Тайна Кристин Фоллс - Бэнвилл Джон - Страница 5

— Все, ухожу! — объявила Фиби и зашагала прочь.

Квирк оплатил счет и нагнал девушку на крыльце отеля. Она снова промокала глаза платочком.

— Выглядишь ужасно, — процедил он. — Сходи в уборную и приведи себя в порядок.

Фиби на сей раз послушалась и вернулась в отель. Квирк ждал ее на огороженном участке у стеклянной двери и курил очередную сигарету. Парковые деревья отбрасывали резные тени. Осень не за горами… Квирк любовался кровавыми отблесками заката на фасадах кирпичных домов Хьюм-стрит, когда Фиби вышла на крыльцо, остановилась рядом с ним и взяла за руку.

— Отведи меня куда-нибудь! — попросила она. — В злачное место. — Она положила его ладонь себе на талию и хрипло засмеялась. — Хочу быть грязной!

Они зашагали вдоль парка к Графтон-стрит. На прогулку вышло немало дублинцев: насладиться последними отголосками погожего дня, начавшегося с непогоды, хотелось каждому. Фиби льнула к Квирку, держала за руку, согревала теплом упругого бедра. Квирк чувствовал, как ладно сочленены ее суставы. Вдруг перед его глазами встало бледное, как воск, лицо Кристин Фоллс, лежащей на каталке.

— Как учеба? — спросил он племянницу.

— Наверное, предмет сменю, — пожала плечами Фибих — История очень скучная.

— Да? Чем теперь займешься?

— Скорее всего, медициной. По семейной традиции. — Квирк не отреагировал, и Фиби снова сжала его ладонь. —  Я, правда, собираюсь уехать! Если не позволят жить своей жизнью, соберу вещи и исчезну.

— Как же ты справишься? — Квирк взглянул на племянницу сверху вниз и захохотал. — Твой отец вряд ли станет финансировать тот богемный образ жизни, к которой ты так стремишься!

— Работу найду. В Америке у молодежи это принято. Я переписывалась с девушкой, которая сама зарабатывала себе на колледж. Так и написала: «Зарабатываю себе на колледж», представляешь?

Они свернули на Графтон-стрит и остановились у паба «Макгонагл». Стоило Квирку нажать на высокую дверь с заляпанными витражными панелями, их встретили густой табачный дым, пивные пары и шум. Вечер только начался, а «Макгонагл» уже гудел.

— Ха, и это злачное место?! — воскликнула Фиби и вслед за Квирком прошла к барной стойке. У квадратной деревянной колонны с длинным узким зеркалом обнаружились два свободных табурета. Фиби подняла подол сарафана, влезла на табурет и улыбнулась Квирку. «Да, — сказал он себе, — у нее улыбка Делии». Он сел рядом и увидел за плечом Фиби свое отражение. Пришлось меняться местами: смотреть себе в глаза ему всегда было жутковато.

— Чем тебя угостить? — спросил Квирк племянницу и жестом подозвал бармена.

— А чем меня можно угощать?

— Корневое пиво[5].

— Лучше джин.

— Неужели? — Квирк поднял брови.

Бармен был пожилой, сутулый, с постным лицом.

— Дэви, мне как всегда, а для ее светлости джин с тоником. Больше тоника, чем джина, — попросил Квирк. В старые времена, в пору крепкой дружбы со спиртным, «Макгонагл» был его любимой забегаловкой.

Дэви кивнул, шмыгнул носом и поплелся прочь. Фиби оглядела задымленный зад. Дородная краснощекая женщина в фиолетовом держала высокий стакан стаута[6] в унизанной браслетами руке. Она подмигнула Фиби и улыбнулась, обнажив кривые, желтые от табака зубы. Рядом с ней сидел тощий, как борзая, мужчина с бесцветными сальными волосами.

— Они знамениты? — шепотом спросила Фиби. «Макгонагл» считался меккой непризнанных поэтов и их муз.

— Здесь каждый первый знаменит, по крайней мере, сам так считает.

Бармен Дэви принес напитки. «Странно, что я так и не полюбил виски и спиртное вообще», — подумал Квирк. Даже в самые тяжелые времена сразу после смерти Делии жгучая кислота спиртного казалась отвратительной. Впрочем, поглощать его гигантскими порциями это не мешало. Наверное, он не был прирожденным алкоголиком. Квирк считал, что такие существуют, но сам к ним не относится. Вероятно, это и спасло его в долгие безрадостные годы тоски по умершей жене.

