее отпустить.

— Выходи за меня замуж, Надя, — выдыхаю порывисто. — Ты не пожалеешь… Всем тебя обеспечу. Сделаю порядочной женщиной…

— Наверное, предложение неплохое, — жалостливо улыбается она, прислоняясь спиной к стене. И даже чуть сползает немного. — Меня еще никто не звал замуж. Но я не могу, — плачет навзрыд.

— Почему? — спрашиваю обалдело. Прижимаю девчонку к себе. Глажу по волосам, по спине, по заднице. И проклинаю придурашливого охранника, так не вовремя принесшего сумку.

— Не могу и все. Это как себя предать. У меня же папа — подводник, дед с бабушкой всю жизнь на заводе пропахали. Они не поймут…

— Что именно? — цежу, теряя терпение. Значит, на панели стоять — это нормально, а за меня замуж выйти — недостойно. Так, что ли?

— Я вроде не бандит, не жулик, — тупо бубню в маленькое Надино ушко. — Женат был дважды. Но это не считается.

— А как же твои махинации с криптой? — выпаливает Надежда, утирая слезы. — Дудков сказал, что ты известный аферист. Поэтому тебя в полицию привезли, а не в больницу.

— Кто? — обалдело смотрю на девочонку. — Что за хрень?

Чуть сильнее сжимаю плечи. Трясу несильно.

— Да я боевой офицер. Полковник «Секиры». Какая крипта на фиг? — цежу, с трудом подбирая слова. А заметив ужас на Надином лице, сбавляю обороты. — Я же тебе сразу представился.

— Вот именно, — вздыхает Надежда. — Ярослав Андреевич Лунин — известный мошенник.

— А это ты видела? — оторвавшись от женского тела, дергаю наплечную сумку, висящую на вешалке. Рывком тяну к себе. Но ремешок цепляется за крючки. И бронзовое дерево с золотыми листиками и старой курткой вместо плодов падает прямо на недавно уложенный кафель. Сначала слышится грохот и треск, а затем по огромному квадрату итальянской черной плитки разлетается гадская паутина трещин.

Плевать! Сейчас главное доказать Надежде. Объяснить.

Но она в ужасе прикрывает лицо руками и молчит. Плохой знак.

— Вот, смотри, — протягиваю ей красную ксиву.

Надежда осторожно берет книжечку из моих рук. Внимательно вчитывается в каждое слово.

— Но это и подделать можно? — замечает с опаской. Смотрит растерянно и недоверчиво.

Блин! Блинский блин! Почему я в свои сорок должен доказывать кому-то непреложные факты. Не верит. И не надо!

Кулаки сжимаются сами собой. Главное, не заорать и не испугать девчонку.

Может, действительно отпустить? Пусть катится в свой Шанск и дальше торгует собой? Пусть снова сидит в ИВС, если нравится. А я всегда могу найти другую. Нормальную. Без пули в башке… Зачем вообще мне именно эта женщина?

Но… я ее хочу. На остальное плевать.

— А это, — схватив за руку, тащу в комнату, заставленную коробками. Сразу же нахожу портфель с документами, на ходу вспоминая пароль от кодового замка. Выуживаю из черного кожаного нутра диплом об окончании военного училища, коробочки с орденами и медалями. — Это тоже я подделал? — рычу хрипло. — А это? — протягиваю приказ о присвоении звания.

До генерала, как Бек, я не дослужился. Но и стать полковником в сорокет неплохо.

— Ой, — тихонечко скулит Надежда. — Но Дудков четко назвал твою фамилию. И ты потом повторил…

— Точно?

— Ага, — поспешно кивает она.

— Я уточню у Лешего… У Мельникова, в смысле, — замечаю осторожно. Выходит, девчонка и не виновата. Какая-то путаница приключилась. Но по любому надо разобраться. Если какая-то сволочь прикинулась мною, найду и откручу все, что открутится. — Теперь выйдешь за меня? — повторяю вопрос.

