Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 57

— Что ты предлагаешь?

— Это все неправильно. Нам вместе быть нельзя, мы сходим с ума. Ты должен меня отпустить.

— Я запрещаю тебе даже думать об этом — уйти я тебе не дам. Хорошо, не хочешь учить меня доить свою корову, значит… я заберу тебя к себе во Дворец. И мне плевать, что на это скажут другие.

— Я буду рада прислуживать Вам, Ваше Величество!

— Ну почему сразу прислуживать? Я просто хочу, чтобы ты была рядом.

— Ну а что я тогда там буду делать?

— Ты будешь со мной — разве этого мало? Ну а на время, пока я буду вершить судьбы народа, найдем тебе какое-нибудь развлечение.

— Но я не привыкла к развлечениям, мне это быстро надоест, и ровно через неделю я сойду с ума от скуки. Хотя нет, одно развлечение у меня точно останется: прятаться от Вашей супруги! Отпусти меня, Ренард… Ни к чему хорошему это не приведет. Мы не должны идти на поводу у нашей похоти…

— Но мы-то с тобой знаем, что это не просто похоть, малышка.

— Сейчас это неважно, это — грех, Ренард!

— Разве любовь может быть грехом?

— Получается, что может. Пока мы здесь, твоя жена страдает — женщины ведь всегда чувствуют измену. Подрастет твой сын — и тоже будет страдать, оттого что его родители не вместе. Страдать будешь ты, потому что будешь все время разрываться между ними и мной. Страдать буду я, потому что не хочу красть у жены мужа, а у ребенка отца, но получается, что краду. Нагло, средь бела дня! Так что же это, если не грех?

— Тереза, что нам делать?

— Я не знаю. Я не знаю, любимый мой…

— Сегодня вечером я уеду, меня не будет несколько дней, а я уже начинаю тосковать по тебе.

— Уедешь?

— Да. Просили помочь в одном деле, отказать не могу — на кону жизнь человека.

— Поезжай. А я буду ждать тебя. Очень.

— А я буду спешить к тебе, малышка.

— Сегодня ночью он перевез девушку в дом неподалеку отсюда, — спешил доложить Жак королеве.

— Сегодня вечером он уедет, — тихо проговорила Эмелин. — Ее охраняют?

— Пока нет. Но думаю, это ненадолго.

— Значит, сегодня. Вы покажете мне этот дом?

— Сегодня? Ваше Величество, я… Сегодня не получится.

— Почему?

— Видите ли, мне нужно… В общем, тут такое дело, — замялся Жак, опустив глаза.

— Вы отказываетесь мне помочь?

— Нет-нет, что Вы, Ваше Величество! Просто сегодня я действительно не смогу, но я дам Вам своих людей, им можно доверять!

— У Вас даже есть «свои» люди? — усмехнулась Эмелин, едва ли не с презрением глядя на подстрекателя, решившего отступить в тот самый момент, когда она сама уже готова была встретиться с Терезой.

— Это мои друзья. Они не подведут — я ручаюсь за них! Они сделают все, что Вы прикажете. Им за честь будет помочь Вам в столь благом для всех нас деле!

— Да черт с Вами, — безразлично отмахнулась Эмелин. — Все, что требуется от вас — показать мне дом. Только предупредите своих друзей, что если они не удержат язык за зубами, мне придется…

— Нет-нет, не беспокойтесь за это, Ваше Величество! Они умеют хранить секреты, да и не самоубийцы они, чтобы трепаться о таких вещах.

— Не грусти, родная! — улыбнулся Ренард, целуя на прощание свою малышку. — Я скоро вернусь.

Два обнявшихся силуэта так хорошо видны на высокой террасе дома, несмотря на то, что предночная темень уже накрыла город — фонарь на стене предательски освещает влюбленную пару. Худенькая, стройная девочка в светлом халатике и крепкий, смуглый мужчина в темном камзоле…

— Надо бы охрану к дому приставить, вернусь — обязательно займусь этим.

— Зачем? — улыбнулась Тереза, пряча подступившие слезы. — Кому я нужна? Не надо, Ренард, пожалуйста. Я не хочу жить под конвоем. А если боишься, что сбегу — я не сбегу. Мне без тебя не будет жизни, так что никуда я от тебя уже не денусь, если только не надоем тебе и ты меня сам не прогонишь.

— Глупенькая! Я люблю тебя, малышка. Очень люблю.

— И я тебя люблю, — улыбнулась она, подставляя личико любимым губам. — Езжай, я буду тебя ждать.

Нехотя разомкнулись их руки, нехотя спустился Ренард по длинной лестнице и скрылся в ночном непроглядном саду, обернувшись напоследок; Алмаз заржал, приветствуя хозяина, раздалось лязганье подков, становясь все тише, тише, тише… Тереза еще немного постояла на террасе, прислушиваясь к конскому топоту, смахнула слезу с щеки и скрылась за дверью дома.

