Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин - Страница 33

Выйдя из часовни, он сначала взглянул на меня как на незнакомца, потом вспомнил, кто я, и нахмурился.

– Келехар, – заговорил он. – До нас дошли слухи, порочащие вас.

– Это неправда, ваше святейшество, – сказал я, расслышав отчаяние в собственном голосе.

– Не имеет значения, правда это или нет, – отрезал Амал’отала. – Так или иначе, мер Дуалар направо и налево рассказывает, что вы жулик.

– Ваше святейшество, вы должны знать…

– О, помолчите же, Келехар. То, что мы знаем, к делу не относится. Горожане доверяли вам. Теперь они в вас усомнятся, поэтому необходимо представить им доказательство вашей честности. В этом и заключается смысл испытания судом божьим.

Это было жестоко и несправедливо, но возразить я не мог. Я понимал доводы Амал’оталы. Просители должны были доверять мне, иначе свидетельства мертвых теряли смысл. Об испытании, естественно, напишут в газетах. Если я пройду его, мер Дуалар вынужден будет замолчать.

Если я его пройду.

– По традиции, – продолжал Амал’отала, – испытание состоит в приеме настоя астели’ара.

Женщины носили цветы астели’ара в волосах, чтобы отпугнуть назойливых поклонников. Если доза настоя была невелика, жертва могла выжить, отделавшись продолжительной рвотой. К несчастью, было очень легко увеличить дозу – совсем чуть-чуть, – чтобы она оказалась фатальной.

– Однако, – продолжал Амал’отала, – мы не одобряем применения астели’ара. Этот метод неточен. Мы предпочитаем суд божий, в котором действительно участвует Улис.

Я не знал, радоваться мне или печалиться. Прежде чем я сделал выбор, он объявил:

– Ваше испытание, Тара Келехар, будет заключаться в паломничестве на вершину Холма Оборотней, которое вам предстоит совершить сегодня. Вы должны будете оставаться там до рассвета.

– Говорят, что по Холму Оборотней бродят мертвецы, – сказал я, не уверенный в том, что правильно понял намерения Амал’оталы.

– О да, – ответил священник. – Совершенно верно. Но это не должно беспокоить истинного Свидетеля Мертвых.

– А волки?

– Народные сказки, – безмятежно проговорил Амал’отала. – Эльфы и гоблины не превращаются в волков, Келехар. Не говорите глупостей.

– И вы считаете, что мера Дуалара удовлетворит результат такого испытания?

Он бросил на меня суровый нечитаемый взгляд.

– Примерно пять лет назад некий мошенник, один из тех шарлатанов, которые утверждают, что с ними напрямую говорит Улис, а сами даже не стали послушниками, не прошел испытание. Наутро его нашли у подножия холма – безудержно рыдающим, в разорванной в клочья одежде. Так что да, паломничества на Холм Оборотней будет достаточно.

Я мог бы оспорить несколько утверждений Амал’оталы. Но я сказал лишь то, что мне было дозволено сказать:

– Благодарим вас, ваше святейшество.

Меня продержали в Амаломейре весь день – Амал’отала предположил, что мне захочется помолиться, и несмотря на то, что это был скорее приказ, чем предложение, я решил, что он прав. Я охотно удалился в часовню Улиса, расположенную в недрах Пика Осрейан, где вечно было тихо и темно.

Часовня представляла собой остаток очень древнего культа Улиса. Когда-то верующие должны были заслужить право возносить молитвы в священном месте. В нее можно было попасть только по длинной и темной наклонной шахте, в полу и стенах которой были вырублены ступени и опоры для рук. Такие часовни встречались довольно часто, и до сих пор существовали аскеты, которые проводили часы молитвы в уединенных местах, прорубая скальные ступени. Подземные святилища создавались для тех, кто чувствовал, что нужно постараться, чтобы Улис прислушался к ним. Но сам я больше не считал, что имеет значение, слушает ли меня Улис. Важнее было другое: я должен был слушать его.

