Цветы и тени (СИ) - Трапная Марта - Страница 11

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы работать, — ответила я ему с улыбкой. — Особенно если знаешь свое дело так, как знаю я.

Кейталин посмотрел вниз, на носки своих ботинок. Плохо. Сейчас он скажет какую-нибудь гадость.

— В столице у тебя было куда больше возможностей применять свои знания.

Я пожала плечами.

— Сколько можно сокрушаться о прошлом? Сейчас я здесь, а не в столице. И ты здесь. Ты тоже можешь найти себе подходящее занятие.

— Какое же?

Я пожала плечами.

— У тебя много талантов. Выбери какой-нибудь.

— Вот именно, — вздохнул он и посмотрел на меня в упор. — У меня много талантов. И ни один из них не годится для этого городишка. И если бы не ты, я правил бы сейчас всей Моровией, применяя все свои таланты.

Я молчала. Что я могла ему сказать? Что он уже говорил это на постоялом дворе?

— Молчишь? А могла бы придумать и для меня достойное занятие, раз уж я оказался здесь по твоей вине.

— Почему ты так решил? — спросила я, чтобы что-то спросить. — Что во всем виновата я?

— Ты бы видела тогда свое лицо, когда в наши ворота постучали, — усмехнулся он. — На нем было такое облегчение. К нам в дом входит стража, а ты улыбаешься.

Я вздохнула. Что тут скажешь? Я своего лица не видела. Облегчение? Возможно. Улыбка? Может быть. Я помню, что подумала — «значит, он все-таки поверил», но облегчение? Может быть, я обрадовалась, что Лусиан не умрет? Я уже и не помню сейчас. Да и неважно все это.

— Но почему? — Кейталин подался вперед так, что горшки на стеллаже опасно поехали вбок. — Почему ты сделала это?

Я задумалась. Сказать, что я не делала этого? Мы оба знали, что делала. Кейталин все еще был моим братом, хотя отношения между нами и были безнадежно испорчены.

— Я просто не хотела, чтобы кто-нибудь умер.

— Кто-нибудь? — фыркнул Кейталин, продолжая налегать на стеллаж. — Кто-нибудь? Умереть должен был Лусиан, и только он. Никто из нас бы не умер! План был хорош, он был безупречен! Если бы не ты…

Я подошла к Кейталину и поморщилась. От него пахло кислым вином. Он не был пьян, но уже начинал терять контроль над собой. Я положила руку на плечо Кейталина и мягко отодвинула его от стеллажа. Если горшки побьются, мне уже не успеть заказать новые до ярмарки. Ведь цветам нужно время, чтобы прижиться после пересадки.

— План был не настолько хорош, как тебе кажется, Кейталин.

— Тогда почему ты не сказала это сразу, а? Почему не сказала, когда мы обсуждали? Молчишь? А я знаю, почему ты молчишь! Потому что в плане не было недостатков. Он был идеален. У нас бы все получилось. И я бы сейчас жил в столице и выбирал себе нового жеребца на весенней ярмарке, а ты не возилась бы с горшками, милая сестричка.

Я разозлилась. Я никогда не была «милой сестричкой», и из всевозможных ругательств это меня бесило сильнее всего.

— Ах, значит, не было?! — Рявкнула я. — Еще как были! И знаешь, какой самый главный недостаток? Он называется Совет Старейшин!

Кейталин расхохотался запрокинув голову.

— Ты говоришь, как глупышка Майя. Да что бы он мне сделал, этот твой Совет Старейшин?

Я молчала, чувствуя, как во мне закипает ярость. Это чувство было редким, как солнечные дни зимой в Шолда-Маре. Но оно было сильным, настолько сильным, что готово было выплеснуться горячим паром наружу.

И пока я стояла, сжимая кулаки, чтобы не броситься на брата, Кейталин протянул руку и толкнул стеллаж. Горшки с глухим стуком скатились на пол. Они бились друг о друга, раскалываясь на крупные осколки. Месяц работы гончара. Пятьдесят флоринов.

— Вот что я бы сделал с вашим Советом Старейшин, — весело сказал Кейталин, — а ты испугалась. Они бы разбились от одного удара, все. И сдались бы.

Он махнул рукой и, довольно улыбаясь, направился к выходу. Кейталин одернул полог и отшатнулся.

Перед дверью стоял зверь. Серый волк, размером с теленка, худой, мосластый, в клочковатой шерсти и с клыками, на которых блестела слюна.

Кейталин так и замер с поднятой рукой. Медленно-медленно он обернулся ко мне.

