Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис - Страница 19

— Около года назад мне попал в руки номер журнала «Знания-сила», — продолжал астрофизик, — так там шла речь о конкурсе фантастических проектов советских школьников, и мысль, высказанная в одном из них меня заинтересовала. Автор проекта — предложила расположить «космический батут» в засолнечной точке Лагранжа, где мы сейчас находимся! Тогда проекты космических станций, оснащённых «батутами» находились в стадии разработки, и у меня создалось стойкое впечатление, что её проект был услышан. Но дело даже не в этом — в конце концов, идея, что называется, лежала на поверхности, разработчики могли прийти к ней и самостоятельно. Тут интересно другое: в конце статьи автор проекта высказывала мысль, что создатели «звёздных обручей», расположив свои транспортные устройства на Земле и на Луне, третий обруч вполне могли поместить и в точке Лагранжа — как сделали это мы. Мысль эта крепко запала мне в голову, и когда я оказался здесь — то решил проверить кое-что, в инициативном, так сказать, порядке.

— И, конечно, ничего не нашли. — сказал Дима. Он мог бы добавить, что знал автора этого проекта, калужскую школьницу Лиду Травкину, которые её однокашники по «юниорской» группе называли «Юлькой Сорокиной» — за удивительное сходство и характеров и внешности с одной из героинь фильма «Москва-Кассиопея».

— А вот и нет, Дмитрий! — Валера победно улыбнулся. — Конечно, вблизи строительства станции «Лагранж» обруча обнаружить не удалось; ничего не дало так же прощупывание окрестного пространства радиолокатором. Но я и не ожидал быстрых результатов, и настроил аппаратуру для обнаружения любых, даже самых слабых энергетических импульсов с сигнатурой, напоминающей сигнатуру «тахионного зеркала»…

«Тахионным зеркалом» учёные называли «горизонт событий», непостижимую энергетическую мембрану, возникающую в «дырке от бублика» при срабатывании установки «космического батута».

— Вероятно, вы не знаете… — тут Леднёв понизил голос, несколько заговорщицки, — что физики института высоких энергий Академии Наук, занимающиеся основами физики «космических батутов» обнаружили и теоретически обосновали одно довольно любопытное явление. Дело в том, что еслипри перемещении объекта с помощью «батута» в некоторую точку, неподалёку от неё находится другой батут, не действующий — в нём возникают энергетические импульсы строго определённой частоты. И частоту эту легко рассчитать, если знаешь параметры стартового «тахионного зеркала»…

— И вы решили, что если где-то тут, поблизости в пространстве болтается «обруч» инопланетян — вы сможете засечь эти самые импульсы, которые возникают в нём, когда к нам с «Гагарина» переправляют грузы? — сообразил Дима. — Наверное, вы и датчики сегодня для этого расставляли?

Астрофизик кивнул.

— Мне удалось заинтересовать руководство Проекта «Великое Кольцо» этой идеей, и она была включена в план исследовательских работ здесь, на «Лагранже». И — да, вы правы, система датчиков как раз и предназначена для того, чтобы фиксировать подобные паразитные энергетические импульсы.

— Но зачем же вам улетать от станции, если датчики уже установлены?

Леднёв даже крякнул от возмущения.

— Как вы не понимаете? Это совершенно необходимо. Надеюсь, вам знаком такой приём, как триангуляция?

— Разве что, в самых общих чертах.

Дима мало интересовался вопросами радиолокации и радиопеленгации, а упомянутый термин как раз относился к этой области.

— Думаю, этого достаточно, чтобы понять: даже если установленным на станции датчикам удастся засечь импульс, исходящий от инопланетного «звёздного обруча», это не даст нам ни дистанции до него, ни направления. Для этого нужна вторая группа датчиков, на значительном удалении от «Лагранжа. Именно этим мы с вами, Дмитрий и займёмся… если, конечно, мне удастся получить разрешение начальства — а это, скажу я вам, та ещё задачка…

«Привет, Лида! Как ты там на «Гагарине Монахову. Извини, что письмо короткое — радист не принимает длиннее, у нас до сих пор неустойчивая связь с Землёй. Солнышко, будь оно неладно — ну, да вы и сами всё понимаете…

Надеюсь застать вас на «Гагарине», когда вернусь после запуска нашего «батута». Тогда и поговорим о наших космических тропках. Они у нас хоть и разошлись, а встречаться, думаю, будем частенько, Внеземелье — оно тесное. А пока у меня есть кое-что, способное, надеюсь, тебя заинтересовать…»

