Торговый дом Гердлстон - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 47

• Предыдущая
• 47/93
• Следующая

Однако, как ни странно, Джон Гердлстон в эти дни, более чем когда-либо, был убежден в праведности любого своего поступка. Каждое утро и каждый вечер он опускался на колени вместе со своими домочадцами, молился о том, чтобы дела фирмы шли успешно, и не испытывал никаких угрызений совести, никаких сомнений в добропорядочности своих замыслов. По воскресеньям седая голова коммерсанта над первой скамьей казалась такой же неотъемлемой частью обстановки молитвенного дома, как и сама скамья, но в этой голове ни разу не промелькнула мысль о несовместимости его веры и его поступков. В течение пятидесяти лет он убеждал себя в собственной праведности, и теперь эта уверенность стала неискоренимой. Эзра ошибался, считая отца расчетливым лицемером. Действиями коммерсанта руководили слепая сила воли и эгоизм, но он очень удивился бы и вознегодовал, если бы его обвинили в показном благочестии или в желании извлечь выгоду из своей религиозности. Для него фирма «Гердлстон» была как бы представителем его религии в коммерческом мире, и, следовательно, ради ее процветания в ход можно было пустить любые средства.

Его сыну все это было непонятно, и он попросту считал отца законченным и хитрым лицемером, который видел в благочестии только удобную личину, надежно скрывавшую его истинный характер. Сам же он унаследовал лишь упрямую настойчивость старика и его коммерческие таланты, а кроме того, был абсолютно лишен совести и приходил в ярость, встречая на своем пути какое-нибудь препятствие. Теперь он всеми фибрами души ощущал, что от успеха его ухаживания зависит самое существование фирмы, а кроме того, прекрасно видел, какие высокие доходы обещает в дальнейшем торговля с Африкой, если банкротство будет предотвращено. Он твердо решил в случае удачи совсем отстранить отца от дел и взять бразды правления в свои руки. Его практический ум успел уже измыслить сотни способов увеличения прибылей. Но прежде всего ему следовало обеспечить себе доступ к сорока тысячам фунтов, и этому были посвящены теперь все его усилия. А когда два подобных человека помогают друг другу в достижении общей цели, они редко терпят неудачу.

Было бы ошибкой думать, что Эзра хоть немного увлекся Кэт. Он замечал ее душевную прелесть и кротость, но подобные качества его не привлекали. Мягкие, сдержанные манеры Кэт казались пресными человеку, который привык к обществу совсем других женщин.

— В ней нет ни огня, ни изюминки, — жаловался он отцу. — Ну, ничего общего с Полли Льюкас из «Павильона» или с Минни Уокер.

— И слава богу! — воскликнул коммерсант. — Подобная развязность всюду отвратительна, а в собственном доме и подавно.

— Зато она сильно облегчает ухаживание, — ответил Эзра. — Когда девушка подыгрывает и сама делает тебе авансы, все куда проще!

— Ты ведь не умеешь писать стихи?

— Чего нет, того нет, — с усмешкой отозвался Эзра.

— Очень жаль! Если не ошибаюсь, женщины это весьма ценят. Может быть, тебе кто-нибудь напишет, а ты прочтешь их ей как свои? Или просто выучи наизусть два-три стишка.

— Пожалуй, попробую. Сейчас я пойду покупать ошейник для ее мерзкой собачонки. Вчера все время пока я с ней разговаривал, она возилась с этой тварью и по-моему, не слышала и половины из того, что я рассказывал. У меня прямо руки чесались взять псину за загривок и выбросить в окошко.

— Только держи себя в руках, мой мальчик! — воскликнул коммерсант. — Один неверный шаг, и ты погубишь все!

— Не бойтесь! — самоуверенно ответил Эзра и отправился покупать ошейник. Заодно он купил и хлыст, который спрятал в своем бюро впредь до удобного случая.

Кэт же и не подозревала о надеждах и намерениях Эзры. Она была знакома с ним столько лет и так привыкла к его неизменной грубости, что никак не могла представить его в роли претендента на свою руку. Перемену в нем она приписывала тому, что он повидал свет и нередко дивилась, какое глубокое влияние оказало на него столь краткое пребывание в Капской колонии. Дом в котором ей приходилось жить, был так угрюм, что ей не могло не быть приятно общество человека, казалось питавшего к ней симпатию. Вот почему она поощряла его ласковой улыбкой и красноречивыми взглядами благодарила за то, что считала знаками самого бескорыстного внимания.

