Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан - Страница 56

«Солдат» (1957) – раннее, несколько грубо написанное произведение, переполненное духом антивоенной полемики, кажется немного неправдоподобным из-за странного смешения жестокости и оптимизма. Однако это важная работа, в которой проявляется стремление Харлана показать нашу готовность сообща противостоять злу, а также возвеличить человеческое благородство и великодушие. В 1964 году Харлан адаптировал свой рассказ для сценария одного из эпизодов телевизионной антологии «Внешние пределы». И хотя детали сюжета были сильно изменены, центральная идея осталось той же.

Небольшие конфликты иногда мотивируют нас сильнее, чем глобальные потрясения, как это прекрасно демонстрирует рассказ «Ночь деликатных ужасов» (1961). Харлан никогда не скрывал своего яростного неприятия расовых предрассудков, и те читатели, которые могут принять тихую и спокойную атмосферу рассказа за излишнюю осторожность или нерешительность автора, будут глубоко заблуждаться. Да, это тихая история, но она обладает очень четкой структурой и невероятно важным идейным наполнением.

Опасность человеческих ошибок далеко не всегда бывает связана с предрассудками, передающимися из поколения в поколение. Нередко, пытаясь исправлять старые ошибки, мы совершаем новые. Рассказ «Разбит, как стеклянный гоблин» (1968) стал большим сюрпризом для молодых людей конца шестидесятых, стремящихся свергнуть установленные нормы. Казалось, что это произведение отрицало их стремление найти свое место в жизни, испробовать различные альтернативы. На самом деле, Харлан отвергал не цель, а метод ее достижения, осознавая, какие роковые последствия может иметь каждый неверный шаг, если идешь вдоль обрыва независимой жизни.

Роберт Силверберг, опубликовавший рассказ «В мышином цирке» (1971), назвал это произведение Харлана «самым глубоким погружением в сюрреализм». Похожие на сон события и образы, в самом деле, сюрреалистичны, но в рассказе присутствует бескомпромиссное изобличение продажности и алчности, фигурируют символы, намекающие на социальное расслоение, и мы буквально слышим свист петли, которая раскачивается над нашими шеями. И в этом нет ничего сюрреалистического.

Карло поглубже спрятался в окоп и закутался в плащ. Холод с поля боя просачивался даже сквозь тройную подкладку капюшона; через просвинцованные слои ткани он ощущал по всему телу легкое покалывание от радиоактивных осадков, разъедающих его мышцы. Карло снова начал дрожать. Наступление происходило на Юге, и он должен был ждать, пока не последует телепатическая команда старшего по званию.

Он прощупал край окопа, тот оказался недостаточно хорошо укреплен. Он вытащил из патронташа маленький инструмент, скрепляющий частицы грунта на молекулярном уровне, и осмотрел его. Калибратор немного соскользнул, это объясняло, почему земля вокруг окопа не затвердела так, как ему было нужно.

Слева ночной воздух с шипением пронзил луч из восьмидесяти нитей, и Карло быстро убрал отвердитель обратно. Луч пронесся по небу, словно узорчатая паутина, осторожно ткнулся в броневой центр и отбросил кроваво-красные тени на словно высеченное из камня лицо Карло.

Броневой центр отразил нитевидный луч, ответив ослепительным залпом своей артиллерии. Один раз. Два. Три. Нитевидный луч снова раскинул свою паутину, но на этот раз он был уже не таким ярким, а затем и вовсе исчез. Через мгновение из-за взрыва его энергетических блоков земля вокруг Карло задрожала, на него посыпались комья незакрепленной земли и камни. Еще мгновение, и полетела шрапнель.

Карло распластался на земле, молча, надеясь, что ему удастся прожить еще хотя бы немного среди всей этой смерти. Он знал, что его шансы вернуться ничтожны. Каковы они? Из каждой тысячи назад возвращались только трое. Он не строил иллюзий. Он был обычным пехотинцем и понимал, что ему суждено погибнуть здесь, в разгар Великой Седьмой войны.