Дима прекратил писать и почесал кончик носа ручкой. Радист «Теслы», через которую шла связь с землёй, действительно ворчал, принимая от членов экспедиции длинные послания — и это несмотря на то, что начальник экспедиции Алексей Леонов категорически распорядился «принимать от ребят любые радиограммы, хоть с простыню». Радист в ответ пообещал поставить в кают-компании пару персональных компьютеров, присланных с очередным грузовым контейнером. Вроде, установленная на них программа позволит набирать послания на клавиатуре, потом сжимать и отсылать на Землю кратким, в долю секунды, импульсом. Но это ещё когда случится, а пока приходится карябать ручкой по листку блокнота, что в невесомости тоже не самое большое удовольствие…

«…Возможно, ты помнишь разговор, который состоялся у вас с ребятами в купе, когда мы ехали в Свердловск, в гости к ребятам из «Каравеллы»? Дело было зимой семьдесят шестого, и вы тогда обсуждали статью о твоём фантастическом проекте, которую напечатали в журнале «Знание-Сила». Так вот, представь себе — оказалось, что кое-какие мысли, высказанные в той статье, нашли своё воплощение, и как раз этим мне предстоит заниматься в ближайшее время…»

Далее он изложил замысел астрофизика — на это ушло примерно половина страницы. Оценил размер написанного, вздохнул, осознав, что избежать препирательств с радистом всё же не удастся. Кстати, надо бы не забыть, когда он остынет и примет послание, попросить ничего не говорить Валере Леднёву. Незачем пока, ещё поймёт как-нибудь не так, сочтёт за покушение на свой научный приоритет — учёные, они народ обидчивый, с тараканами в голове. Лучше он как-нибудь потом сам ему всё расскажет.

«Я понимаю, что у тебя сейчас наверняка свои планы на будущее — чем дальше заниматься в космосе. А всё же — обдумай и такой вариант. Через полгода станция «Лагранж» полностью войдёт в строй, и если до тех пор нам и в самом деле удастся отыскать «звёздный обруч» инопланетян — изучать, экспериментировать с ним будут здесь. Я как бы между делом поинтересовался у Леднёва: а можно ли будет переправить находку на Землю? — как он так перепугался, даже руками на меня замахал. Говорит: если даже во время удалённого срабатывания «батута» эта штука столь бурно на него реагирует — то как она поведёт себя при прохождении через действующее «тахионное зеркало»? Нет, на подобный риск никто не пойдёт — а значит, изучать находку будут здесь, на «Лагранже». А может даже придётся строить для этого ещё одну станцию, поменьше, на отдалении нескольких десятков тысяч километров, и буксировать артефакт туда. Вот я и подумал — им же наверняка понадобятся толковые сотрудники для этой программы? Подумай — по-моему, будет только справедливо, если ты займёшься этим. Ведь ты, в конце концов, первой высказала эту идею — хотя сейчас об этом помним, наверное, только мы с тобой…»

Он перечитал последнюю строчку и тщательно её вымарал. Незачем расстраивать девчонку — ведь предположение о том, что третий «звёздный обруч» следует искать возле «засолнечной» точки Лагранжа действительно принадлежит ей, а всё плюшки в случае успеха получит Леднёв. Что ж, в этом тоже, наверное, есть своя справедливость — одно дело бросить во время дружеской беседы эффектную мысль, и совсем другое — воплотить её в настоящий, непростой научный поиск. И всё же — нет, не надо. Лида-«Юлька» умница, сама всё поймёт — поймёт и сделает правильные выводы.

Если захочет, конечно.

— Монахов? Заходи, присаживайся.

Я отодвинул стул и сел. Кабинет у начальника станции «Ловелл» был под стать большинству здешних помещений — узкий, тесный, предельно функциональный. Возможно, когда-нибудь он и переселится в помещение попросторнее –но пока все свои совещания он вынужден проводить в столовой, в свободное от приёма пищи время — и это каждый раз вызывает ворчливые комментарии главного лунного кулинара, Тамары Андреевны Долгопятько — яркой тридцативосьмилетней женщины с гулким голосом и манерами древнеримского центуриона. По слухам, остроты суждений и некоторой бесцеремонности Тамары Андреевны опасался сам Гречко и предпочитал лишний раз не вступать с ней в дискуссии — однако, манеру проводить свои «брифинги» в её хозяйстве не оставил.