Жизнь Пи (СИ) - Мартел Янн - Страница 36

Близился вечер. Заморосило. День был пасмурный, но теплый. К вечеру температура упала, а тут еще разошелся дождь, нудный, холодный. Тяжелые капли пресной влаги гулко и попусту шлепались в море, взъерошивая его поверхность. Я опять подтянул линь. Привстал и осторожно заглянул через планширь. Но его не заметил.

Я юркнул в ящик. Схватил дождесборник с пятидесятилитровым пластиковым мешком, одеяло, инструкцию по спасению. И захлопнул крышку. Я вовсе не собирался греметь — хотел только прикрыть мои сокровища от дождя, но она выскользнула у меня из руки. Досадная оплошность. Я не только выдал себя, убрав преграду, отделявшую меня от Ричарда Паркера, но и шумом привлек его внимание. Он сидел склонившись над гиеной. Голова его тут же повернулась. Какому зверю понравится, когда его отвлекают от кормежки? Ричард Паркер зарычал. И выпустил когти. Кончик хвоста у него задергался, точно от удара током. Я рухнул на плот, и расстояние между плотом и шлюпкой стало быстро увеличиваться — думаю, не только благодаря ветру и течению, но и охватившему меня ужасу. Я вытравил весь линь до конца. Потому что боялся, как бы Ричард Паркер, оскалившись и выпустив когти, не сиганул на меня прямо со шлюпки. Я не сводил с нее глаз. И чем дольше смотрел, тем сильнее нервничал.

Он так и не появился.

Между тем я успел промокнуть до костей, пока раскладывал у себя над головой дождесборник, стараясь втиснуть ноги в пластиковый мешок. Одеяло тоже намокло — когда я свалился на плот. И все же я закутался в него.

Ночь надвинулась незаметно. Все вокруг разом кануло в непроглядную тьму. И только по равномерному подергиванию линя я догадывался, что плот мой по-прежнему связан со шлюпкой. Море, хоть и невидимое, билось о плот всего лишь в нескольких дюймах подо мной. Так что снизу меня тоже обдавало водой, прорывавшейся сквозь щели в днище плота.

54

Дождь шел всю ночь. Я не сомкнул глаз ни на минуту — ужас какой-то. Кругом все бурлило. Дождь барабанил по дождесборнику и вокруг меня; он с шипением прорывал мрачную пелену, и мне чудилось, будто я сижу в змеином гнезде, среди злобных ползучих тварей. Порывистый ветер беспрестанно менял направление, и те части моего тела, которые начинали было согреваться, намокали вновь и вновь. Я передвинул дождесборник — но через несколько минут, когда ветер опять изменился, был неприятно удивлен. Я старался, чтобы у меня осталась теплой и сухой хотя бы грудь, где я пригрел инструкцию по спасению, но всепроникающая сырость добралась и сюда. Так что всю ночь напролет у меня зуб на зуб не попадал. К тому же я боялся, как бы не оторвало плот, если развяжутся узлы, соединявшие его со шлюпкой, и как бы не напала акула. Я то и дело ощупывал узлы и стяжки, пытаясь определить, как слепой по шрифту Брайля, не разболтались ли они, крепко ли держат.

Дождь разошелся не на шутку, море штормило. Линь, привязанный к шлюпке, уже не просто дергало, когда он натягивался как струна, а рвало, мотало и крутило, и плот здорово раскачался. Оставаясь на плаву, он взлетал на гребень то одной волны, то другой, однако, поскольку у него не было борта, буруны с каждой новой волной накрывали его целиком, вместе со мной, словно река, бьющаяся о валун на стремнине. Море было теплее дождя, но какая разница — я все равно вымок с головы до пят.

По крайней мере, хоть вдоволь напился. Хотя жажда меня совсем не мучила, я заставлял себя пить через силу. Дождесборник походил на перевернутый зонт — вернее, зонт, вывернутый наизнанку от ветра. Дождевая вода собиралась посередине, где было отверстие. Оно соединялось резиновой трубкой с водозаборным мешком из прочного прозрачного пластика. Сперва вода отдавала резиной, но скоро дождесборник начисто промыло, и на вкус она оказалась просто замечательной.

В эту долгую, промозглую, темную ночь, под шум и грохот дождя и под шипение морских волн, мотавших меня по-всякому, я думал только об одном — о Ричарде Паркере. И даже придумал не один план, как от него избавиться, чтобы стать полноправным хозяином шлюпки.

