Цикл аномалии (ЛП) - Форд Ша - Страница 40

Я рассказала ей все.

Я рассказала ей об Уолтере и об Аше — и призналась, что любила их обоих. Да, по-разному, но на одной и той же глубине. Я бы умерла за любого из них. Так что мысль о необходимости убить Ашу разрывала меня на части. Именно этот момент Воробей запечатлела на бумаге. Это был выбор, который разрушил Логово Уолтера и оставил меня избитой до полусмерти. Во многом это было началом моего конца.

Воробей никак не могла догадаться о его значении.

Но, видимо, она это почувствовала.

И когда я закончила рассказывать ей все эти вещи, она молчала. Она не предлагала никакого ответа и никаких соболезнований. Она даже не дала мне понять, что слышала мою историю. Если бы она не моргала и не дышала, я могла бы подумать, что она впала в какое-то кататоническое состояние.

Наконец, я не выдержала.

— Ну?

— Значит, я была права. Ты была в опасности, — сказала Воробей. Она повернулась и наклонила подбородок к двери. — Фрэнк идет. Он почти здесь.

— Что нам делать? — я стала разглядывать комнату, пытаясь сообразить, как мне лучше всего представить что, что я не разбивала дрон из-за горящего города.

Воробей только пожала плечами.

— Мы займемся им.

— Ты хочешь, чтобы мы дрались?

— Нет, дура. Мы ответим на его вопросы спокойно — спокойно, — повторила она, пока я изо всех сил пыталась небрежно присесть на перевернутое ведро. — И мы будем настолько честны, насколько сможем.

Мне не нравилось, как это звучало. Но прежде чем я успела возразить, дверь чулана запищала и распахнулась. Хромированные ножки Фрэнка цокали по полу, пока он шел по проходу между полками. Он остановился в конце, его ноги все еще были направлены вперед. Его торс повернулся к нам лицом; его объектив жужжал от увеличения.

Воробей спокойно прислонилась к полке.

Я сжалась со скрещенными ногами на ведре — в одной руке картина кашля, а в другой — картина Аши.

Сияющий черный шар линзы Фрэнка парил над стеной с картинами.

— Ты решила обсудить свои странности с Шарли, — сказал он через мгновение.

Воробей пожала плечами.

— Она задавала вопросы.

— И как она относится к своим картинам?

— Сбита с толку, — перебила я. — И немного оскорблена.

Металлическая голова Фрэнка наклонилась в кивке.

— Различающим фактором между X1 и X2 является то, что ваши создатели назвали МИЛ — модуль искусственной личности. Воробью имплантирован МИЛ. Тебе — нет. Однако в модули X2 МИЛ были имплантированы неправильно, и результатом стала мозговая модификация, вместо поведенческой. Воробей, вероятно, должна была ценить искусство, — объяснял Фрэнк, поскольку я была уверена, что мое замешательство начало просачиваться сквозь мои поры, — но вместо этого неуместный модуль привел к тому, что у нее возросли художественные способности. Потому программа X2 была закрыта после единственного пробного запуска: их способности были слишком развиты, чтобы оставаться незамеченными в человеческом обществе, а неудачные МИЛ заставляли их эмбрионы постоянно отвергаться как аномальные у X1.

— Им некуда было идти? — сказала я, пытаясь собрать все воедино.

— Им негде было жить, — поправил меня Фрэнк. — Доказательства свидетельствуют о том, что X2 должны были провести свой последний цикл в Учреждении Двадцать четыре, где они должны были пройти всестороннее тестирование, прежде чем их микрочипы были бы уничтожены.

Я ощущала, что это был не конец истории. Воробей не стояла бы здесь, если бы все X2 были уничтожены. Я не знала, должен ли я была знать о морозильнике для эмбрионов у Фрэнка или нет, поэтому я старалась быть осторожной:

— И… что случилось?

— Испытания так и не были завершены — и Учреждения Двадцать Четыре больше нет.

— Они сбежали?

— Спасательные команды обнаружили обезглавленные останки каждого члена персонала, исследователей и службы безопасности, погребенные в руинах Учреждения Двадцать четыре. Земля вокруг была настолько пропитана вредными химическими веществами, что три близлежащих города были навсегда переселены. По сей день место служит ядовитой свалкой, куда нельзя попасть без сверхсекретного допуска.

