Жизнь Пи (СИ) - Мартел Янн - Страница 33

Чувства мои, наверное, легче представить, чем описать. С глухим жадным бульканьем чистейшая, вкуснейшая, прекраснейшая хрустальная вода потекла в мое горло, наполняя всего меня живительной влагой. Жидкой жизнью — вот чем. Я осушил золотую жестянку до последней капли и потом еще долго облизывал дырку, скрывавшую, быть может, остатки влаги. Переведя дух, я выбросил пустую банку за борт и достал другую. Я открыл ее так же, как первую, и так же быстро осушил. После того как и она полетела за борт, я открыл еще одну. Вскоре и та отправилась в океан. Я потянулся за следующей. Только проглотив содержимое четырех жестянок, два литра божественного нектара, я наконец остановился. Вы, верно, решили, что, поглощая воду с такой скоростью после продолжительной жажды, я мог себе навредить. Ерунда! Еще никогда в жизни мне не было так хорошо. Не верите — потрогайте мой лоб! На нем выступил чистый, прозрачный, освежающий пот. Во мне все ликовало — все до мельчайших пор кожи.

Я ощутил, как на меня нисходит благодать. Сухости и жжения во рту как не бывало. Про спазмы в горле я и думать забыл. Кожа сделалась мягкой. И суставам стало заметно легче. Сердце билось ровно и радостно, как бойкий барабан, кровь заструилась по жилам подобно потоку машин, мчащихся со свадебной церемонии под дружный перепев клаксонов. Мышцы снова налились силой и упругостью. В голове прояснилось. Я и впрямь возвращался к жизни, вкусив запах смерти. Чудо, настоящее чудо! Верно говорю, алкогольное опьянение — чистый срам, а опьянение водой — сущий восторг. Какое-то время я наслаждался переполнявшим меня счастьем.

А потом вдруг ощутил пустоту. Пощупал живот. Он был твердый и полый, как барабан. Теперь бы в самый раз заморить червячка. Масаладосаи с кокосовой приправой чатни — гм-м! — сгодилась бы вполне. А утхаппам — и подавно! Гм! Ух ты! Я поднес руки ко рту — ИДЛИ! Стоило мне про это подумать, как у меня до боли свело зубы и потекли слюнки. Правая рука вдруг задергалась. И машинально потянулась к дивным рисовым лепешкам, возникшим в моем воображении. Пальцы погрузились в еще горячее, дымящееся тесто… Слепили шарик, обмакнули его в соус… И поднесли ко рту… Я принялся жевать… О, какая же сладкая мука!

Я стал рыться в ящике в поисках съестного. И наткнулся на картонные коробки со стандартным аварийным пайком «Севен-Оушенс» из далекого диковинного Бергена, что в Норвегии. Завтрак, который должен был восполнить три пропущенных завтрака, обеда и ужина, не говоря уже обо всяких там вкусностях, перепадавших мне от матушки, заключался в полукилограммовой пачке в герметичной серебристой пластиковой упаковке с инструкциями к употреблению на двенадцати языках. Судя по надписи на английском, паек состоял из восемнадцати питательных пшеничных галет с добавками животного жира и глюкозы, притом что в сутки можно было съедать не больше шести. Жаль, что они с жиром, но, учитывая исключительные обстоятельства, вегетарианцу во мне ничего не оставалось, как смириться.

Сверху на пачке было написано: Вскрывать здесь. Черная стрелка указывала на краешек пластиковой упаковки. Надорвать его пальцами оказалось проще простого. Из коробки высыпались девять плоских прямоугольников в вощеной бумаге. Я развернул один. Две почти квадратные галеты, сероватые и ароматные. Я взял одну и надкусил. Господи, кто бы мог подумать? Вот те на! От меня явно утаили: норвежская кухня — лучшая в мире! Галеты — язык проглотишь. Не слишком сладкие и не очень соленые, они приятно ласкали нёбо. И мягко хрустели на зубах. Смешавшись со слюной, они превращались в зернистую массу — на радость языку и рту. Когда же я ее проглотил, желудок мой так и воскликнул — аллилуйя!

Через несколько минут от коробки ничего не осталось, а упаковку унесло ветром. Я хотел было вскрыть еще одну, но передумал. Воздержанность только на пользу. Да и потом, умяв полкило аварийного пайка, я наелся до отвала.

