Гипнотизер в МВД: тотальный контроль (СИ) - Тыналин Алим - Страница 11

Дело происходило в фойе актового зала Ленинградского политехнического университета. Перед Юлей стоял заведующий кафедры охраны окружающей среды. Нового, блестящего, перспективного направления.

Заведующего звали Николай Петрович Бургасов. Низенький, пухленький. С круглой лысеющей головой. Он потер лоб.

Как теперь быть? Их гость — Михаил Григорьевич Бокин. Публицист. Участник конференции ООН по выработке мер против загрязнения планеты.

Сейчас он должен выступить. Докладчиком на первой всесоюзной конференции по научно-техническим основам безотходного производства.

— Я его уже объявил, — сказал Бургасов. Он нетерпеливо сжимал и разжимал кулаки. — Начало через минуту. Где же он?

Вокруг ходили люди. В основном, мужчины. Пожилые, представительные. Солидные. В костюмах с галстуками. С портфелями и дипломатами. Ассистенты и аспиранты бегали туда-сюда. С бумагами и книгами.

— О, вот же он! — Юля первая увидела Бокина. Тот поднимался по лестнице. В сопровождении помощников и коллег. — Здравствуйте!

Бургасов бросился навстречу.

— Михаил Григорьевич. Ну что же вы! Конференция уже началась! Ждем только вас.

Бокин подошел ближе. Высокий стройный мужчина. Лет пятидесяти. Моложавый, подтянутый. Смуглый. Над верхней губой густые усы. Глаза черные и проницательные. В руках папка с бумагами.

Он славился беспощадной борьбой за экологию. Выступал на съездах партии и в стенах Академии наук с докладами. Почти убедил общественность, что нужно срочно взяться за защиту природы.

— Прошу прощения, Николай Петрович, — сказал он. — Готовился к докладу. Засиделся.

Но Бургасов не обиделся. Он спешил обратно на конференцию.

— Отлично. Рад, что вы пришли. Я пойду на сцену, а вы проходите в зал.

Сделал знак Юле. Чтобы поторопила гостя. А сам укатился за двустворчатые двери.

Бокин хотел последовать за ним. Юля любезно улыбалась. И указывала, куда идти.

Но тут Бокина остановил студент. Молодой вихрастый парень.

— Вы Бокин? — спросил он. — Это вам. Я должен передать. Очень срочно.

И вручил Бокину сложенную записку. Юля обмерла от ужаса. Безошибочной женской интуицией она поняла, что теперь Бокин точно опоздает к началу выступления.

Точно. Бокин прочитал записку, свернул. И отправился прочь от дверей. Через фойе к проходу дальше.

— Куда же вы! — в отчаянии закричала Юля. Если докладчик опоздает, Бургасов ее убьет. — Ваше выступление начинается!

— Одну минутку! — Бокин поднял ладонь. — Я быстро. Туда и обратно. Дело, не терпящее отлагательств.

Он скрылся в проходе. Помощники бросились за ним, но Бокин приказал им остаться.

Юля и ассистенты ждали минуту, две, три. Из зала выскочил разъяренный Бургасов.

— Где он? — взревел он. — Где? Его ждут пятьсот человек! Секретарь обкома! Замминистра! Где он?

Бедная Юля указала на проход. Бургасов рванулся туда. Ассистенты за ним. И Юля тоже.

Они промчались по коридору. Заглянули в одну аудиторию, в другую. Всюду ходили студенты. Попадались преподаватели. Профессора. Но Бокин как сквозь землю провалился.

— Как? — кричал Бургасов. — Как ты могла его отпустить? И даже не узнала, куда он идет?

Юля всхлипывала. Вытирала глаза платочком. Ее роскошная грудь сильно вздымалась.

А потом неподалеку послышались крики. Пронзительные. Женские. Потом еще. Студенты побежали в ту сторону.

— Нет, только не это, — сказал Бургасов. — Прошу вас, только не это.

Они торопливо пошли на крики. Почти бежали. Юля перестала плакать. Она опять ощутила, что случилось что-то непоправимое. Ужасное.

И точно. Они обнаружили Бокина возле запасного выхода. Мертвого. С опухшим и побагровевшим лицом. Кто-то задушил докладчика шнуром от микрофона.

Глава 6. Два осмотра

Из аэропорта мы поехали сразу на осмотр.

