Всё ещё человек (СИ) - Хохлов Владислав - Страница 10

«Спаси меня, моё безумие», — проговорил самому себе Майкл.

— Какое сейчас небо? — Этот голос вернулся. Он звучал одновременно, как удар грома, и как лёгкий писк. Страх и спокойствие сражались между собой, чтобы занять роль главенствующего чувства.

— Оно не менялось уже долгое время.

— Какое?

— Высокое. Тёмно-серое, как одеяло, окутавшее весь земной шар. Толстое и страшное. Даже здешняя тьма более спокойная и убаюкивающая.

— Через него видно солнце?

— Очень редко. Можно раз в день найти небольшой разрез в туче, через который просачиваются слабые лучи, но при общей картине они выглядят пугающе. Враждебно. Уже не тянет к ним, не хочется остановиться в этом столбе и погреться. Оно словно морозит, а не греет.

Майкл начал нервничать. В добавок ко всем старым неприятным и мучительным ощущениям, его охватила паника и злоба. Он ощущал собственную слабость, и ещё большее желание сохранить это. Будучи одиноким уже очень долгое время, он нашел для себя друга, помощника, собеседника. Но почему-то он был не рядом, а за толстой бетонной стеной. Лишь эта преграда твердила ему: «глупец! ты здесь один!», но к этим крикам никто уже не прислушивался. Майкл начал мечтать о том, чтобы перед ним предстал образ его собеседника или члены семьи. Он, быть может, смог бы взяться за них. Обнять. Большинство ощущений начали терять свои первоначальные свойства; ощущался неоткуда взявшийся лёгкий запах цветочной пыльцы.

Майкл провел рукой по полу и заметил, что цепи нет, она просто растворилась в воздухе. Поднявшись на ноги, он решил предпринять желанную попытку бегства! но железный змей одёрнул его назад, чудом не повредив ногу. В разуме витали самые разные сладострастные и приятные слова, но между ними просачивались и пугающие, и, это всё был лишь сон, одна большая слабость, повергшая его в темницу не только физическую, но и ментальную, поскольку реальность была более пугающей, чем образы в голове. Именно из-за страха и влечения продолжить разговор с кем-то за стеной, что-то то отталкивало, то притягивало его.

— Ты мне чудишься? — спросил он.

— А ты? Быть может, именно ты мне кажешься? — прозвучал голос в ответ.

Майкл опешил и поднялся на ноги, словно ударенный током.

— Я хоть и долго здесь нахожусь, но могу ещё понимать всё вокруг себя! Поэтому я знаю, что ты мне чудишься.

— Да, я из крови и плоти!

— А я — нет?

— Откуда мне знать, я тебя не видел.

— Как и я.

Майкл вытер взмокшее лицо о плечо, встряхнул голову, прикусил губу. Слабость, мучавшее его уже очень долгое время, спадала на мгновение, но возвращалось с новой силой.

— Это бред! это сон! — кричал он в никуда.

— Хочешь увидеть меня?

— Хочу…

— Тогда убей старика.

— Я не могу убить человека. — Майкл начал говорить сквозь слёзы, которые неожиданно накинулись на него. Он сам не мог понять, что именно заставило его расплакаться. Был ли то сам факт того, что его ставят перед тяжёлым выбором, или же он начал осознавать собственные тайные наклонности.

Именно эта самая мысль, даже просто заключающая в себе смысл лишения жизни человека, была отвратительна и чужда. Несмотря на то, что с Майклом сделал лжесвященник, он почему-то стал для него дорог, словно они были знакомы всю жизнь. Он всё сильнее осознавал, что плачет от того, что перед ним действительно стоит такой страшный выбор.

— Чем дольше ты будешь думать об этом, тем скорее поймёшь, что он не человек.

Глава 3. Мученики

Между Майклом и его собеседником не долго ещё продержался разговор: ему пришлось хорошенько обдумать последнюю новость. Он стоял перед нелёгкой задачей, любой выбор в которой мог кардинально всё изменить.

— Что он будет делать со мной? — поинтересовался Майкл.

— Что-то очень плохое.

— Ты не можешь сказать конкретнее?!

— Ты вскоре сам всё узнаешь.

— Хватит меня мучать!

— Ты сам с этим прекрасно справляешься.

