Ревизор: возвращение в СССР 3 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 38

Так-то он идею понял и сказал, что подумает над материалом, на заводе, наверняка, что-то подходящее найдётся. Ему моя затея понравилась, похоже, как из-за ностальгических воспоминаний, так и из-за необычности проекта для нашего Великого Мухосранска. Таких лестниц в нашем городке он ещё ни у кого не видел.

— Сразу скажу, мне интересно будет такую штуку сделать! С материалом, правда, есть вопросы. Дешевле всего, почти бесплатно по материалу, будет на заводе сделать. Только, как вывозить будешь? — спросил Игнат, хитро глядя на меня. — У нас же как: всё вокруг народное, но, если тебя с гайкой на проходной поймают!..

— Что правда, то правда. — поддержал тему Аристарх. — Помню, как люди плакали, когда стеклянные трубы били на заводе. Кто-то где-то ошибся и не ту номенклатуру заказал. И вместо каких-то стеклопластиковых труб пришли стеклянные. Так их списали и побили. Двухметровые стеклянные трубки сантиметров восемь в диаметре с мамой-папой на концах. И поворотные колена к ним были. Представляете! Самосвал стекла на свалку вывезли. А людям ни трубочки взять не позволили.

— А куда такие трубы в хозяйстве? — поинтересовался я. — Два метра всего. Соединение мама-папа наверняка не герметичное…

— Резиновый бинт из аптеки подмотали бы, вот и герметичное. — буркнул дед. — Я бы такой летний водопровод из этих труб сделал! Эх!

— Да-да… То же самое с картошкой на овощебазе. — продолжил Игнат. — Начинает портиться, ну продай ты её по три копейки. Нет! Сгноят в кисель, а потом доблестно утилизируют за народные деньги.

Не стал ни спорить, ни возражать. Сам таких примеров могу привести тысячи. Правда, они позднее происходили. Но суть от этого не меняется.

Пришлось как-то проверять одну трикотажную фабрику в 90-х. Шапочки, шарфики, рукавички… Вязальный цех, бывало, как начнёт брак гнать! Испорченные заготовки тысячами в помойку шли. Да ещё так, чтобы начальство не знало. Мне всё интересно было, как же они недостачи по пряже закрывают. А всё гениально просто оказалось: они нормы списания на каждую модель завысили процентов на двадцать, прикинули, сколько в брак уходит. И всё! Ни к кому никаких претензий. Потом реальный хозяин на фабрике появился, быстро прикинул что к чему, и разбазаривание ресурсов прекратилось.

Приходилось, пока там работал, волей-неволей наблюдать, как каждая работница фабрики, увидев, что пряжа в вязанных заготовках тоннами идёт на свалку, лихорадочно пыталась хоть что-то спасти, домой унести. Но выносить брак не разрешалось. Таскали незаметно, маленькими клубочками в сумках и в карманах. Попавшихся с небольшим количеством пряжи порицали на общем собрании коллектива. А за сумку с клубками можно было под суд попасть. Все всё знали, всё понимали, но азартно играли в игру «Поймай меня, если сможешь!».

Итак, я понимал, что будет дальше — Игнат уверен, что у меня, конечно, нет своего канала для вывоза ворованного. Значит, если обсуждать с ним эту идею дальше, он явно предложит свой. Либо попросит за это накинуть какую-то сумму, либо, чтобы сделать меня своим должником. То есть, мне предлагают поучаствовать в уголовном преступлении — организовать вывоз ворованных материалов для моей лестницы с государственного предприятия. Если поймают, то года на три сесть можно. Блестящие просто перспективы! И это они еще не знают, что Вася-негр, что у них на проходной работает — засланный сотрудник ОБХСС, значит, милиция явно что-то расследует с хищениями на заводе. Но я бы все равно отказался в таком деле участвовать, даже не будь такого интереса со стороны ОБХСС. Не приемлю чистого криминала, и все тут.

— Нет, такой вариант мне никак не подходит! — отказался я, — материалы не такие и редкие — пару труб нужно разного диаметра, по десять и двенадцать сантиметров, уголков пятнадцать штук под ступени, пятнадцать метров проволоки пятимиллиметровой, пятнадцать стоек да одну трехсантиметровую трубу трехметровую на поручень. Может, подскажешь, где все это можно прикупить вне завода?