— Я, наверное, не достойна за такого заслуженного человека замуж выходить. Ты и лучше найдешь, — возвращает ордена Надежда.

«Да не хочу я никого другого! Я тебя хочу! — силюсь не заорать в голос. — Мне плевать на твое прошлое, на твоих гадских друзей. Как же тебе объяснить, глупая?»

Но не могу подобрать нужных слов. В голове сплошная каша. Ни одной годной мысли.

— Не начинай, — морщусь довольно. — Пойдем лучше картошку жарить. У меня еще грибы соленые есть. Мать сама собирает и солит… А потом поговорим, ладно?

— Да ты не думай, — помешивает жареную картошку Слава. — Я приличный.

— Просто не везет? — улыбаясь, поддеваю слегка.

Определенно, мне этот мужчина нравится. Сам пожарил картошку. Достал какие-то банки с разносолами, нарезал соленую рыбу. А от моей помощи отказался. Только тарелки разрешил протереть.

— А где у вас кухонное полотенце? — оглядываюсь по сторонам.

— Там в шкафу любое возьми, — кивает на зеркальные дверцы шкафа-купе Лунин.

С опаской выхожу в коридор. И снова в ужасе смотрю на разбитую плитку. Вот это мужика накрыло. Чуть из штанов не выпрыгнул, стараясь доказать мне истину.

А я до последнего Дудкову верила. Вот же дура!

— Тут только махровые! — кричу, открыв дверцу.

Мельком оглядываю содержимое шкафа. На полках до самого потолка все разложено в идеальном порядке. Вот только кухонных полотенец нет.

— Бери любое, Надь, — отзывается Лунин. И когда я возвращаюсь обратно с маленьким белым полотенечком, смотрит на меня изумленно. — А какая разница, чем вытирать?

— Ну как… — теряюсь я. — Нужно будет заехать в молл и купить. Если я тут останусь, конечно.

— А почему нет? Оставайся. Зря я тебя из этого Шанска вывез, — бурчит Лунин, отворачиваясь к плите. А я залипаю на широком развороте плеч и крепкой упругой заднице. Так и хочется по ней шлепнуть.

«Странно, Витькина попа у меня таких эмоций не вызывала», — мысленно сравниваю бывшего с Луниным. И неожиданно понимаю совершенно простую истину. Я всегда считала Торганова божеством. Всегда одергивала себя. Старалась понравиться. А с настоящим полковником я веду себя совершенно естественно. И даже то, что он готовит обед, а я сижу, меня совершенно не смущает.

А Витя… Прикусываю губу. Тот даже чашки за собой никогда не помыл. Привозил продукты, какие-то коллекционные вина. Но готовила я сама. Он никогда не помогал. Просто сидел на диване, потягивал вино, переписывался с кем-то в мессенджерах. Ждал.

«У него же руки!» — одергиваю саму себя. На золотых руках главного врача не должно быть ни пореза, ни ссадины, иначе чревато последствиями.

— О чем задумалась? — отвлекает меня от воспоминаний Лунин. Ставит на каменную столешницу массивную дубовую доску, а на нее — сковородку с шипящей картошечкой.

И только теперь, глядя на аккуратные золотистые брусочки, обжаренные со всех сторон, я чувствую дикий приступ голода. Даже подташнивает слегка.

«Когда я в последний раз ела? — возвращаюсь к прежней Шанской жизни. — В самолете зажевала пару бутеров».

— Давай за встречу, — наполняет бокалы Лунин. — Вино хорошее, французское. У меня один боец в Бордо окопался. Вот шлет на праздники.

— Благодарит? — улыбаюсь я.

— Типа того, — довольно морщится хозяин дома. — Спас я когда-то этого охламона.

Славин бокал лишь на секунду соединяется с моим. Слышится мелодичный звон. И все мои мысли и страхи улетучиваются мгновенно.