Знак четырех (и) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 27
- Предыдущая
- 27/28
- Следующая
Он говорил холодным, безразличным тоном, но глаза его блестели волнением и алчностью.
— Видите ли, джентльмены, — отвечал я, стараясь тоже говорить спокойно, но чувствуя при этом не меньшее волнение. — Человеку в моем положении нужно одно — свобода. Это и есть мое условие: свобода мне и моим друзьям. Тогда мы примем вас в долю и разделим сокровища на пять равных частей. Вы двое получите пятую часть.
— Хм, пятую? — проговорил майор. — Это немного.
— Пятьдесят тысяч фунтов на одного, — сказал я.
— Но как мы можем освободить вас? Ты же знаешь хорошо, что требуешь невозможного.
— Ничего подобного, — ответил я. — Все продумано до мельчайших подробностей. Побегу мешает только одно — нет лодки, годной для дальнего перехода, и пищи, которой бы хватило на несколько дней. В Калькутте или в Мадрасе легко найти подходящую лодку. Вы доставите ее сюда. Мы ночью погрузимся и, если вы переправите нас в любое место на индийском побережье, считайте, что вы свою долю заработали.
— Если бы ты был один, — заметил майор.
— Все четверо или никто, — сказал я. — Мы поклялись стоять друг за друга и всегда действовать вместе.
— Видите, Морстен, — сказал майор. — Смолл — хозяин своего слова. Он не бросает друзей. Я думаю, мы можем на него положиться.
— Грязное это дело, — сказал капитан. — Но вы правы, деньги спасут нашу офицерскую честь.
— Хорошо, Смолл, — сказал майор. — Мы постараемся сделать, что ты просишь. Но сперва, разумеется, мы должны убедиться, что рассказанное тобой не выдумка. Скажи мне, где спрятаны сокровища. Я возьму месячный отпуск и на провиантском судне уеду в Индию.
— Подождите, подождите, — сказал я, становясь спокойнее, чем больше он волновался. — Я должен иметь согласие моих друзей. Я же сказал вам: все четверо или никто.
— Глупости! — воскликнул майор. — Какое отношение эти черноглазые имеют к нашему джентльменскому соглашению.
— Черные или зеленые, — сказал я, — но они мои друзья, и мы поклялись никогда не бросать друг друга.
Дело было окончательно улажено на втором свидании, в присутствии Мохаммеда Сингха, Абдуллы Хапа и Доста Акбара. Мы еще раз все обсудили и решили следующее: мы даем и майору Шолту и капитану Морстену план той части Агрской крепости, где спрятаны сокровища. Майор Шолто едет в Индию убедиться в правильности моего рассказа. Если сундук на месте, он покупает маленькую яхту и продовольствие и плывет к острову Ратленду, где мы его будем ждать. Затем возвращается к своим обязанностям. Немного погодя в отпуск едет капитан Морстен. Мы встречаем его в Агре и делим сокровища. Он забирает свою часть и часть майора и едет обратно на Андаманские острова. Приняв такой план, мы поклялись не нарушать его под страхом вечных мук. Я всю ночь просидел с бумагой и чернилами, и к утру были готовы два плана, подписанные «знаком четырех», то есть Абдуллой, Акбаром, Мохаммедом и мной.
Но я, кажется, утомил вас, джентльмены, длинным рассказом, а моему другу мистеру Джонсу, как я вижу, не терпится упрятать меня за решетку. Постараюсь быть краток. Майор Шолто уехал в Индию и никогда больше не возвращался на Андаманские острова. Капитан Морстен вскорости показал мне его имя в списке пассажиров пакетбота, ушедшего в Англию. Оказалось, что у него умер дядюшка, оставив ему наследство, и он подал в отставку. Он думал, что никогда больше не увидит нас. Ведь он совершил такую подлость — предал всех нас, и в том числе своего друга. Морстен вскоре после этого ездил в Индию и, конечно, сундука в тайнике не нашел, негодяй похитил его, не выполнив условий, на которых мы открыли ему тайну. С того самого дня я живу только мщением. Я думал об этом и днем и ночью. Отомстить Шолто стало для меня единственной, всепоглощающей страстью. Я ничего не боялся — ни суда, ни виселицы. Бежать во что бы то ни стало, найти Шолто, перерезать ему глотку своей рукой — вот о чем я мечтал. Даже сокровища Агры и те померкли перед сладостной картиной расправы с Шолто.
