Театр тающих теней. Конец эпохи - Афанасьева Елена - Страница 18

29 марта 1818

Дурные вести из Дюльбера – скончался морганатический супруг вдовствующей императрицы Марии Федоровны, князь Шервашидзе. Власти дозволили погребение в склепе Ай-Тодорской крепости.

Мать присутствовала. Сочла своим долгом поддержать вдовствующую императрицу, придающую земле уже второго мужа. Боюсь даже думать о таком, ДмДм меня много старше.

2 апреля 1918

Проснулась от шума внизу. С лестницы слышу, как кто-то говорит, что приехали национализировать земли и реквизировать ценности.

Мать требует постановление.

– По распоряжению председателя Таврического ЦИК Миллера штабу и моему отряду разрешено самостоятельно, помимо решения судебных органов, производить изъятие ценностей в пользу революции.

Сверху не видно, но голос кажется отчего-то знакомым. Спускаться не хочется.

– Мы уплатили контрибуцию! – Мать осторожна, показывает документ.

– А ценности? Можем произвести обыск.

– В доме нет ценностей.

Мать не врет. В доме ценностей нет. На прошлой неделе вместе прятали в тайник на утесе над обрывом, с которого в юности ей так нравилось прыгать в море.

– Можем реквизировать дом!

– Вы всё можете, – не выдерживает мать. – И отбирать, и невинных расстреливать, и устраивать варфоломеевскую ночь.

Зачем она так! Арестуют же!

Вдруг голос Саввы. Откуда он там внизу?

– Ваш же Предреввоенсовета Троцкий назвал расстрелы в Севастопольском порту и крепости «кошмарным произволом и беззаконием». И заявил, что виновники, «учинившие самосуд и расправу, революционным комитетом будут расследованы и преданы суду». И такое ваше самоуправство произволом и беззаконием назовет.

– Откуда знаешь, что сказал товарищ Троцкий?

– Читал.

– Знакома я с вашим Троцким, – неожиданно отзывается мать. – В 1914 году в Цюрихе. Фотокарточку показать?

– Покажите.

Шаги. Мать уходит в кабинет. Тишина.

Спускаюсь на несколько ступеней, чтобы посмотреть, что там. Какой-то матрос и рыжеволосая. Та самая, что в Коломне? И в каморке Доры Абрамовны?

Мать выносит фото.

Матрос смотрит. Рыжая тоже. Тянут паузу. Судя по всему, боятся, что мать телефонирует этому самому Троцкому, которого в 1914 году, помнится, называла исключительно Бронштейном и «малообразованным позором еврейской нации». Но мать не Савва и теперь об этом благоразумно молчит.

– В таком случае все представители буржуазии мобилизуются на оборонные работы.

– У моей дочери грудной ребёнок.

– Ребёнка работать не заставят. Мобилизуем половозрелых и работоспособных.

4 апреля

Съездивший на работы ДмДм вернулся с волдырями на ладонях. Никогда прежде он не держал в руках лопату. Их заставили копать рвы «для обороны». Как он снова поедет на работы с такими руками, не представляю.

Мать предлагает прятать его в верхнем селе у Семёна. Муж не хочет:

– Что будет с вами, если я на работу не выйду?!

5 апреля 1918

ДмДм приходил ночью. Прогнала. Не готова пока. Даже жажда сына отступает, как подумаешь, еще один ребенок в такой неразберихе. Да и ему на работу утром рано.

Мать и ДмДм страдают без газет – их почти нет. Национализация типографий. Слухи о национализации вкладов.

Мать говорит, у нее всё давно в банках за границей, но оттуда их теперь не достать. Денег нет. Приходится сокращать работников. Больше половины приходится распустить. Что будет теперь с садом и парком?!

14 апреля 1918

Маша за завтраком: «Мама, я тебя люблю больше всех, даже больше себя!»

ДмДм больше не нужно ездить на работы. Говорит, все командиры работ разбежались. Слухи, что немцы у Перекопа.

Управляющий ездил в Ялту, все говорят о новой волне татарского восстания. Убили брата соседки Варвары Кизиловой, потому что пристройка к его дому в Гурзуфе закрыла вид на мечеть.

22 апреля 1918

Христос Воскресе! Светлая Пасха Христова.

Служба в церкви Вознесения Господня в Форосе. Олюшка выстояла всю всенощную. Машу и Иру не брали. Прихожане говорят, теперь расстреливают всех красных, кто бежать не успел.

Крым немецкий? Оккупационные войска под командованием генерала Р. фон Коша + с ними гайдамаки. Теперь мы в Германии? Или на Украине?

Управляющий Франц Карлович рад. Обещает нам, что жить станет спокойнее – после такого хаоса нужна дисциплина, уповает на немецкий порядок. Но как можно жить под властью тех, с кем четыре года воевали? Алёшенька Никифоров и Станислав Аренс погибли напрасно?

1 мая 1918

Ирочка первый зуб. И никто не подарил девочке серебряную ложку Фаберже, как Оле и Маше. Мать обещает, «как все уладится», да когда ж оно уладится! Пока дали просто серебряную из фамильных. Мир перевернулся.

Оля расстроена – Саша и Шура плачут. Их отцу Павлу, бывшему нашему конюху, который был председателем местного Совета, пришлось бежать. Жив ли он, не знают. Авто матери, реквизированное Советом, вернули. Но под расписку при первой же надобности предоставить на нужны немецкого оккупационного командования.

Немцы в Севастополе. Командующий оккупационными войсками генерал Кош объявил нас всех «туземцами» и ввел военное положение.

Сегодня в газете: «Германское военное судопроизводство будет применяться к туземным жителям в следующих случаях: 1) когда туземные жители обвиняются на основании законов Германского государства в преступных деяниях против германского войска и лиц, входящих в состав его; 2) при нарушении и неисполнении туземными жителями распоряжений и приказов, изданных военными начальниками». Как такое может быть?!

ДмДм в Севастополе видел Ирину Любинскую под руки с немцами. Как такое может быть?!

Приказано ко 2 мая сдать все имеющееся у населения оружие. Пистолет отца мать спрятала в тайник под обрывом, где и все ценности. Управляющий собрал все ружья, которыми от волков (кроме Антипки, разумеется!) работники защищаются, и собрался везти сдавать. Мать едва его остановила. Немец Штох никак не может понять, как это – не выполнить приказ немецких властей!

Франц Карлович во всем за оккупационное командование. Мать выгоняет его с должности «к чертям собачьим к вашим немцам». Работал у матери больше 17 лет, и вдруг такое.

2 мая 1918

Девочкам на завтрак не подали кашу. Нет молока. Без управляющего никто не заказал.

Тепло, но ветрено.

Мать ссорится с Набоковым. Тот призвал руководство кадетов считаться с фактом оккупации и готов войти в правительство. Она за Петрункевича (мужа С.Д. Паниной), который «верен антантовской ориентации». Не знаю, что значит, но ссоры всегда печальны. И так здесь совсем нет приличного общества, теперь еще и Набоковы не будут приезжать.

6 июня 1918

Оля – из «Медного всадника» на отлично.

Мать и ДмДм в Гаспре. С Набоковым примирение. То ли сам в новое правительство не вошел, то ли немцы его кандидатуру не утвердили. С матерью они сошлись, что Крым – часть России, и что кадеты категорически против включения Крыма в состав Украины, чем грозят оккупационные власти. Мать говорит о правительстве «немецкой марионетки Сулькевича» и что тот выпрашивает себе у кайзера Вильгельма II ханский титул! Слухи, что из императорских дворцов на побережье вывозят имущество и отправляют в Берлин.