Курьерская служба — 2. Новичок (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 4

Да уж, умеет он смазать впечатление от вечера.

Заглянув в кошелёк после оплаты, я слегка огорчился. Обед для двух персон стоил зверские восемь рублей. С учётом предыдущих трат за неделю теперь цифры были совсем неутешительные:

“Платёжный счётъ: 14 руб. 82 коп.

Накопительный счётъ: 3170 руб.”

Что ж, в очередной раз придётся расчехлять накопительный счёт. Мы поехали вместе с Аллой, словив на прощанье полный ревности и раздражения взгляд Лукьяна. Она была весьма навеселе, всё же при таком небольшом весе алкоголь ударяет в голову девушкам весьма прилично. Я начал замечать, что у неё есть склонность к злоупотреблению алкоголем. Признаться, у меня тоже слегка развязался язык.

— Лукьян! Какой смешной! Купечишка, ещё один, — смеялась она. — Он весь вечер не знал, к кому подкатывать — ко мне или к Самире. Решил всё-таки к Самире. Интересно, у него был кто-то? Мне кажется, он — девственник. А ты — девственник?

— Ну… даже уже и не знаю. Сегодня утром был.

— А к обеду… перестал?! — она открыла глаза от удивления.

— Нет, не перестал. Шучу. Хотя баронесса и выглядела так, что была готова на меня наброситься.

— Значит, запишем: стажёр имел фантазии по поводу клиентки-баронессы, — хихикнула Алла. — А вообще, ты выглядишь достаточно зрелым… каким-то, слишком серьёзным, не по годам.

— Ну, смотря, что считать. Помню, меня как-то Сид повёл к массажисткам…

— Значит, есть кой-какой опыт, ясно… Хорошо.

Её взгляд бегал по мне. Признаться, на какой-то миг я уже приготовился к тому, что сейчас произойдёт. Но она вдруг резко замолчала. С ними бывает такое, даже с пьяными, даже с самыми безбашенными: какая-то лёгкая мысль, и весь запал пропадает.

— Симпатичный ты, Эль, — она опустила глаза. — Тебе тоже девственница нужна. А я — девка порченная.

— Почему это? — ухмыльнулся я. — Что за пережитки царизма?

— Царизма? Ты ж сказал, что есть кто-то?

— Всё далеко не очевидно.

— Да. Просто целоваться что-то хочется. Но это я пьяная.

Я кивнул.

— Я тоже пьяный.

— А день был тяжёлый.

— Тяжёлый.

— Я вспотевшая и грязная.

— Я тоже, — отзеркалил я.

— В другой раз? Ну, может, когда-нибудь потом? Хотя не, о чём я. Нам ещё работать вместе.

— Ага. Работать. Видеться раз в пару месяцев, остальное время — в командировках. Ты думаешь, на новичках не будут ездить, как на тягловых мамонтах?

— Ты ж вроде бы её любишь? Ну, кралю ту. С высоким уровнем сенса. А значит…

В процессе разговора она пододвигалась ко мне всё ближе и ближе, насколько хватало ремня безопасности. Ресницы плавно закрылись, и я поцеловал первым — коротко, но настойчиво. На секунду отстранившись, она ответила, схватила ладонью за шею…

— Э, э, ребят! — бесцеремонно воскликнул таксист. — Не здесь, пожалуйста, это никуда не годится…

На последней секунде поцелуя мне вдруг показалось, что её пальцы стали холодными, а поверхность губ — каменной, как лёд.

Показалось? Или…

— Так, затормози, извозчик. Пожалуй, прогуляюсь. Пока.

Она резво расстегнула ремень и выпрыгнула из машины. Мы уже ехали по городу Внуково, и до её дома оставалось меньше километра.

— Догонять зазнобу будешь, барь? — спросил таксист.

— Пожалуй, нет, — решил я. — Не сегодня. Мне на сегодня хватит тайн.

Всю оставшуюся дорогу водила извинялся, что прервал наш “интимный момент”, как он выразился, давал дурацкие непрошенные советы, вроде подстеречь её утром с букетиком роз, и прочее. Привычки портить рейтинги обслуживающему персоналу у меня не было, но я с большим удовольствием влепил товарищу кол.

На завтра мне предстоял званый ужин в родительском доме. Дом был прибран, а на участке обнаружились новые ворота, и прибавилось два парковочных места, отсыпанных мелким гравием.