Квирк поднял стакан и наклонил к девушке.

— Ну, за свободу! — проговорил он.

Фиби смотрела на свой стакан: среди пузырьков таяли кубики льда.

— Ты ведь неравнодушен к моей мамочке?

Приторная «мамочка» резанула слух Квирка. Мимо стойки протиснулся худощавый тип с высоким гладким лбом. Квирк тотчас узнал Тревора из отеля «Шелборн», которому пожимал руку военный с моноклем. Да, мир тесен!

— Ты был неравнодушен к ней, — не унималась Фиби. — И в прошлом, и сейчас тоже. Я все об этом знаю!

— Я неровно дышал к ее сестре и женился на ее сестре.

— Это от безысходности! Девушку твоей мечты заполучил папа, а ты выбрал тетю Делию.

— Ты говоришь о покойной!

— Знаю. Я стерва, да? Но правду-то не изменишь. Ты скучаешь по ней?

— По ком? — переспросил Квирк. Фиби стукнула его по запястью, наклонила голову, и перо ее шляпки скользнуло по лбу Квирка. — Двадцать лет прошло, — сказал он и после небольшой паузы добавил: — Да, я по ней скучаю.

Сара сидела на обитой плюшем табуретке и разглядывала себя в зеркало. Может, зря она надела алое шелковое платье? Ее ведь будут рассматривать, как всегда тайком, будут выискивать недостатки, признаки отличия, доказательства, что она не из их круга. Сколько она здесь? Пятнадцать лет? А своей так и не стала, особенно для женщин. Они улыбаются, льстят, безобидной болтовней потчуют, точно зверя в зоопарке кормят. Если начать беседу, они слушают с преувеличенным вниманием, кивают и одобрительно улыбаются, словно перед ними ребенок или слабоумный. От желания говорить «нормально» голос дрожит, корявые фразы текут изо рта бурным, никому не интересным ручьем. Стоит случайно обронить американизм, они хмурятся, изображая непонимание. «Удивительно, после стольких лет ваш акцент так и не исчез!» — удивляются они, словно ее привезли из первой экспедиции к Новому свету вместе с индейкой и табаком. «Да, зря я надела это платье», — со вздохом подумала Сара, но переодеваться не было сил.

Из ванной вышел Мэл без пиджака и галстука. В руках он держал запонки.

— Не поможешь с этими чертовыми штуковинами? — взмолился он, вытянул руки, и Сара аккуратно вставила холодные скользкие запонки в манжеты. Друг на друга супруги старались не смотреть — Мэл, поджав губы, апатично разглядывал потолок. Какая мягкая у него кожа на тыльной стороне запястий! Именно мягкость этого высокого, нежного, ранимого мужчины впечатлила Сару двадцать лет назад, когда они познакомились.

— Фиби дома? — спросил Мэл.

— Пока нет, но она не задержится.

— Очень надеюсь, хоть сегодня до этого не дойдет!

— Ты слишком строг к ней.

Мэл поджал губы еще сильнее.

— Лучше проверь, не пришел ли мой отец, — Знаешь ведь, какой он педант!

«Когда же в наших разговорах появилась раздраженность и напыщенность, как у застрявших в лифте незнакомцев?» гадала Сара, спускаясь вниз. Шелковый подол скользил по коленям со звуком, напоминающим приглушенный шепот. Пожалуй, действительно стоило надеть что-то менее драматичное и вызывающее. «"Менее вызывающее" — звучит здорово», — подумала Сара и слабо улыбнулась. Бросать вызов совсем не в ее духе.

В столовой служанка Мэгги выкладывала на стол ложки.

— Мэгги, все готово?

Служанка окинула ее недовольным взглядом, словно не сразу узнав, потом кивнула. Сзади на форменной юбке темнело пятно, от подливы, как искренне надеялась Сара. Мэгги давно следовало отправить на пенсию, но у Сары рука не поднималась уволить ее, как уволила другую служанку. В парадную дверь постучали.

— Я открою, — проговорила Сара. Мэгги кивнула, даже не взглянув на хозяйку: ее вниманием целиком владели ложки.

Едва Сара открыла дверь, судья Гриффин протянул ей букет.

— Гаррет, заходи! — тепло проговорила Сара.

Старик вошел в переднюю, и Сара в очередной раз замешкалась, не зная, как себя вести. Гриффины, в том числе и Гаррет, формальные поцелуи не жалуют. Гаррет показал на букет, который Сара прижала к груди. Цветы были на редкость ужасными.