И теперь решил осмотреть сундук с сокровищами более обстоятельно. Ящик на поверку оказался здоровенный — намного больше самой крышки. Спереди он был шириной с корпус шлюпки, а по бокам и сзади сужался точно по боковым банкам. Я уселся на край ящика, опустил ноги внутрь, а спиной прислонился к форштевню. И стал считать коробки «Севен-Оушенс». Одну я съел — осталась тридцать одна. По инструкции, каждая пятисотграммовая коробка была рассчитана на одного человека по крайней мере на три дня. Значит, съестных припасов у меня — 31 * 3 — на девяносто три дня! Согласно тем же инструкциям, потерпевшим кораблекрушение следовало пить не больше полулитра воды в сутки. Я пересчитал жестянки с водой. Их было сто двадцать четыре. По пол-литра в каждой. Стало быть, воды у меня по меньшей мере на сто двадцать четыре дня. Еще никогда простая арифметика не вызывала у меня такой улыбки.

Так, что там еще? Я живо сунул руку в ящик и стал извлекать из него сокровище за сокровищем. При виде каждого из них — неважно, что это было, — душа моя ликовала. Мне так не хватало простого человеческого тепла, что даже ту заботу, с какой был изготовлен каждый из этих продуктов массового потребления, я воспринимал как знак особого внимания к себе. Я сидел и беспрестанно бормотал: «Спасибо вам! Спасибо! Спасибо!»

52

По завершении тщательного осмотра у меня сложился целый список:

— 192 таблетки от морской болезни;

— 124 жестянки с пресной водой, по 500 миллилитров в каждой, то есть всего — 62 литра;

— 32 пластиковых рвотных пакета;

— 31 коробка с аварийным пайком, по 500 граммов в каждой, то есть всего — 15,5 кило;

— 16 шерстяных одеял;

— 12 солнечных опреснителей;

— 10, или около того, оранжевых спасательных жилетов с оранжевыми свистками, без шариков внутри, на шнурах;

— 6 ампул-шприцев морфина;

— 6 фальшфейеров;

— 5 плавучих весел;

— 4 ракетницы с осветительными ракетами на парашютах;

— 3 прочных ярких пластиковых мешка, каждый емкостью около 50 литров;

— 3 ключа для открывания консервных банок;

— 3 стеклянных стакана-мензурки для питья;

— 2 коробки непромокаемых спичек;

— 2 плавучие оранжевые сигнальные дымовые шашки;

— 2 средних оранжевых пластмассовых ведра;

— 2 плавучих оранжевых пластмассовых черпака;

— 2 универсальные пластмассовые канистры с герметичными крышками;

— 2 желтые прямоугольные губки;

— 2 плавучих синтетических линя, каждый длиной 50 метров;

— 2 обычные синтетические веревки неуказанной длины, но не меньше 30 метров каждая;

— 2 набора рыболовных принадлежностей с крючками, леской и грузилами;

— 2 остроги с острыми, зазубренными по краям наконечниками;

— 2 плавучих якоря;

— 2 топорика;

— 2 дождесборника;

— 2 черные шариковые ручки;

— 1 нейлоновая грузовая сетка;

— 1 твердый спасательный круг с внутренним диаметром 40 сантиметров и внешним — 80 сантиметров, с закрепленным линем;

— 1 большой охотничий нож с массивной рукояткой и заостренным концом; лезвие с одной стороны острое, с другой — зубчатое; привязан длинным шнуром к кольцу внутри ящика;

— 1 швейный комплект с прямыми и кривыми иглами и мотком белых ниток;

— 1 комплект первой помощи в водонепроницаемой пластмассовой коробке;

— 1 сигнальное зеркало;

— 1 пачка китайских сигарет с фильтром;

— 1 большая плитка черного шоколада;

— 1 руководство по спасению на море;

— 1 компас;

— 1 блокнот из 98 страниц в линейку;

— 1 мальчуган с полным комплектом легкой одежды без ботинка;

— 1 пятнистая гиена;

— 1 бенгальский тигр;

— 1 спасательная шлюпка;

— 1 океан;

— 1 Бог.

Я съел четверть большой плитки шоколада. Осмотрел один дождесборник. Он смахивал на вывернутый зонт с большим водосборным мешком и соединительной резиновой трубкой.

Я скрестил руки на спасательном круге, который так и висел у меня на поясе, опустил голову и заснул мертвым сном.