Гаврилов и в самом деле оказался мировой величиной. Даже я помнил его фамилию. Достижения в области пересадки сердца. Да, точно. Он один из пионеров в этой области.

Вот только в моей реальности он благополучно дожил до преклонного возраста. И скончался от инфаркта. А в этой реальности все изменилось.

Не исключено, что я тому виной.

Вот о чем я думал, когда мы ехали за город. К месту преступления. Чтобы осмотреть его.

Знакомые места. Я был здесь в прошлом году. Это лес на Дудергофских высотах, к юго-западу от Ленинграда. Неподалеку расположен поселок Можайский, я в нем не бывал до этого ни разу, ни в этой жизни, ни в прошлой, все время проездом. Лес тут не такой густой и большой, скорее, смешанный с кустарниками, но зато места пустынные, очень удобные для того, чтобы убить человека или совершить какие-нибудь другие, не менее зловещие действия.

Что и было сделано. И вот мы стоим перед изуродованным телом пожилого мужчины, с выколотыми глазами и вырезанными внутренностями, который совсем недавно был профессором Гавриловым, а теперь превратился в жуткий окровавленный кусок мяса. Чтоб тебя демоны разобрали, проклятый Пиковый туз.

— Ну, что скажешь? — спросила Белокрылова. — Есть какие-то мысли?

Конечно, есть. Мысли у меня были еще до приезда сюда. И сейчас они, увы, нашли свое подтверждение.

Труп Гаврилова обнаружили у подножия холма, на небольшой полянке, образованной цветущими вокруг липами, кленами и лиственницами. Убийца раздел и уложил профессора на землю враскорячку, привязал его руки-ноги по отдельности, вытянув их строго по сторонам света.

Кроме того, жертва лежала посреди огромного круга, начерченного на земле. В зубах убитого торчала игральная карта туз пик. Карту убийца вложил уже после того, как Гаврилов умер, просто для того, чтобы показать, кто это сделал.

Да, он уже делал так раньше. Я помню по предыдущим эпизодам, например, он точно также сделал с Гуляевым.

Место преступления было оцеплено, вокруг ходили милиционеры и криминалисты, фотограф делал снимки. Из-за деревьев сюда проникало мало света и поэтому он пользовался вспышкой. Руководство областного УВД уже побывало здесь и успело уехать, отчитываться перед вышестоящим начальством о том, что они предприняли все возможные меры для поимки преступника. И что в самом ближайшем времени это будет сделано.

Я взглянул на машину убитого, серую Волгу, ее силуэт смутно виднелся за деревьями. Чтобы машину не увидели с дороги во время ритуала, Пиковый туз спрятал ее подальше, в чаще леса.

— Он каким-то образом похитил профессора в его собственной машине, потом привез сюда и убил, — задумчиво сказала Белокрылова. — Как он сделал это?

Я снова подошел к трупу, опустился на колени и осмотрел его. Пощупал мраморно-белую кожу, по которой уже ползали стайки трудолюбивых муравьев. Поглядел в черные провалы окровавленных глазниц.

— Он его усыпил, прямо в машине, — сказал я, поднялся и отряхнул листья и веточки с ладоней. Вернее, с толстых резиновых перчаток, поскольку чтобы не испортить улики, я надел латаные-перелатаные перчатки многоразового пользования, взятые у знакомого криминалиста. — Потом привез сюда и умертвил. Усыпил с помощью какого-то препарата, экспертиза покажет. Может, шприц, а может…

Я осмотрел коричневый пиджак профессора, аккуратно повешенный на нижнюю ветку дуба на окраине поляны. В карманах бумажник, носовой платок, расческа, ручка и блокнот. Убийца ничего не взял, только я не вижу семейных фотографий.

Отправился к машине. С хрустом и треском пробрался сквозь кусты, открыл скрипнувшую дверцу и заглянул в широкий большой салон. Но сначала обратил внимание на замок.

На железной ручке я заметил свежие царапины, еле видимые, но вполне отчетливые, три тонкие извилистые полоски, как будто какой-то зверь провел здесь стальными когтями. Да, это и был зверь, самый страшный зверь из всех, какие только могут попасться на пути.

Внутри на пассажирском сиденье лежали разбросанные бумаги. На заднем сиденье портфель, тоже с бумагами. В замке зажигания под рулем я не заметил ключа, он лежал в бардачке, куда я тут же заглянул.