Красные ворота - Кондратьев Вячеслав Леонидович - Страница 9

Генка окинул всех вопрошающим взглядом, стараясь угадать реакцию. Подполковник, лежавший в углу, видно, дремал, молоденький лейтенант стыдливо опустил глаза. Володька бросил недокуренную цигарку в сторону Генки и прохрипел:

— Знал бы, не взял табаку у тебя ни крохи. Один такой тип сейчас в госпитале коряжится.

— По вашей милости в госпитале-то? — спросил капитан улыбнувшись.

— По моей…

— Понятно, — и капитан вроде участливо посмотрел на Володьку.

— Что вы, ребята? Что вы? Ведь сама в лес меня потащила… Ладно, завтра в бой вместе идти, ссориться нам ни к чему, — Генка говорил растерянно. Не ожидал, видно, общего осуждения.

Володька после участливого «понятно», сказанного капитаном, расположился к нему и подвинулся ближе. Капитан протянул руку:

— Ширшов Иван Алексеевич.

Володька крепко пожал руку и тоже представился. Они помолчали, потом капитан наклонился к Володьке:

— Вот вы сказали, что от большого ума сюда не попадают. Может быть, — он задумался. — Я поначалу тоже так думал: погорячился, безрассудно поступил. А потом поразмыслил — нет, правильно…

— А за что вы? — спросил Володька осторожно, добавив: — Если не хотите, не рассказывайте.

— Тайны никакой нет… Представляете, сижу в блиндаже, слушаю доклад командира взвода разведки и вдруг выстрелы! Выбегаю, перед строем немцев, которых разведчики приволокли, стоит какой-то пьяный майор, причем не из нашей части, хлопает из пистолета поверх голов, чуть ли не пилотки с них сбивает… Один здоровый рыжий немец мундир рванул, хрипит: «Шиссен, сволошь!» Я к майору: «Прекратите безобразие! Нечего над пленными издеваться!» За руку хватаю, пытаюсь пистолет вырвать, а он уже мало что соображает и… в меня. Промазал. Ну тогда я… из его же пистолета…

— Насмерть? — спросил Володька.

— Нет, к счастью. Ранил.

Как ни тихо говорил капитан, Генка услышал и, усмехнувшись, процедил зло:

— Самосуд, значит? Хорош штабник. А не подумал, капитан, что у этого майора, может, семья немцами загублена или еще что.

— Ничто не дает права издеваться над безоружным. Есть соответствующие приказы в отношении военнопленных.

— Приказы? — насмешливо повторил Генка. — А они, гады, не издеваются над нашими? Уж больно добренький вы, капитан. А «убей его!» разве забыли?

— В бою, старший лейтенант. В бою! — отрезал капитан Ширшов.

Разговор на этом заглох… Пожилой подполковник, умученный маршем более других, закрыл лицо воротником шинели и ни на что не реагировал. Лейтенантик с розовым личиком, назвавшийся Вадимом, сидел в углу, сжавшись комочком, и неумело докуривал цигарку, часто покашливая, и в разговор не вступал, занятый, видимо, своими мыслями, пока капитан Ширшов не спросил его:

— Вы, наверное, недавно в армии?

— Да, всего полгода…

— Что же натворили? — мягко задал вопрос капитан.

— Я? Не спрашивайте! Такая получилась история, — Вадим махнул рукой и еще больше вжался в угол.

— История! — усмехнулся Генка. — Струсил небось, вот и вся история.

— Нет, не струсил! — почти вскрикнул Вадим, приподнявшись, а потом добавил угасшим голосом, опять вжимаясь в угол: — Хуже, я приказ не выполнил.

— Хорош голубчик! — воскликнул Генка.

— Почему же не выполнили? — спросил капитан, невольно убирая мягкость в голосе.

— Он… он показался мне… явно преступным… — не совсем уверенно произнес Вадим.

— Без году неделя, как в армии, а уже ему показалось, — с издевкой сказал Генка.

— Да, показалось, — увереннее повторил лейтенант и обвел всех взглядом. — Понимаете ли, мой взвод посылают в наступление первым, причем только мой взвод… А до нас батальон наступал и… весь на поле остался… Разве это не преступно?

— В штаны наложил, ясно, — пренебрежительно бросил Генка.

— Говорю, не струсил я! — Вадим покраснел, голос его дрожал. — Я ротному сказал — один пойду, а людей не поведу. И пошел бы…

— Фазан ты… Раз приказ такой дали, значит, какие-то соображения у начальства были. Может, ты своим взводом отвлечь внимание немцев должен был или еще что… Скажи, струсил, — Генка глядел презрительно.