План номер один: столкнуть его со шлюпки. Но что это даст? Даже если мне удастся спихнуть за борт свирепого зверя весом четыреста пятьдесят фунтов, да еще живьем, что толку: ведь тигры отлично плавают. В Сундарбане они, известный факт, одолевали вплавь пять миль по открытой бурной воде. Так что, окажись Ричард Паркер за бортом, он без труда забрался бы обратно, и уж тогда-то за мое коварство мне точно несдобровать.

План номер два: усыпить его шестью шприцами морфина. Только как они на него подействуют — вот вопрос. Хватит ли такой дозы, чтобы свалить его замертво? Да и как я смогу вколоть ему этот самый морфин? Допустим, как-нибудь подсижу, как когда-то было с его матерью, но хватит ли мне времени, чтобы всадить ему шесть шприцев подряд? Вряд ли. Единственное, что успею, так это раз ткнуть его иглой, а он за это одним ударом снесет мне голову с плеч.

План номер три: напасть на него со всеми подручными средствами. Смешно. Я же не Тарзан. А тщедушный слабак и к тому же совсем не кровожадный. В Индии на тигров охотятся с громадных слонов да с крупнокалиберными винтовками. Ну а мне-то как быть? Пальнуть ему в морду из сигнальной ракетницы? Или наброситься с топориком в каждой руке и с ножом в зубах? Или, может, до смерти истыкать прямыми и кривыми швейными иголками? Если я хотя бы разок его уколю, это уже подвиг. А он в отместку разорвет меня на части, на жалкие, мелкие кусочки. Тем более что самый опасный — не здоровый зверь, а раненый.

План номер четыре: придушить его. Благо линь под рукой. Если я перекину его с носа на корму и наброшу ему на шею петлю, то успею затянуть ее до того, как он меня сцапает. Прорываясь ко мне, он сам же себя и задушит. Великолепный план — только для самоубийцы.

План номер пять: отравить его, спалить заживо, убить током. Но как? И чем?

План номер шесть: взять измором. Единственное, что мне нужно, так это привести в действие безжалостные законы природы, пустив все на самотек, — и я спасен. Даже пыжиться не надо — сиди и жди, пока он не ослабнет и не издохнет. Припасов у меня не на один месяц. А у него? Жалкая дохлятина, да и та вот-вот протухнет. И что потом? Хуже того: что он будет пить? Ну, несколько недель без еды еще протянет, а вот без воды — ни за что, как и любой зверь.

В моей душе забрезжил слабый лучик надежды, точно свеча в ночи. У меня родился план, и неплохой. Остается только самому не пропасть до того, как он осуществится.

55

Наступил рассвет, но легче от этого не стало. Теперь, когда тьма рассеялась, я воочию увидел то, что прежде только ощущал: как из поднебесной выси мне на голову обрушивается сплошная пелена дождя, а волны, одна за другой, нещадно колошматят меня со всех сторон.

А я все сидел и ждал, уставившись в одну точку, то дрожа, то цепенея, одной рукой придерживая дождесборник, а другой цепляясь за плот.

Чуть погодя дождь перестал, причем так внезапно, что наступившая вслед за тем тишина казалась и впрямь мертвой. Небо расчистилось, а вместе с тучами как будто исчезли и волны. Все разом изменилось до неузнаваемости, словно меня вдруг перенесли из одной страны в совершенно другую. В самом деле, океан было не узнать. Вскоре в небе осталось только солнце, и похожая на глянцевую кожу морская гладь засверкала мириадами зеркальных бликов.

Я был до того разбит, измотан и обессилен, что даже не мог поблагодарить судьбу, что она оставила меня в живых. Мысленно я все твердил, как мантру: «План номер шесть, план номер шесть, план номер шесть», — и мне немного полегчало, хотя в чем, собственно, заключался этот самый план номер шесть, вспомнить не мог, хоть тресни. Тепло мало-помалу проникло в каждую клетку моего тела. Я сложил дождесборник. Закутался в одеяло, свернулся калачиком, так, чтобы меня не залило ни с какого боку. И уснул. Не знаю, как долго я проспал. Проснулся где-то около полудня; стало совсем жарко. Одеяло почти высохло. Сон был хоть и короткий, зато глубокий. Я оперся на локоть и приподнялся.