Однако ухаживания Эзры вскоре стали такими настойчивыми, что Кэт уже не могла оставаться в заблуждении. Он не только пренебрегал своими обязанностями, чтобы с утра до ночи ходить за ней по пятам, но и осыпал ее неуклюжими комплиментами и другими подобными же способами намекал на свои чувства. Как только Кэт с удивлением поняла, в чем дело, она сразу переменилась к Эзре и теперь держалась с ним холодно и старательно его избегала. Эзра, ничуть не обескураженный, стал еще более нежен и настойчив, а однажды даже поцеловал бы ей руку, если бы она не успела ее вовремя отнять. После этого Кэт заперлась в своей комнате и выходила только, когда Эзры не было дома. Она твердо решила прямо показать свое отношение к происходящему.

Джон Гердлстон наблюдал за этими маневрами с живейшим интересом. И когда Кэт уединилась в своей комнате, решил, что пора вмешаться ему.

— Вам следует почаще выходить и дышать свежим воздухом, — сказал он ей однажды, когда они остались после завтрака одни. — Иначе розы на ваших щечках совсем завянут.

— Пусть вянут, мне все равно, — ответила Кэт безразличным тоном.

— Но ведь другим это далеко не все равно! — заметил коммерсант. — Мне кажется, Эзра этого не перенесет.

Кэт покраснела от столь неожиданного поворота разговора.

— Право, не понимаю, почему это может взволновать вашего сына, — сказала она.

— Взволновать! Да неужели вы так слепы, что не видите, как он в вас влюблен? Он побледнел за эти последние дни и вот-вот заболеет, потому что не видел вас и боится, не обидел ли он вас чем-нибудь.

— Ради бога, убедите его выбрать себе другой предмет привязанности! — воскликнула Кэт. — Иначе будет тяжело и ему и мне. Ведь это не может ни к чему привести!

— Но почему? Почему вы…

— Ах, не надо говорить об этом! — взволнованно перебила Кэт. — Даже мысль об этом ужасна. Мне невыносимо вас слушать!

— Но почему, моя дорогая, почему? Вы слишком впечатлительны. У Эзры есть свои недостатки, но кто безупречен? В юности он был немножко шалопаем, но давно остепенился и обещает стать отличным коммерсантом. Поверьте, как он ни молод, мало кто пользуется на бирже таким уважением. Он превосходно справился с делом фирмы, ради которого ездил в Африку. Он уже богат, но должен разбогатеть еще больше. Я не вижу никаких оснований для неприязни, выказанной вами. Что же касается внешности, то согласитесь, что в Лондоне не так-то просто найти другого такого красавца.

— Пожалуйста, не говорите больше об этом, забудьте про это! — ответила Кэт. — Я твердо решила никогда не выходить замуж — и уж за него во всяком случае.

— Вы еще передумаете, — сказал опекун, наклоняясь к ней и ласково поглаживая ее каштановые волосы. — С тех пор, как ваш бедный отец поручил вас моим заботам, я оберегал вас и лелеял по мере моих сил. Сколько бессонных ночей я провел, думая о вашем будущем и подыскивая способы сделать его счастливым! И я не стал бы сейчас давать вам плохой совет или толкать вас на шаг, который может сделать вас несчастной. Разве я когда-нибудь обходился с вами плохо?

— Вы всегда были очень справедливы, — с рыданием в голосе ответила Кэт.

— А вы, как вы хотите отплатить мне? Вы намерены разбить сердце моего сына, а значит, и мое. Он — мое единственное дитя, и если с ним случится несчастье, то знайте, эта седая голова вскоре в печали упокоится на смертном одре. В вашей власти свести меня в могилу, как в вашей власти сделать мою старость счастливой от мысли, что мой сын нашел себе достойную подругу жизни и самое горячее желание его сердца сбылось.

— Но я не могу! Не могу! Не говорите больше об этом!

— Обдумайте все хорошенько, — сказал старик. — Взгляните на вопрос с разных точек зрения. И не забудьте, что любовью честного человека играть не следует! Меня, естественно, очень волнует ваше решение, так как от него зависит не только будущее счастье моего сына, но и мое собственное.

• Предыдущая
• 47/93
• Следующая