— Нет! Честное слово, нет! — почти вскрикнул Вадим. — Вот увидите завтра.

— Завтра… — пробурчал Генка. — Завтра трусить не придется… Завтра только вперед, — он сжал пальцы рук, и блеск его нагловатых глаз потух.

И всех прихватило этим «завтра»… Представилось запорошенное мокрым снежком поле, на котором будут они как на ладони, и страшная жгучая команда «вперед», не оставляющая надежд. Володька завернул еще цигарку и жадно затянулся. Вадим побледнел. Заворочался в углу немолодой подполковник. Смачно сплюнул Генка. Хрустнул пальцами капитан. Стало тихо, тихо… Эта тишина была неприятна, она угнетала, и потому, когда капитан Ширшов сказал, что неплохо бы подумать, как будут они действовать завтра, все облегченно вздохнули, а Генка сразу кинулся в спор:

— Чего думать, капитан? Оперативный план наступления, что ли, будем разрабатывать? Эх, все от своих штабных замашек не избавишься, начальничек. Рядовые мы теперь! Наше дело телячье — куда погонят, там и пасись. Винтовочку в руки и ать-два! От карандашика надо отвыкать, капитан.

— Да, пожалуй, нам думать нечего, — заметил Володька.

— Думать всегда надо, — не согласился капитан Ширшов. — Вы, конечно, понимаете, что никакой поддержки не будет. Командование и не рассчитывает, что мы возьмем этот населенный пункт. Цель другая — разведка боем, как вы сами догадываетесь, — Ширшов обвел всех взглядом, немного помолчал, а потом огорошил: — А если мы эту деревню возьмем?! Что тогда?

— Брось, капитан, — махнул рукой Генка. — Слыхал я, что здесь не одна часть наступала, и ни хрена не вышло… Лично у меня только одна мыслишка — ранило бы, да не очень сильно. Искупил кровью, и все.

— Если мы возьмем ту деревню, то вину может искупить весь батальон, а не только те, кого ранит. Ясно? — и капитан Ширшов уперся взглядом в Генку.

— Вот ты как, капитан, завернул, — пробормотал Генка недоверчиво. — Такое дело обмозговать, наверно, стоит. А ты что, старшой, думаешь? — повернулся он к Володьке.

— Во-первых, как нам ее взять? Потом, почему вы, капитан, решили, что нам за это вину скостят?

— Я не решил, а высказал предположение. А вот как взять, об этом и думаю. Ведь целый офицерский батальон! Стоит же он чего-то!

Пожилой подполковник перестал посапывать, опустил воротник и повернулся к ним — заинтересовался, видать, разговором. Вадим глядел на Ширшова широко раскрытыми глазами.

— А что? Давайте возьмем! Во будет здорово! — вырвалось у него. — И всех отпустят…

— Ну куда ты лезешь, фазан? — уже добродушно остановил его Генка.

Но у остальных не вызвал улыбки наивный лепет Вадима, наоборот, они насупились, задумавшись о том, что ждет их завтра, точнее, уже сегодня на рассвете, а Вадим подвинулся ближе к Володьке, который казался ему доступнее других.

— Вы знаете, — зашептал он, — до сих пор не могу опомниться… Все как во сне… передовая, приказ, наступление… и все, что случилось… Мне орден надо во что бы то ни стало, а я… я в штрафбате…

— Орден? Во что бы то ни стало? — усмехнулся Володька.

— Да, — очень серьезно ответил Вадим. — Мне он вот так, — поднял он руку к шее, показывая жестом, что орден ему нужен позарез.

— Своей девчонке обещался героем вернуться?

— Нет, — покачал головой тот. — Я человека могу спасти…

— Вот что… — протянул Володька.

— Поможет орден, как вы думаете? — губы его дрожали.

— Должен помочь, — стараясь придать голосу убежденность, ответил Володька, кладя руку на плечо Вадима.

— Спасибо, что так ответили. А то мне некоторые говорили… Спасибо… — Вадим схватил Володькину руку, пожал, а потом добавил: — Лишь бы не убило… раньше времени, — и сказал это как-то так спокойно, отрешенно, что Володьку передернуло и он перевел взгляд на Ширшова.

Тот сидел в той же позе, сжав пальцы рук, а потухшая цигарка торчала в тонких, крепко сжатых губах.