Сид уже спал, оставив записку: “Барин, я вроде как разрешил завтра тусануть в честь дня рождения. Состав гостей: Я, София, Осип, Альбина — его девушка, мой троюродный брат Ростислав и его девушка. Я — поеду рано утром Софу забирать и за продуктами, так что меня не будет. Все крепостные, потому, если ты всё ещё не против, черкни разрешение на въезд в посёлок и оставь где-нибудь на видном месте. Ежели против — вообще не вопрос, вычеркни кого-то или вообще отмени. Из алкоголя будет только некрепкое пиво, злоупотреблять не будем. Шашлыки и вкусняшки обязуюсь оставить на вечер, не прочь будем, если присоединишься.”

К записке прилагался написанный аккуратным почерком бланк со списком гостей, который я подписал. Поскольку никаких оплошностей Сид себе доселе не допускал, я подписал бланк и лёг спать, даже не разгребая остальные сообщения.

Утром я прочёл сообщение от матери — она ожидала меня к часу дня, и от Нинель Кирилловны, это была копипаста какого-то пронзительного письма эко-защитников.

“Передайте всемъ — неуёмные Строгановы полезли своими проклятыми ручёнками въ заповедникъ “Островъ Беллинсгаузена”, где обитаетъ уникальная популяция пингвиновъ. Вечно имъ лишь бы рудники со своимъ гербомъ наставить и матушку-землю палкой ковырять! Не позволимъ! Собирайтесь на митингъ”

Признаться, птиц мне тоже было жалко. Местное человечество, как мне показалось, распоряжалось с животным миром весьма гуманно, раз столь редкие и странные виды животных сумели дожить до наших дней. Однако я прекрасно понимал, что прогресс неумолимо уничтожает разнообразие и неизменно убьёт какие-то из нынешних видов.

С другой стороны, очень вероятно, что через пару-тройку десятилетий природа на опустевшей от человечества земле снова возьмёт своё. А вот острое чувство социальной справедливости, зарождающееся в период взросления у юных особ, я всегда старался погасить. Ещё не хватало, подумалось мне, чтобы возлюбленная моего реципиента попала в цепкие лапы какого-нибудь модного политического движения или какой-нибудь секты. Потому я ответил быстро и весьма прямолинейно:

“Нинель Кирилловна, неужели вы хотите идти на митингъ? Я с радостью васъ поддержу пойду съ вами, но это же опасно! И для васъ, и для вашей карьеры дипломата!”

“Но ведь бедные птицы могутъ пострадать! У меня въ детстве была любимая игрушка — пингвинчикъ. Сейчас поищу…”

Я уже догадывался, что сейчас будет. Через пару минут, когда я уже завтракал, пришла фотография. Большой, слегка потрёпанный, но достаточно милый пингвин, которого она держала на вытянутой руке, сидя на кровати. Признаться, я увидел его уже во вторую очередь. В первую очередь мой взгляд упал на задний план фотографии, где был край фигурки Нинель Кирилловны, облачённой в лёгкую полупрозрачную футболку и розовые трусики. В очередной раз проклянув отвратительное качество местных встроенных в телефон фотокамер и попытавшись разглядеть волнующие изгибы с максимально-возможным увеличением, я ответил:

“Нинель Кирилловна, прошу, пощадите, не сводите меня съ ума своей прелестной фигуркой в столь ранний час! Мне ещё на званый ужинъ к родителямъ. Кстати, можем встретиться… Снова в парке для чтений, хоть вамъ там и не понравилось”.

“Вы снова пишете съ ошибками! Увы, я тоже соскучилась по вамъ, но мне надо ехать къ репетитору. Къ тому же Альбина сегодня куда-то отпросилась, а съ другими изъ дворовыхъ я не готова…”

«Надо было вычеркнуть Альбину», — усмехнулся я про себя, но решил не портить ребятам праздник. К тому же, возможно, слова про репетитора были правдой, а не какой-нибудь странной отмазкой. Это в живом общении я умел разгадать женскую ложь, и то, как выясняется, не всегда. А в переписке за буквами может стоять что угодно — от искреннего сожаления до очередного желания покрутить парня на коротком поводке.

«Ничего, дорогая, — подумалось мне, — ещё не известно, кто на поводке — я у тебя, или ты у меня».

В этот момент в ворота настойчиво постучали.

— Эльдар Матвеевич! Это Леонард Голицын. Есть один разговор. Не терпящий отлагательств.

Первое, что я вспомнил, услышав совершенно непривычный для моего радушного соседа тон — это ту недорисованную картину в подвале у Эльзы Юлиевны. «Вполне вероятно, что контр-адмирал был другом Голицына», — подумалось мне. Выйдя за порог дома, я почувствовал, что иду на казнь.