Я улыбалась. Я себя не видела, но знала, что улыбаюсь я точь-в-точь как волчица, сидящая на пороге. Потому что она — это и была я. Моя тень.

— Вот, — сказала я Кейталину. — Вот, что они могли сделать с тобой и со всеми нами.

Кейталин не понимал или не хотел понимать.

— Ты думаешь, они просто старики? — Спросила я. — Думаешь, они обычные люди? Никогда не думал, на чем держится их власть?

По лицу Кейталина было понятно, что он сейчас не в состоянии думать ни о чем вообще, кроме неизвестно откуда взявшегося зверя прямо перед ним.

Я сделала несколько шагов назад, в центр круга света под лампой, низко свисающей с потолка, и моя тень исчезла. И вместе с ней — волчица у дверей.

— Иди, — устало сказала я. — И больше никогда не пытайся навредить мне, милый братец. Потому что черный свет — сжигает, а наша кровь наполовину черная. И ты понятия не имеешь, кто такие наши старейшины на самом деле.

Кейталин молча вышел, хлопнув дверью. Если раньше он меня ненавидел и обвинял, то сейчас он меня боялся. И не я знаю, что хуже. Кейталин не из тех, кто прощает своих врагов. А свои страхи он предпочитает уничтожать. Меня он не сможет уничтожить. Но постарается, это я знала совершенно точно. Обязательно постарается.

Я не хотела в тот вечер выпускать тень на свет. Еще полгода назад я не знала, что это возможно — управлять тенью. Хотя если ярость берет верх над тобой, можно ли это назвать управлением?

Впервые это случилось в середине осени. Мороз уже ударил, замерзли озера, встали реки, деревья сбросили остатки листьев и закаменели до весны. Шел редкий снег — из тех, осенних, которые в любой момент могут превратиться с одинаковой легкостью в метель или ливень. Я отправилась в лес. Еще летом я присмотрела несколько кустов карликового бересклета и когда он отцвел — подкопала их. Сейчас настало время выкопать их целиком и забрать к себе, тогда он легко переживет пересадку и на новом месте не будет болеть. У меня еще не было четкой мысли, зачем мне бересклет, но здесь он был необычный, невысокий, но с яркими большими ягодами, похожими на птичьи глаза. Он хорошо будет смотреться в букетах с белыми поздними мелкими хризантемами Или, может, в одном горшке со скумпией?

В общем, я шла, обдумывая композиции, и наверно меньше всего походила на садовода или цветочницу. В одной руке у меня был мешок, в другой — лопата. Я хотела взять всего пять кустов, каждый из них был не больше моей ладони, если мерить от запястья до кончиков пальцев. Это был не тяжелый груз, с ним вполне можно было справиться одной.

И не знаю, что меня потянуло к озеру. Я положила на берегу лопату и мешок, ступила на лед и подпрыгнула, глядя вдаль. С таким же успехом я могла прыгать на скале — ни дрожания, ни шевеления. Озеро промерзло до дна. Оно было неглубоким, я бы не утонула, если бы лед подломился. Не утонула бы, но вымокла.

Я немного отошла от берега и остановилась. Было тихо. Так тихо, что даже мое дыхание казалось раскатами грома. Мне казалось, что я слышу, как шуршат, ударяясь на лету друг о друга, снежинки. Я стояла, смотрела то вверх, на небо, то вниз, на лед, то просто вперед. Не знаю, что я хотела увидеть. Но я увидела — в лесу, в глубине, сквозь деревья, холмы и ямы я увидела человека. Мне показался он смутно знакомым, в груди все сжалось — мое сердце думало быстрее меня. Я видела Лусиана. Он был в совершенно неподходящей для наших мест одежде, как будто собрался на ужин в замке: рубашка, жилет — ни перчаток, ни куртки, ни шапки. И я поняла, что он сейчас уйдет. И я, если даже брошусь сейчас бежать — не успею догнать, он исчезнет, я не увижу его больше.

Я не думала в тот момент, что появление принца Лусиана в нашем лесу так же невероятно, как появление цветущего розового куста. Я не думала о том, что ему в этом лесу некуда идти — там, за лесом начиналось болото и в той стороне не было никаких дорог. Я не подумала даже о том, что обычно нельзя увидеть того, что находится так далеко в лесу. Я думала только об одном — может быть, это последний шанс в моей жизни увидеть принца Лусиана. Его лицо, его серые глаза, такие же серые, как это небо… Я бросилась вперед. И я осталась стоять. Но я бежала — так быстро, что трава и снег под моими ногами сливались в сплошное пятно.