Взрыв нитевидной лучевой установки как будто послужил сигналом, батальон Карло приступил к массированному обстрелу. Лучи пересекли тьму над головой изысканным узором: то появляясь, то исчезая, меняясь каждую секунду, вспыхивая всеми мыслимыми цветами, расползаясь разноцветными лентами оттенков, названия которых Карло были неведомы. Карло сжался в крошечный комочек в грязной жиже на дне окопа и ждал.

Он был хорошим солдатом и знал свое место. Когда металлические и энергетические чудовища рычали друг на друга, он, одинокий пехотинец, ничего не мог сделать, кроме как умереть. Он ждал, зная, что скоро, совсем скоро придет его время. Какими бы жестокими, какими бы сложными и завязанными на технологии не становились войны, все равно без пехоты невозможно было обойтись. Ведь люди по-прежнему воевали с людьми.

Мысли вяло крутились у него в голове. Карло пребывал в состоянии среднем между размышлением и настороженностью, оно хорошо знакомо всем, кто бывал на войне, когда не слышно ничего, кроме грохота тяжелых орудий в ночи.

Звезды на небе скрылись.

Внезапно нитевидные лучи погасли, созданные ими узоры замерцали и исчезли, и снова наступила тишина. Карло мгновенно сосредоточился. Время пришло. Теперь он был нацелен на один-единственный звук. В его мыслях должна была сформироваться команда, после чего он бросится в бой. Он действовал не совсем по своей воле. Стратеги и телепаты работали над этим сообща: тон, которым произносилась команда, был особенно важен, и его подбирали для каждого солдата. Система была тщательно разработана, опробована и внедрена. Карло был подключен к ней, и когда полковой офицер отправит телепатический сигнал, он вскочит, как марионетка, и бросится в атаку.

Сигнал прозвучал; Карло как будто предвидел этот момент заранее, как будто узнал о сигнале за секунду до того, как в его голове послышалось шуршание, а потом – громовое: «В атаку!»

Секундой раньше, чем следовало, он выскочил из окопа, прижимая к груди свой брандельмейер, пластмассовые бандольеры и сумка-пантроташ давили ему на живот, спину и бедра, но их тяжесть даже немного успокаивала его. И случилось это до того, как поступила команда.

Из-за того, что он выпрыгнул на мгновение раньше положенного, все и произошло, причем именно таким образом. Никакое другое случайное совпадение не могло привести к подобному. Только это, только так.

Когда первые лучи заранее настроенных на определенную цель вражеских орудий встретились с лучами из ружей батальона Карло, которые также были нацелены на определенную мишень, это произошло в точке, где в тот момент никто не должен был находиться. Но Карло выпрыгнул слишком рано, и когда лучи столкнулись, в этой же точке оказался и солдат.

Триста лучей обрушились вниз, словно решетка, слились в сверкающую радугу, разбрасывая на расстоянии в пять сотен футов негативно зараженные частицы, произошло замыкание… и солдата унесло с поля боя.

У Натана Швахтера случился сердечный приступ на платформе метро.

Перед ним из ниоткуда материализовался солдат, грязный и свирепый на вид, со странным оружием, которое он прижимал к груди… и случилось это как раз в тот момент, когда старик собирался положить пенни в автомат с конфетами.

Длинный плащ Карло висел неподвижно. Дематериализация и последующее появление в новом месте никак на него не повлияли. Карло в замешательстве уставился на желтоватое лицо перед собой и вздрогнул, когда из этого лица донесся пронзительный крик.

С растущим недоумением и ужасом Карло смотрел, как желтоватое лицо сморщилось, а потом старик упал на грязный пол платформы. Он схватился за грудь, скрючился от судороги, стал ловить ртом воздух. Его ноги задергались в конвульсиях, рот продолжал широко открываться. Старик так и умер с открытым ртом, глядя в потолок.