Аномальщик (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 44

Приземлился я мягко, на трупы. Само собой, сгруппировался в полёте. И всё равно приземление вышло излишне жёстким. Ещё и зубы себе чуть коленом не выбил, губу разбил, спина, кажется, хрустнула… Лять, мне сорок лет! Какие полёты с крыши, какие крысы?

— Аааааа!!!! Сука! Сука! Блять! Сдохни тварина!!!

От рассуждений о возрасте меня отвлекла крыса, впившаяся своими милыми зубками мне в бедро. Как же больно! Но крысу я просто забил. Руками. Первым же ударом чуть не перебил ей хребтину, со всей дури врезав по ней ребром ладони. И пока у крысы звёздочки над головой летали, разжал ей челюсть, схватил за задние лапы и просто уе**ал этой тварью об землю. Раз, другой, третий, пока голова уже бесчувственной крысы не встретилась, наконец, с камнем, и не лопнула, разметав мозги по сторонам.

Что характерно, прочие крысы при этом благоразумно сделали пару шагов назад.

— Куда, падлы??? — заорал я. — А ну стоять, блядины! Вы на кого, суки, пасть раззявили?

Схватив первое, что попалось под руку, я кинулся на крыс. То ли от боли, то ли в крысиной слюне яд какой галлюциногенный содержался, но у меня, кажется, в тот момент конкретно поплыла крыша.

Нет огнестрела? Херня! Я на повышенной сложности с одной монтировкой Халву проходил! Кто не спрятался, я не виноват!

А под руку мне подвернулась остро заточенная сапёрная лопатка. Не эти ваши новомодные, складные, с китайского посылторга, а настоящая, кондовая, советская, с клеймом и обалденно удобным черенком с небольшим утолщением на конце. И, похоже, дед хорошо понимал, что точить её надо вкруговую.

У первой же крысы, попавшей под удар лопатки, раскрывается на две половинки череп. Следующей я прямо в полёте провожу операцию по удалению зубов, а заодно и нижней челюсти. Хруст костей, брызги крови и крысиных мозгов с лёгкостью смывают такой тонкий налёт цивилизации, будят во мне зверя. Ярость, которую я не испытывал с девяностых, с уличных драк стенка на стенку, когда в ход шли цепи и бейсбольные биты, эта ярость берсерка поднимается во мне волной.

Одна крыса кидается мне под ноги. Да, я запинаюсь, но ухожу в кувырок, встаю и ударом берца вбиваю очередную тварь в землю. Перехватываю лопатку двумя руками, бью вертикально, и её голова летит прочь. Хватаю труп за заднюю лапу и швыряю в толпу. Крысы отступают, а я нападаю. Вот так! Сколько можно обороняться?

— Хотели попасть в город? — я не кричу, а почти рычу в экстазе боя. — Вы не пройдёте! Вы все поляжете здесь, станете удобрением для картошки!

Майя… Дура, куда ты лезешь? Она прыгает с крыши вслед за мной, с моим автоматом, и нападает на крыс сзади, пока они отвлеклись на меня. Колет штыком, топчет ногами… Так, нельзя, чтобы они обратили на неё внимание!

Где крысиный король?

Оборачиваюсь, и вижу его в высокой траве. Следит оттуда за мной.

В этот момент я не думаю о том, что крысы, вообще-то, никого не трогали, пока мы сами на них не напали. Они виноваты лишь в том, что принесли с собой заразу. И я просто иду вперёд, раскручивая лопатку.

Кричит Майя, крысы добрались и до неё. Я останавливаюсь в нерешительности, смотрю на неё. Но нет, Майя справляется. Да, её укусили, и даже не один раз, но каждая из крыс получила штыком в глаз. А моя девочка, умница, прижалась спиной к сарайке, и теперь ей не надо думать о нападении сзади.

Поворачиваюсь к крысюку и оскаливаюсь. Он всё понимает, кажется, пытается пятиться, хрюкает испуганно. В ответ хрюкает вся стая, все штук двадцать с небольшим особей, и десяток личных телохранителей «короля». И все разом бросаются на меня.

Укусы я уже не чувствую. Ноги как будто онемели, не ощущают боли. Но ещё пока слушаются, и я стараюсь не терять время. Лопатка в моих руках становится орудием неотвратимой кары. Не за преступление, за то лишь, что оказались не тогда и не там. Я не чувствую ни жалости, ни сострадания. Это даже не крысы, это всего лишь резервуары для заразы.