Майкл обратно упал на пол. Он начал верить в то, что оказался в настоящем аду. Если темноту и холод он ещё мог пережить, то таинственный человек за стеной просто сводил его с ума, словно человек оказавшийся в схожей ситуации, будучи таким же пленником, не является Майклу другом, а был новым истязателем. С каждой минутой растворялось не только желание спасать горе-товарища, но и самому пытаться хоть что-то предпринять. Параллельно этому, мысль, что его собеседник всё же может быть плодом воображения, нежели кем-то реальным, казалась то правдоподобной, то нет. Майклу недостаточно идти на рожон и поступать необдуманно; ему следует изучить всё вокруг, и выждать время. Если, конечно же, у него есть это время.

Пришлось подождать порядком времени, перед тем как начало происходить хоть что-то новое. На протяжении долгого ожидания возвращения священника, Майкл просто лежал в углу и выжидал. Его устроил бы любой результат, любой шум, хоть что-то. Даже собственная смерть от обезвоживания была бы интереснее скучного томления.

В начале послышалось эхо, исходящее от неторопливой походки по тоннелю. Майкл даже в начале подумал, что ему очередной раз мерещится что-то странное, однако звук становился ближе и громче, а эхо уходило вдаль коридора. Осознав то, что нечто из реального мира идёт навстречу Майклу, он начал радоваться в предвкушении скорой встречи. Заключенный был счастлив от того, что снова слышит что-то реальное, что-то, в чём он может не сомневаться. Но чем ближе был источник звука, тем скорее эта радость исчезла, вместо неё взрос логичный страх. Эта быстрая перемена случилась из-за того, что навстречу Майклу шел именно тот человек, который и заточил его в темнице. Тот, кто вместо тёплого одеяла и лёгкой пищи, дал холодную камеру и тяжёлый кулак; человек, который возвращается к своему заключённому явно не для того, чтобы извиниться или поздороваться. Зловещие шаги были всё ближе и ближе.

Когда же кто-то подошел к двери, то закрыл собой единственные лучи света, что просачивались через зазоры. В тот момент Майклу показалось, что он ослеп. Теперь ничего не кричало ему о том, что он жив, и вокруг него будто исчезли все звуки. Вокруг осталась только царствующая тьма. В страхе он переполз к дальнему углу, где начал надеяться, что останется незамеченным. Это продолжалось долго. Слишком долго. Никто бы из людей не смог выдержать такой нескончаемой паузы, по крайней мере, именно с такими мыслями и мучился Майкл, пока его не ослепило яркое коридорное освещение.

Находясь в кромешной тьме, имея лишь маленькую каплю живительного света, любой человек не только способен ослабеть физически и ментально, но и отчасти начать деградировать. В рассудке начинает пробуждаться примитивное, древнее животное, которое знает только две истины: свет — плохо; тень — хорошо. Когда тяжёлая железная дверь открылась, то на Майкла хлынул тусклый, но непомерно сильный и тяжёлый свет. Заключённый скукожился и начал прятать голую кожу, на которой и ощущал невидимое давление. Этот свет, к которому в самом начале Майкл стремился, беспощадно выжигал глаза, принося мучительную боль, даже отражаясь от стен. Он ощущал, как свет давит на него сквозь одежду.

— Однако здо́рово тебя потрепало за два дня. — Старик говорил гордо, он явно был доволен тем, что его игрушка оказалась достаточно крепкой.

Мучитель подошел поближе к мужчине, нагнулся над ним и поднял за волосы. Минуту он пристально вглядывался в его лицо. Он оценил всё, что только мог; его взгляд прошелся по лицу и телу. Старик смотрел на него как на товар.

— Превосходно. Выглядишь крепким, поэтому жить будешь долго… Очень долго. — Священник положил на пол буханку хлеба. — Подкрепись, сынок, я ведь скоро вернусь.

Майкл ничего не ответил, он даже не пытался всматриваться в старика, так как тот стоял со стороны света, и, смотреть в то направление было попросту невозможно.

— Знаешь, а ты достаточно громкий. Я даже начал уставать от того, что ты тут сидел и кричал всякую чушь. — Сказал тюремщик, перед тем как начать уходить из комнаты. — Я даже начал бояться, что ты сломался раньше времени.