Торговый дом Гердлстон - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 17

• Предыдущая
• 17/93
• Следующая

Бравый майор был постоянным украшением карточной комнаты «Бесхвостой лошади» и окна курительной клуба «Золотая молодежь». Высокий, важный, корпулентный, с одутловатым, бритым лицом, подпертым чрезвычайно высокими воротничками и старомодным галстуком, майор казался символом и воплощением респектабельного джентльмена средних лет. Цилиндр майора всегда отличался замечательным лоском. На сюртуке майора нельзя было подметить ни единой морщинки, и, короче говоря, нигде от лысой майорской макушки до ногтей на пухлых пальцах рук и подагрических пальцах ног самый взыскательный критик манер и одежды, даже сам прославленный Тервидроп, не сумел бы указать ни одного изъяна. Добавим к этому, что речь майора была столь же безупречна, как и его облик, а также, что он был заслуженным воином и бывалым путешественником, чья память казалась обширным хранилищем богатого опыта, приобретенного за долгую, изобиловавшую приключениями жизнь. Соедините все эти качества воедино — и вы не усомнитесь, что знакомство с майором могло бы показаться весьма желательным и приятным.

Однако с огорчением приходится признать, что некоторые из тех, кто пользовался этой привилегией, придерживались прямо противоположного мнения. О майоре ходили слухи, бросавшие серьезную тень на его репутацию, и они получили такое распространение, что, когда бравый майор выставил свою кандидатуру в некий весьма аристократический клуб, он был позорнейшим образом забаллотирован, хотя его кандидатуру поддерживали лорд и баронет. На людях майор посмеивался над этим фиаско и, казалось, считал его забавной шуткой, которую сыграла с ним судьба, но в глубине души он негодовал и возмущался. Как-то раз он сбросил маску притворного равнодушия, играя на бильярде с высокородным Фунгусом Брауном, которому, как поговаривали, он был в значительной мере обязан своим провалом.

— Черт побери, сэр! — внезапно воскликнул ветеран, поворачивая побагровевшую физиономию к своему партнеру и выпячивая грудь. — В былые дни я вызвал бы вас всех, сэр, всю вашу проклятую братию, начиная от старшин и кончая всеми остальными. Да, вызвал бы, клянусь дьяволом!

Во время этой яростной тирады лицо высокородного Фунгуса побелело в той же мере, в какой побагровело лицо майора, и он от души пожалел, что, похваляясь в беседе с кое-какими знакомыми недоступностью вышеупомянутого клуба для выскочек-плебеев, он неосторожно привел в качестве доказательства неудачу майора.

Однако было бы не так просто объяснить, чем именно вызывалось то смутное недоверие, с которым многие относились к старому воину. Конечно, он играл на скачках и, по слухам, даже получал от служащих конюшни и от жокеев тайные сведения, нередко приносившие ему значительную выгоду, но ведь это отнюдь не было редкостью в обществе, в котором он вращался. Несомненно и то, что майор Клаттербек любил играть в вист по гинее за взятку и на бильярде на весьма значительные ставки, однако подобным азартным развлечениям предаются многие люди, которые в прошлом вели бурную жизнь и ищут острых специй, чтобы сдобрить будничное существование. Быть может, причина заключалась в том, что умение майора играть на бильярде в разных случаях поразительным образом менялось и порой его скверная игра давала повод заподозрить, будто он, говоря языком посвященных, старается «взвинтить ставки». Суровое осуждение вызывала также горячая дружба, которая частенько завязывалась между старым воином и пустоголовыми юнцами, которых он любезно начинал приобщать к этой квазисветской жизни и учить, когда и каким образом им следует проматывать их деньги. Возможно также предубеждение против майора укреплялось и потому, что его резиденция никому не была известна, да и вся его жизнь за порогом различных его клубов была окутана тайной. И все же, как бы ни чернили его враги, они не могли отрицать того факта, что Тобиас Клаттербек был третьим сыном высокородного Чарльза Клаттербека, который, в свою очередь, был вторым сыном графа Данросса, чей род считался одним из самых древних в Ирландии. Старый воин неизменно знакомил со своей родословной всех, кто его окружал, и непременно — вышеупомянутых пустоголовых юнцов.

И в тот день, о котором мы сейчас поведем рассказ, майор ораторствовал именно на эту тему. Стоя на верхней площадке широкой каменной лестницы великолепного дворца, который его обитатели непочтительно окрестили «Бесхвостой лошадью», он подробно рассказывал смуглому молодому человеку с бычьей шеей, какие именно брачные союзы в конце концов завершились созданием его собственной корпулентной прямой фигуры. Собеседником майора был не кто иной, как Эзра Гердлстон, младший компаньон прославленной фирмы того же названия; прислонившись к колонне, он угрюмо выслушивал семейную хронику майора и время от времени позевывал, даже не пытаясь этого скрыть.