— Черт возьми… — я бросила взгляд на Воробья, ее вдруг очень заинтересовало пятно на потолке. — Думаешь, она оторвала кому-нибудь голову?

— Сомнительно. Более вероятно, что единица X2-1 использовала свои обостренные зрительные чувства и необычайную память, чтобы сделать карту Учреждения и запомнить процедуры безопасности. Хотя отчет был настолько сильно отредактирован, что невозможно с уверенностью заявить о ее роли.

Я сомневалась. И я внезапно ощутила щипок на макушке — чувство, которое я отказывалась называть страхом, но которое, тем не менее, заставляло меня слезть с ведра и оказаться подальше от Воробья.

— Все семь юнитов X2 в конечном итоге были захвачены и возвращены в зачаточное состояние. Стоит отметить, что Воробей скрывалась дольше всех: она сдалась колонии X1 Даллас, — добавил Фрэнк, когда его объектив скользил по моим расширенным глазам, — которая оказалась под юрисдикцией шерифа Блейза Торна.

Мой следующий вдох с такой силой застрял у меня в горле, что я буквально задыхалась. Я чувствовала, как Воробей и Фрэнк смотрели на меня, пока я корчилась в приступе кашля. Примерно через тридцать секунд у меня хватило воздуха, чтобы воскликнуть:

— Блейз был шерифом?

— Юниты X1-35, X1-36 и X1-37 были назначены шерифами.

— Назначены? Как насчет лотереи?

— Я не понимаю.

— Лотерея. Люди вносили свои имена в список, и в лотерее им сообщалось, где они будут работать, на ком собираются жениться, будут ли у них дети…

— Все эти факторы были предопределены вашими создателями, — просто сказал Фрэнк. — Юниты выполняли одну и ту же работу каждый цикл. Одни и те же юниты всегда были соединены вместе. Определенные пары юнитов предназначались для воспитания детей. Эта лотерея, должно быть, была средством умиротворения, призванным увековечить иллюзию справедливости и подавить любое чувство авторитарной несправедливости.

— Что?

— Создатели не хотели, чтобы вы все начали задаваться вопросом, почему некоторые люди живут в хороших домах, а остальные живут на свалке, — ответила Воробей. — Они хотели, чтобы вы могли во всем винить лотерею.

Моя голова кружилась. Я споткнулась о ведро и тяжело села.

— Я была шерифом.

— Да, — сказал Фрэнк.

— Я всегда была шерифом, каждый раз?

— Да.

— Почему? Кто в здравом уме сделал бы меня шерифом? — спросила я вслух.

— Не могу представить, — буркнула Воробей.

— Прости, Шарли. Большая часть твоего файла была отредактирована, — сказал Фрэнк, его динамики тихо гудели. — Я могу сказать, что твоя ДНК состоит из образцов от трех разных доноров.

— Кем они были?

— Точно не знаю. Их файлы также были сильно отредактированы. Но я могу назвать причины, по которым они были выбраны в качестве доноров, — быстро сказал Фрэнк, когда я закатила глаза, — и, возможно, ты сможешь догадаться об их сходстве по этому поводу.

— Ладно, давай, — фыркнула я. Я никогда не получу от Фрэнка ничего полезного. Все, что я хотела знать, он удобно не мог мне сказать.

После нескольких задумчивых кликов Фрэнк сказал:

— Донор Один был уголовником с обширным криминальным прошлым и уровнем интеллекта намного выше среднего. Донор Два был гражданским лицом с исключительно крепкой иммунной системой, пережившим длительное воздействие не менее чем семидесяти четырех вирусов и штаммов бактерий. А Донор Три был заслуженным ветераном вооруженных сил, совершившим почти четыре тысячи подтвержденных убийств.

Знание о моих донорах не заставило меня чувствовать себя лучше. Я как бы знала, что этого не произойдет, но я питала эту надежду до тех пор, пока Фрэнк не начал говорить о моей обширной криминальной истории — или обширной криминальной истории моего донора, кем бы он, черт возьми, ни был.

Грустно думать, что внутри меня жили частички других людей. Наверное, что на самом деле я даже не была собой — просто сшитый воедино беспорядок. Словно три цвета краски Воробья смешались в каком-то несочетаемом оттенке оранжевого или коричневого. Это точно не было красиво.