Спустившись в часовню, я не сразу смог отдышаться. Сердце учащенно билось. Масляные лампы ровно горели в настенных канделябрах с искусной резьбой в виде ночных существ – летучих мышей, пум и прочих. В обязанности одного из младших каноников входило спускаться сюда каждый вечер на закате, наполнять светильники маслом и подрезать фитили. В теории, они никогда не гасли, но иногда канонику приходилось спускаться при свете единственного оставшегося фонаря. Иногда – очень редко – случалось так, что каноник, преодолев половину шахты, оказывался в полной темноте. Это не считалось веской причиной для возвращения; именно поэтому работу поручали канонику, а не послушнику.

Алтаря в святилище не было; само помещение, вырубленное в толще горы, служило алтарем, и этого было достаточно. Я не стал преклонять коленей, чтобы не заработать синяков, просто стоял босиком в центре подземной камеры, между двумя светильниками, перед входом в шахту, которая вела наверх, в кухни. Я старался успокоить свой разум, чтобы услышать Улиса, если он захочет поговорить со мною наяву.

Прежде он говорил со мной только во сне, но это могло означать лишь, что я недостаточно внимательно слушал.

Я совершил Лунный Ритуал, подходящий для ночных бдений, попытался отогнать суетные мысли и сосредоточиться на хорошо знакомых молитвах. Но сегодня это оказалось труднее, чем обычно. Отвлекаясь от мыслей об испытании на Холме Оборотней, я всякий раз начинал думать о мере Дуаларе и слухах, которые он распускал. Как он узнал? Он не мог услышать о скандале случайно. Неужели об этом болтали в Амало? Нет, конечно нет, – Авейо находится далеко отсюда, окруженный лесами и горами, и у семьи Дуалада нет там родни. Но он же не мог, просто взглянув на меня, догадаться о том, что когда-то у меня был роман с женатым мужчиной?

Спохватившись, я возвращался к Лунному Ритуалу, но стоило мне отвлечься, как мысли сворачивали в прежнее русло. Он не мог знать. По моему лицу и одежде нельзя было сказать, что я – марнис. Если бы я был настолько явно похож на марниса, я бы страдал гораздо сильнее, будучи послушником, а отас’ала Авейо выгнал бы меня из города еще до того, как я смог бы доказать, что умею утихомиривать упырей. Но потом я вспомнил: жителям Амало было хорошо известно, что именно я нашел последователей философа Курнара, убивших императора. Почему бы и другие слухи не могли просочиться из Унтэйлейанского Двора сюда, на север? Может быть, весь город уже знает о моем прошлом?

Я снова вспомнил, где нахожусь и зачем, заставил себя вернуться к молитве, словно заблудившегося ребенка. Но всего через несколько минут я невольно задумался о Холме Оборотней и начал мысленно перебирать истории, слышанные об этом зловещем месте.

По ночам там бродили мертвецы, но, кроме того, на Холме часто случались исчезновения. Ребенок убежал от няни по извилистой тропинке и потерялся; юноша на спор рискнул провести ночь в одиночестве в лесу, и больше его никогда не видели; садовник, который много лет ухаживал за лужайками у подножия Холма, однажды вечером не вернулся домой… А еще рассказывали про оборотней, огромных монстров-полуэльфов, которые стерегли сказочное сокровище и, по преданию, безлунными ночами выходили охотиться на горожан, живущих у подножия холма.

Я слышал множество гипотез о происхождении этих существ и сокровищ, которые они охраняли. Это были истории о проклятии и о древнем народе, вынужденном скрываться под землей после прихода эльфов. Рассказывали даже об эксперименте, который проводил один студент университета и который пошел совершенно не так, как он рассчитывал. Я никогда не мог решить, в какие байки верить, а в какие – нет, но сейчас я обнаружил, что помню их все.

Я выбранил себя и приказал себе сосредоточиться на Лунном Ритуале, зная, что это бесполезно.

Когда в шахту в неверном свете ламп спустился каноник, я был рад его видеть. Он нервно поклонился мне, открыл потайной шкаф и принялся наполнять светильники маслом. Я помедлил еще несколько минут, пытаясь обрести душевное равновесие, и начал подниматься наверх, к кухням, где меня ждала незнакомая служительница.