— Найду, конечно, вариант, но тебе это, сразу скажу, навскидку меньше чем в тридцать рублей не обойдется, — сказал Игнат, — и за свою работу возьму двадцатку. Знаю, что недорого, но мне уж больно интересно такую штуку сделать. Потянешь всю сумму?

— Потяну, куда же денусь! — торговаться я и не пытался. Есть люди, которые обожают торговаться, и это заметно, а есть такие, что злятся при малейшей попытке. Игнат явно относился ко вторым. Попытайся я начать торговаться, дело вообще может сорваться. Оно мне надо? Еще и дед Арист обидится, что он ко мне со всей душой отнесся, с племянником познакомил, а я из-за своей жадности все угробил.

У меня не было иллюзий — за тридцать рублей мне продадут, скорее всего, тот самый утащенный с завода материал. Но я этого знать не буду, и даже при возникновении уголовных проблем у владельца, меня никак к этому делу не привяжешь. Разумеется, если расследование будет вестись по-честному.

Собираясь уже уходить, спросил Игната, можно ли к нему, когда на работе буду, зайти, поглазеть. Он пригласил меня к себе в цех, обещал экскурсию устроить.

Тут я вспомнил про мужика, что создавал маме проблемы.

— Ты не знаком, случайно, с начальником экономического отдела на заводе? Зовут Ахмад, а фамилию не знаю…

— Есть в правлении какой-то чечен. Вижу периодически. А Ахмад он, или нет, не знаю.

— То есть, что за человек, тоже не знаешь?

— Извини. — развёл он руками.

— А что тебе этот Ахмад? — заинтересовался Аристарх.

— Да, мама на него жалуется. Говорит, проходу не даёт.

— Может… — Игнат многозначительно стукнул кулаком себе по ладони.

— Да подождите вы. — остановил его дед. — Нельзя вот так сразу выводы делать. Может, это у матушки твоей тактический ход такой. Может, она не знает, как вам с бабушкой сказать, что за ней мужчина ухаживает.

— А что здесь такого? — не понял я.

— Ну, они привыкли вдвоём с бабушкой жить. Вы с сестрой выросли и почти уже вылетели из гнезда. А если ещё мама замуж выйдет, бабушка совсем одна останется?

Поди ж ты! Нам же с бабушкой та же самая версия в голову тоже пришла! Может, и правда — нет там ничего такого плохого, и у меня может появиться отчим, если этот Ахмад нормальный мужик, просто мама боится с ним отношения развивать?

— Да уж. Ситуация. — пробормотал я, пытаясь просчитать варианты. Эх, ничего не просчитать — банально мало информации!

— Сынок, это жизнь. — грустно сказал Аристарх, положив мне руку на плечо. — Дети уходят из родительского дома. И хорошо, если просто уходят жить в другое место, а не насовсем…

Я вспомнил, как дед в запале кричал Ивану, что у него, кроме Вероники, никого больше нет. Значит, он похоронил и жену, и единственного ребёнка. Какая тяжёлая тема… И как она только выплыла? Не пили же даже!

Я взглянул на Аристарха. Он сидел, задумавшись, но, почувствовав мой взгляд, встрепенулся, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:

— Бабушка у тебя редкой души и воли человек! И поверь мне, одна она не останется.

Ему оставалось только подмигнуть, и я был бы полностью уверен, что он сам к моей бабуле неровно дышит. Ну и дела… А что, и тут надо просчитать варианты. Если и он бабуле моей нравится — то разве можно желать ей лучшего мужа? Рукастый, своих защищает — вон он как тогда с шашкой выскочил на нас с Иваном, к чужим подросткам относится, как к детям родным.

Мы с дедом, наконец, оставили в покое Игната. Выйдя на Площадь, мы тепло попрощались, он пошёл налево к себе в сторону вокзала, а я пошёл направо к себе.

Дома я уже по-другому смотрел на маму. Она вполне способна выкинуть такой фортель: наговорить на человека, чтобы мы с бабушкой сами же и убедили её в том, что она всё неправильно поняла, что он достойный человек и надо обратить на него внимание и присмотреться.

Говорить ни ей, ни бабушке ничего не стал. Сначала посмотрю на этого чеченца. Народ это традиционный, но я точно знал — если сложится с одним из них дружба, то она будет им восприниматься очень серьезно. Это не как у нас, славян — на словах все друзья-друзья, а помочь в тяжелой ситуации бывает и позвать некого. У горцев же дружба — это предельно серьезно, это большая ответственность.