Мангазейский подьячий (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 19

Бесовка, взревела уже знакомым мне жутким басом, рванулась, запутываясь в сети и пытаясь из нее вырваться. Только безуспешно — мы ведь тоже не стояли, разинув рты.

Навалились всей толпой, схватили ее за руки-ноги, растянули в позу морской звезды. Под половиками нашлись надежно вбитые в пол стальные кольца, к которым бесовские конечности и оказались привязаны.

Бесовка вырывалась, уже понимая, что попала в ловушку.

А вы, может, подумали, что я от собственной глупости взялся шляться по городу, по которому бродит бесовка, причем — в поисках именно меня? Не-ет, это я осваивал новую, незнакомую пока роль.

Роль живца.

Риск был, конечно. Вся эта задумка держалась даже не на волоске, а на свежих соплях.

Увидев и опознав меня, бесовка могла не рвануть карать самолично, а доложить по инстанции. И к нам в дом, вместо одной девицы, вломился бы целый отряд. Одна надежда была на то, что бесы — по своей сути эгоисты и… как там это слово… мизантропы? В общем — предпочитают быть действовать самостоятельно, не обращаясь за помощью.

Второе слабое место нашего плана — это собственно ловушка. Вдруг да в «Соломонии» все же приврали? Порвала б она нашу сетку, как шершень паутину — и устроила бы нам похохотать.

Да и дальше тоже пока все склизко, как теми же соплями измазано — план-то еще не закончился.

Взглянув на распятую бесовку, бьющуюся, как рыба на кукане, я достал нож. Девчонки слаженно выдернули из-под блондинки уже ненужные, отыгравшие свою роль, половички… да, мы тренировались. В роли пленной бесовки была Аглашка, как самая шебутная.

Итак, половики убраны и теперь бесовка привязана к голому полу. Вернее — в центре круга, начерченного на том самом полу. Круга изгнания, довольно подробно нарисованного на картинке в книге про «Соломонию», так что, будет надеяться, он сработает так же, как в книге, и изгонит бесовку обратно за Грань, как только она выйдет из тела.

Да, то, что она из него выйдет — еще одна слабая часть плана. Кто его знает, сработает ли метода, наполовину придуманная мною из головы…

Теперь главное — заставить бесовку выйти из тела. Бестелесную, ее быстро затянет круг изгнания. А как заставить ее выйти? Правильно — сделать так, чтобы ей в человеческом теле стало жуть как некомфортно.

Вот это «некомфортно» мы и будем ей сейчас устраивать…

Я расстенул шубку, распорол лезвием ножа ткань сарафана от шеи до пупка и, не отвлекаясь на пару небольших, аккуратных, белоснежных… не отвлекаясь, я сказал! Нарисовал на плоском животике еще один круг. Этого в «Соломонии» не было, тетя Анфия подсказала — такой узор на животе рожениц рисуют, чтобы бесы в ребенка не проникли. По идее — он должен поспособствовать исходу из тела…

Подслушивай кто из-за двери — решил бы, что здесь происходит сеанс группового изнасилования в извращенной форме.

— За ноги, за ноги ее держи!

— Суй в рот!

— Чулки снимай!

— Не бойся, не укусит!

— В ноздри, в ноздри пихай!

Бесовка недовольно выла. Прекрасно тебя понимаю, бесовка — полынный настой это самая горькая вещь из тех, что мне приходилось пробовать. Красный перец — не то, он не горький, он жгучий, а полынь — именно что горькая. А кому захочется находиться в теле, которое насильно поят этой горькой дрянью? А если еще учесть, что полынью отгоняют нечисть… Правда, не настоем, а дымом, но мы решили, что настой тоже пойдет. Дымом, во-первых, можно было ее отпугнуть раньше времени — почует неладное и ищи ее — а во-вторых, по рассказам знающих людей, обдышавшись полынным дымом можно было увидеть несколько больше бесов, чем фактически находилось поблизости…

В ноздри ей мы влили лавандового масла. Тоже плюс один к уровню дискомфорта — вон как чихает — и тоже средство, отгоняющее нечисть. Поэтому, кстати, Насти тут и нет — на ведьм оно тоже действует, аллергию вызывает.

Ну как? Готова уйти?

Похоже, еще нет…

Святые, когда из Соломонии бесов изгоняли, дискомфорт причиняли очень просто — молитвой и раскаленной кочергой. Но я не святой, по моему Слову ожоги не затянутся, и поломанные кости не срастутся, а тельце это мне нужно целым и непокоцанным.