Я многое замышлял в этой жизни, и всегда мне все удавалось. Но прошло еще много унылых, однообразных лет, прежде чем судьба улыбнулась мне. Я уже говорил вам, что набрался кое-чего по медицинской части. Однажды, когда доктор Соммертон лежал в приступе малярии, заключенные подобрали в лесу крошечного туземца. Он был смертельно болен и ушел умирать в лес. Я взял его на руки, хотя он, как змееныш, источал злобу. Я лечил его два месяца и, представьте, поставил его на ноги. Он сильно привязался ко мне и, по-видимому, не стремился возвращаться в леса, потому что день-деньской слонялся возле моей хижины. Я выучил у него несколько слов его языка, чем еще сильнее привязал его. Тонга, как его звали, был отличным мореходом. У него было большое, просторное каноэ. Когда я увидел, как он привязан ко мне и что готов для меня на все, я стал серьезно помышлять о побеге. Мы придумали с ним такой план. Он должен был ночью пригнать свою лодку к старой, заброшенной пристани, которая не охранялась, и там подобрать меня. Я велел ему взять с собой несколько бутылей из тыкв с пресной водой, побольше бататов, кокосовых орехов и сладкого картофеля.
Маленький Тонга был верный, надежный друг. Ни у кого никогда не было и не будет таких друзей. Ночью, как мы условились, он пригнал лодку к пристани. Но так случилось, что в ту ночь поставили караульного — одного афганца, который никогда не упускал случая оскорбить или ударить меня. Я давно поклялся отомстить ему, и вот этот час настал. Судьба нарочно столкнула нас в последние минуты моей жизни на острове, чтобы я мог с ним расквитаться. Он стоял на берегу ко мне спиной, с карабином через плечо. Я поискал вокруг камень, которым я мог бы вышибить ему мозги, но не нашел. Тогда мне в голову пришла дикая мысль, я понял, что должно быть моим оружием. Я сел в темноте на землю и отвязал свою деревянную ногу. Сделав три больших прыжка, я напал на него. Он успел приложить карабин к плечу, но я размахнулся деревяшкой и размозжил ему череп. На моей деревяшке осталась выбоина в том месте, которым я нанес удар. Мы оба упали, потому что я не мог удержать равновесия. Я поднялся и увидел, что он лежит без движения. Я поспешил к лодке, и через час мы были уже далеко в море. Тонга захватил все свои пожитки, все оружие и всех богов. Среди прочих вещей я нашел у него длинное бамбуковое копье и несколько циновок, сплетенных из листьев кокосовой пальмы, из которых и сделал какое-то подобие паруса. Десять дней мы носились по морю, на одиннадцатый нас подобрало торговое судно, идущее из Сингапура в Джидду с грузом паломников из Малайи. Это была пестрая компания, и мы с Тонгой скоро среди них затерялись. У них было одно очень хорошее качество — они не задавали вопросов.
Если я стану рассказывать все приключения, какие пришлось пережить мне и моему маленькому приятелю, вы не поблагодарите меня, потому что я не кончу до рассвета. Куда только не бросала нас судьба! Но вот в Лондон мы никак не могли попасть. И все время скитаний я не забывал главной цели. Я видел Шолто по ночам во сне. Тысячу раз ночью во сне я убивал его. Наконец, года три или четыре назад мы очутились в Англии. Мне было нетрудно узнать, где живет Шолто. Затем я принялся выяснять, что сталось с сокровищами. Я свел дружбу с одним из его домочадцев. Не стану называть имени, не хочу, чтобы кто-нибудь еще гнил в тюрьме. Я скоро узнал, что сокровища целы и находятся у Шолто. Тогда я стал думать, как напасть на него. Но Шолто был хитер. В качестве привратников он всегда держал двух профессиональных боксеров, и при нем всегда были его сыновья и слуга-индус.
И вот я узнаю, что он при смерти. Как безумный, бросился я в Пондишери-Лодж: неужели он ускользнет от меня таким образом? Я пробрался в сад и заглянул к нему в окно. Он лежал на своей постели, слева и справа стояли оба его сына. Я дошел до того, что чуть не бросился на всех троих, но тут я взглянул на него — он увидел меня в окне, челюсть у него отпала, и я понял, что для майора Шолто все на этом свете кончено. В ту же ночь я все-таки влез к нему в спальню и перерыл все бумаги — я искал какого-нибудь указания, куда он спрятал наши сокровища. Но я ничего не нашел. И тут мне пришла в голову мысль, что, если я когда-нибудь встречусь с моими друзьями-сикхами, им будет приятно узнать, что мне удалось оставить в комнате майора свидетельство нашей ненависти. И я написал на клочке бумаги «знак четырех», как было на наших картах, и приколол бумагу на грудь покойного. Пусть он и в могиле помнит о тех четверых, которых он обманул и ограбил.
- Предыдущая
- 27/28
- Следующая