Она сбросила легкий халатик и подошла к зеркалу: по ту сторону посеребренной глади на нее смотрела сквозь слезы молодая красивая женщина. Любимая. Любящая. Красивая в своей любви. Длинные каштановые пряди рассыпались по плечам… Мягкие, шелковистые… Они еще помнят прикосновение его ласковых рук. Ее кожа еще не остыла от его ласки, ее сердечко все еще бьется быстро-быстро, а перед глазами стоит его лицо: он улыбается и дарит свою нежность. Она будет по памяти разглядывать его вновь и вновь, пока сон не унесет ее в царство Морфея.

Наступала ночь.

Что случилось потом, Тереза понять не успела.

Они ворвались в комнату, когда она спала. Схватили и бросили на пол, обступив с двух сторон. Один из них прошелся по комнате и зажег свечи.

Так вот она, расплата за запретную любовь! Где-то в глубине души Тереза ждала подобного финала: за грехом всегда приходит возмездие. Они пришли убить ее? Приказ королевы? Тереза сжалась, боясь пошевелиться, боясь поднять голову и посмотреть в глаза смерти. А они не торопились, просто стояли и чего-то ждали. Но вот послышался шорох за дверью, один из парней бесцеремонно схватил девушку и поставил на колени — Тереза только вскрикнуть успела. А вот, похоже, и само Возмездие собственной персоной…

Дверь скрипнула, прошелестел по полу подол платья. Тереза подняла глаза: перед ней стояла высокая красивая женщина. Молодая, ей не больше двадцати. У нее очень бледная кожа и светлые волосы, у нее холодные серые глаза, в которых плещется боль и отвращение к той, что стоит сейчас на коленях. Тереза уже видела эту женщину рядом с Ренардом — на их свадьбе, на маскараде. Она все поняла: пощады ждать не стоит. Тереза опустила голову, покорно склонившись перед венценосной особой.

— Уйдите. Оставьте нас наедине, — глухо проговорила Эмелин двум своим прислужникам, наградив их сверкнувшей яростью во взгляде, дождалась, пока те выйдут, а потом сказала уже Терезе: — Встань.

Тереза повиновалась. Теперь Эмелин проще разглядеть соперницу. Да ничего особенного в ней нет, девчонка как девчонка. В меру милая, но не такая уж красавица писанная — едва ли на мордашку польстился сам Ренард. Мог бы найти и получше. Ее юность? Ну так и она, Эмелин, не так стара в свои двадцать, чтоб отправиться на покой, уступая место рядом с мужем юным нимфеткам. Вроде покорная девочка, не из нахальных — по глазам видно. Но разве она, Эмелин, ему в чем-то перечила? Уж терпения ей не занимать. Что он мог найти в этой простолюдинке? Что?! Ну не на простоту ж ее деревенскую променял он свою королевскую гордость!

Внутри Эмелин все полыхало, сгорая в огне обиды и ненависти — вот только бы удержаться и не разреветься от бессилия перед счастливой соперницей. А слезы жгут, пелена размывает образ девчонки, открыто, едва ли не с сожалением глядящей на нее такими же темными, как у Ренарда, глазами.

— Ну и как тебе спится с чужим мужем? Хорошо?

Эмелин говорила тихо, боясь, что голос ее дрогнет, что женская сущность в ней пересилит королевскую кровь. Надо продержаться. Надо не заплакать. Надо не дать паршивке почувствовать себя победительницей.

Тереза побледнела от ядовитых слов, не зная, что ответить. Да, хорошо! Так хорошо, что она не видит в нем короля, а он не видит в ней крестьянку. Девушка опустила глаза — все, на что ее хватило; нелегко, знаете ли, стоять перед законной женой своего мужчины и как ни в чем не бывало смотреть на застывшие в ее глазах слезы.

«А у девчонки красивые волосы… Наверно, Ренард любит к ним прикасаться…» От взгляда королевы не укрылись и припухшие губы Терезы — а она-то видела, как прощались на террасе влюбленные голубки. Ее он так никогда не целовал — даже в том странном, должно быть, случайном приступе возжелания своей супруги полгода назад, когда едва набрался сил после ранения и все твердил, едва ль не клялся, что она, Эмелин, его единственная женщина и что-то значит для него. Когда он клялся, что крестьянка канула в прошлое и больше никогда не встанет на их пути друг к другу. Когда уверял, что сумеет полюбить свою несчастную супругу. Взгляд королевы опустился к рукам Терезы: следы его пальцев еще не сошли с их тонкой кожи. Одна секунда — и щека Терезы запылала от смачной пощечины, от души залепленной… Похоже, этого момента Эмелин ждала особо.