У меня на него планы.

— Думаешь… апчхи!… что ты сможешь заставить меня уй…пчхи!…ти? Ничего у тебя не получится! Глупость ты какую-то придумал.

— Ага, конечно… — задумчиво произнес я, не глядя на бесовку.

Нет большей глупости, чем поверить на слово бесу. Здесь мамы с детства ребят учат: «Не суй пальчики в огонь. Не ешь холодный снег. Не верь бесам». Так что слушать, как бесовка мои действия критикует — я не стал. Особенно если учесть, что мне и без нее кажется, что я хрень какую-то придумал.

Но тут главное — не задумываться.

Я наклонился над ней, держа в руке…

— Что это? — хихикнула бесовка, — Перышко? Ой, не могу, ой, уморил! Ты меня пером напугать хотел? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ах-ха-ха!

Хохочет бесовка. А остановиться не может. Потому что этим самым перышком я щекочу ее босые пятки. Перышко хорошее, мягкое, от рыжего петуха. Может, и от черной курицы подошло бы, но петух — это птица, которую нечисть ненавидит, а рыжий цвет — об огне напоминает. К которому нечисть тоже без любви относится.

Я вот только оказавшись в здешней Руси узнал, что в аду, оказывается, вовсе нет света. Адский огонь — он черный, жжет, но совершенно не освещает.

— Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха!

И девочки мои тоже подключились. Я — левую ногу щекочу, Аглашка — правую. Тетя Анфия подмышки перышками обрабатывает, Клава, хотя и немного боится, вдоль ребер проходит.

— Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха!

Это только кажется, что щекотка — что-то смешное и безобидное. Но если человека слишком долго щекотать — у него и сердце остановиться может. До такого мы, конечно, не доведем, но уж сделать так, чтобы бесовка в буквальном смысле с ума сошла от хохота — это мы можем.

— Ах-ха-ха… ха! Ах-ах-ха-ха!

Уже задыхается, бедолага, заикается от смеха.

Из-за двери на нашу экзекуцию глядят Дита и Настя, с распухшим носом. Неосторожно нюхнула лавандовое масло. А как мы, по вашему, узнали, что у ведьм на него аллергия?

— Ах-ха-ах-ха-ах-ха!

Даже пальцы на ногах у бесовки подгибаются, до чего мы ее довели.

— А-ха-хааааааааа!

ЕСТЬ!

Сработало!

Изо рта бесовки, вернее — тела девушки, которое заняла бесовка, вылетела темная фигура, немного похожая на вытянутую женскую, закрутилась темным смерчиком — и втянулась в центр нарисованного на полу круга.

Тело обмякло и закатило глаза.

— Дита, бегом!

Я быстро затер сапогом часть круга изгнания — чужую бесовку мы изгнали, но свою-то не хотим. А медлить нельзя — бесовка в этом теле не подселенкой была, бывшую хозяйку тела она убила, так что без новой души оно быстро умрет. Сердце уже останавливается.

— Наконец-то!

Дита вылетела из стены и ласточкой нырнула в освободившееся жилище. Нырнула и как будто растворилась.

Тело выгнулось и обмякло.

Вздохнуло и задышало.

Открыло голубые глаза.

— Получилось… — прошептало тело. Вернее — уже Дита.

Я потер ладони. Потом вытер их о штаны — что-то они вспотели.

Отлично. До последнего не верил, что все выйдет… в смысле — все прошло, как планировалось.

И теперь открываются оч-чень перспективные перспективы.

Сомневаюсь, что кто-то из Морозовых сможет понять, что в теле блондинки поменялась хозяйка. Так что теперь у меня внутри Дома будет внедренный агент…

Э… Дита? Стоп! Дита! Стоп-стоп-стоп!

Поздно.

Смазливое личико блондинки-бесовки — ну или той невезучей девчонки, у которой она это тело оттягала — дернулось, пошло легкой рябью, после чего начало…

Меняться.

Нет, ничего такого жуткого, что могли бы представить любители фильмов ужасов — никаких рогов, шипов, бугров и волдырей не выросло. Просто… Слегка изменилась форма носа, оставшегося таким же точеным, но — другим. Сдвинулись уголки глаз, изменив разрез. Шевельнулись и приняли новое местоположение скулы. Чуть заострился подбородок. Задвигались розовые ушки. Волосы чуть потемнели, из ярко-золотых став цвета благородного старого золота.