— Это же ясно, как пять пальцев, — сказал старый воин с такой хриплой ирландской интонацией, словно его голос доносился из-под перины. — Ну-ка, посмотрите, Гердлстон, вот мисс Летиция Снеклс из Снеклтона, кузина старого сэра Джозефа… — Тут майор постучал серебряным набалдашником своей трости по большому пальцу, который должен был представлять девицу Снеклс. — Она выходит замуж за Крауфорда, лейб-гвардейца, — за одного из уоркширских Крауфордов. Вот он, — тут он поднял пухлый указательный палец, — а вот их трое детей: Джемима, Гарольд и Джон (вверх поднялись еще три пальца). Джемима Крауфорд вырастает, и Чарли Клаттербек похищает ее. Второй мой большой палец предоставляет шалопая Чарли, а другие мои пальцы…

— Чтоб они провалились, ваши пальцы! — с чувством воскликнул Эзра. — Все это очень интересно, майор, но было бы гораздо яснее, если бы вы изложили эти сведения в письменном виде.

— Я так и сделаю, мой милый! — бодро воскликнул майор, ничуть не смутившись от того, что его столь грубо перебили. — Я изложу все это на большом листе бумаги. Дайте-ка вспомнить! Фенчерч-стрит? Э? Пошлю вам, конечно, в контору. Впрочем, достаточно написать «Гердлстон, Лондон» — и письмо вас найдет. Я на днях говорил о вас с сэром Месгрейвом Муром — стрелковый полк, как вам известно, — и он сразу понял, о ком идет речь. «Гердлстон?» — говорит он. «Он самый», — говорю я. «Торговый магнат?» — говорит он. «Он самый», — говорю я. «Я был бы счастлив познакомиться с ним», — говорит он. «И познакомитесь», — говорю я. — Самая знатная семья в графстве Уотерфорд.

— Наверное, знатности больше, чем денег, — заметил молодой человек, поглаживая свои пушистые черные усы.

— Черт побери! Так, да не так. Он отправился в Калифорнию и привез оттуда двадцать пять тысяч фунтов. Я встретил его в Ливерпуле в самый день его приезда. «Мне эти деньги ни к чему, Тоби», — говорит он. «Что так?» — спрашиваю я. «Слишком мало, — говорит он. — Ровно столько, чтобы выбить меня из колеи». «И что ж ты думаешь делать?» — говорю я. «Поставить их на фаворита на сентлиджерских скачках», — говорит он. И поставил — все до последнего гроша. А лошадь проиграла полголовы на самом финише. Джек спустил все двадцать пять тысяч за один день. Святая правда, сэр, клянусь честью! Он пришел ко мне на следующий день. «Ни гроша не осталось», — говорит он. «Совсем ничего?» — спрашиваю я. «Только одно», — говорит он. «Самоубийство?» — спрашиваю я. «Женитьба», — говорит он. И не прошло и месяца, как он женился на второй мисс Шатлуорт — пять тысяч годового дохода да еще пять тысяч, когда лорд Данджнесс протянет ноги.

— Вот как? — лениво заметил его собеседник.

— Святая правда, клянусь честью! И кстати… А, вон идет лорд Генри Ричардсон. Как поживаете, Ричардсон, как поживаете? Черт! Я помню Ричардсона еще в Клонгоусе, когда он был белобрысым мальчишкой и я, бывало, пускал в ход сапожную щетку, чтобы проучить его за дерзость. Ах, да! Я же собирался сказать… Чертовски неприятный случай… Ха-ха… Смешно, но очень досадно. Дело в том, мой милый, что второпях я забыл свой кошелек на комоде в спальне, в моей скромной обители, а Джоррокс только что пригласил меня сыграть на бильярде на десятку. Но я отказался, потому что без денег в кармане не играю. Пусть Тобиас Клаттербек беден, мой дорогой друг, но… — Тут майор выпятил грудь и постучал по ней круглым, похожим на губку кулаком, — он честен, и долги чести выплачивает сразу. Нет, сэр, про Тобиаса никто ничего дурного не скажет, только одно — что он старый дурак при половинном жалованье и сердца в нем побольше, чем ума. Впрочем, — прибавил он, внезапно меняя сентиментальный тон на деловой, — если вы, мой милый, одолжите мне эти деньги до завтрашнего утра, я с удовольствием сыграю с Джорроксом. Немного есть людей, кого я попросил бы о подобной услуге, и даже от вас я возьму деньги только на самый короткий срок.

• Предыдущая
• 17/93
• Следующая