Я понимаю, что мои шансы выжить уменьшаются с каждым укусом, каждой царапиной, каждой попавшей на меня каплей крови. Респиратор давно потерян, как и очки, которые из-за размазанной по ним крови стали непригодными. Только перчатки на руках ещё держатся. Всё это не имеет значения. Даже если нам суждено погибнуть, это всё же будет иметь смысл. Но погибать я не собираюсь.

Когда крыс остаётся всего с десяток, они начинают отступать. Крысюк хрипит, хрюкает и визжит, но рядовые крысы больше не слушают его. Они отходят, отходят шаг за шагом.

И в этот момент маленький серый комочек, про которого я в горячке боя даже забыл, прыгает с крыши и бросается к крысюку. Тот пытается схватить енота зубами, но Чарли быстрее. Он взлетает крысюку на спину, хватает его передними лапками за голову, и вдруг замирает.

Замирает Чарли, замирает крысиный король, замирают рядовые крысы. А потом крысюк снова что-то протяжно хрюкают, и рядовые крысы, визжа и мотая головой, снова идут ко мне. Они будто сопротивляются, но делают шаг, потом ещё. И бросаются на меня в безнадёжной самоубийственной атаке, одна за другой. И также, по очереди, гибнут, рассечённые лопаткой.

Последним подтягивает своё тело крысюк. А на его шее, сжав крысиную голову маленькими лапками, восседает Чарли.

Замахиваюсь, Чарли отпрыгивает в сторону, и я наношу удар милосердия, можно сказать.

Стая — всё.

А мы ещё живы.

Хотя, возможно, временно.

Я уже не чувствую ног, и не падаю только из-за упрямства. Майя оперлась спиной о стену и стоит, сжав в руках автомат, приготовилась колоть, но колоть больше некого. Она просто стоит с открытыми глазами и, кажется, ничего не видит вокруг.

— Дай, — говорю я ей, и с усилием вырываю из её рук автомат.

Вешаю себе на плечо. Подбираю второй, Майкин, и тоже к себе. Утеря оружия… что там по уставу?

— Майя… — трясу её, но девушка не отвечает.

Она заваливается на меня, и я подхватываю её на руки. Я знаю, я чувствую, что она жива. Вижу, как бешено бьётся жилка у неё на шее. Шок от кровопотери — вот что это. Сердце колотится чаще, чтобы компенсировать нехватку объёма крови. Кладу напарницу на землю. Обе её ноги в укусах, но хуже всего — под коленом, кажется, задеты крупные сосуды. Разрываю её же штанину, стараюсь не принимать близко к сердцу это кровавое месиво. Просто складываю ткань в несколько слоёв, ищу глазами, чем перевязать, и вижу моток шпагата. Обматываю плотно, насколько могу.

Надо выбираться…

Перед глазами всё плывёт… Подхватываю Майю, закидываю её на плечо. Какая она тяжеленная! Еле встаю, меня шатает. Надо идти…

Проходит час, или два… а я всё иду и иду, делаю ещё шаг… ещё… Картофельная ботва хватает меня за ноги, и я падаю, падаю, падаю…

— Вон там, кажется, кто-то шевелится, — Коля указал командиру бойцов, который так и не представился, на сарайку позади картофельного поля.

— Подходим аккуратно, руками ничего не хватаем, стрелять только по приказу! — ещё раз повторил командир, и Коля кивнул.

Цепь двинулась дальше.

В это самое время Лёха, ничего уже вокруг не видя, закинул Майю на плечо и встал, шатаясь. Автоматы остались лежать на земле.

То, что это именно Лёха с Майей, было и так понятно, просто некому больше здесь оказаться. Но вот их состояние…

Наплевав на командира, Коля с Витей, Максом и Пашкой кинулись к своим.

— Стоять! — услышали они сзади, но даже не обернулись.

И когда Лёха, окончательно обессилев, повалился вместе со своей ношей в картофельные посадки, их подхватили руки друзей.

— В карантин все пойдёте, идиоты! — командир с остальными бойцами остановились на почтительном расстоянии.

— Ничего, вместе не то что в карантине, на губе посидеть можно! — ответил Пашка, помогая аккуратно уложить Майю.

— Товарищ старший лейтенант, — Коля вызвал взводного по рации, — Неверова с Буровой нашли. Оба без сознания, все в крови, множественные рваные раны. Кажется, их покусали.